— Спасибо, Джо… — Рокуэлл разогнулся и оперся на руку. — Полковник мне устроил действительно приятное свидание.
— Прости, Рок. Я солдат.
— Ты забыл, что ты солдат американской армии, — с горечью сказал Рокуэлл и, пошатываясь, встал.
— Ты еще не понял…
— Молчать! — прервал Кинга полковник и указал на Рокуэлла: — В яму щенка! Пусть проветрится.
Его повели в темноту, толкнули, и он полетел вниз, хватаясь за сухие мягкие комья земли.
Яма. Время — вечность. Начинает светать. Над головой небо, закрытое сгустками облаков. Падает первая капля дождя. Потом ливень. Глинистые края ямы набухают, сползают.
— Смит, наверх! — крикнул выросший наверху солдат.
Оставляя отпечатки рук и коленок на вязкой глине, Рокуэлл выполняет команду.
— Вперед! Кажется, для вас все кончилось.
«Все кончилось, — про себя повторяет Рокуэлл слова солдата. — Расстреляют!»
Его ведут к дому. Вводят в кабинет.
Полковник в свежевыглаженной русской форме встал из-за стола.
— Садись, лейтенант, и угощайся сигарами.
— Вы удивительно добры. Перед казнью приговоренному положено чистое белье, и, может быть, все-таки накормите, то-варищ-щ! — Рокуэлл особенно выделяет последнее слово и кривит рот.
Полковник с улыбкой смотрит на изможденное, заросшее лицо пленника, оглядывает заляпанную грязью одежду.
— Да, здорово за двое суток скрутило тебя… Курящий не отказался бы от таких сигар… Ты выдержал испытание и теперь далеко пойдешь, парень. Пророчу тебе ответственную работенку. Твой коллега Кинг оказался слабее. Впрочем, нам подходит и такой сорт. Настоящему бойцу нужна психологическая закалка. То, что с тобой произошло, забудь и держи язык за зубами. Правда, тайна моего лагеря раскрыта болтунами из «Старз энд страйпс».[22] Они оповестили весь мир, как мы готовим своих ребят оказывать сопротивление коммунистическому промыванию мозгов в случае, если они попадут в плен к красным…
Только теперь до Рокуэлла со всей ясностью дошел смысл происшедшего.
— Так вы… не русский!
— Полковник Уолтер к твоим услугам… Чтобы испытать своих ребят, мы устраиваем эту небольшую провокацию.
— Вы юморист, господин Уолтер.
— Ты, конечно, не в восторге! Но у тебя трезвая голова, и ты понимаешь необходимость почти для каждого пережить психическое состояние, вызываемое внезапным переходом от нашего образа жизни к жизни военнопленного.
— Теперь все отлично понял.
— Иди прими ванну, переоденься, закуси, а завтра махнешь через океан для службы на новой должности.
— Как вы чувствуете себя в русской форме, полковник?! Не тесно?
— Не надо острить! Слышал что-нибудь об условных рефлексах? Дельная наука! Ха, ха, русская форма! Если взять собаку и, сунув ей под нос красную тряпку, бить ее, то после нескольких сеансов она будет скулить при виде тряпки и без битья.
— Благодарю за комплимент, сэр! — поклонился Рокуэлл.
— Не принимайте близко к сердцу, лейтенант. Вас выдвигают, а за все надо чем-то платить.
Уолтер под руку проводил Рокуэлла до дверей, объясняя, куда ему пройти, и пожелал счастливого воздушного плавания. Но если бы он знал, какую проблему начал решать мозг лейтенанта и как он решит ее в будущем, он бы послал Рокуэлла ко всем чертям.
Черная жаба
— Старший лейтенант Смит!
Голос командира отряда оторвал Рокуэлла от письма, но не тронул сознания. Будто издалека слышался голос сестры: «Она просила тебя приехать и прийти на могилу. «Я все равно его увижу, я все равно попрощаюсь с ним», — сказала она…»
— Старший лейтенант! Вы что, оглохли?
— Простите, шеф! — Рокуэлл вскочил из-за стола. — Я получил неприятное известие.
— Что такое?
— Умерла мать.
— Я думаю, это не повод для отказа от вылета?
— Нет, сэр… До взлета полчаса.
— Двадцать шесть минут! — застучал полированный ноготь по стеклу наручных часов. — Уточняю задачу… Над Северным морем передадите свои координаты. На Оркнейских островах дозаправка. Пройдете Ашфорд и через Па-де-Кале вернетесь.
— Ясно! — Рокуэлл затянул пояс высотного комбинезона и вышел из комнаты.
Бомбардировщик «особого отряда» стоял над транспортной ямой. Луч прожектора упирался в фюзеляж, вырисовывая на фоне ночи длинный, стремительный корпус самолета.
Где-то под землей загудел электромотор. Из черного зева подземного склада к самолету двинулась серая лента транспортера. Она скользила медленно и плавно, словно несла хрупкий, легко бьющийся предмет. Сначала на свету показалась тупая закругленная часть, а затем выползла вся бомба. С широкими перьями стабилизатора и белой полосой на лоснящемся туловище, лениво покоясь на матраце из пенопласта, она тащила за собой уродливую тень.
«Жаба! Раз квакнет — и мира нет!» — эта мысль возникала у Рокуэлла перед каждым вылетом.
Транспортер поднес бомбу к открытому люку самолета. Ловкие руки оруженцев подхватили ее, быстро закрепили на держателях.
— Готово, старлей!
— Что, готово? А рентгеноскопия подвесок? — раздраженно напомнил Рокуэлл.
— Подвески проверены и опломбированы!
— «Проверены»… — заворчал Рокуэлл. — Подать лестницу к кабине! «Проверены»… — бормотал он, залезая в кабину.
Пальцы автоматически потрогали рычаги, безошибочно находя их в темноте, затянули воротник гермошлема, опустили лицевой щиток и нажали стартер. Сопло двигателя выбросило факел, натужно засвистело.
— «Хаан-два», тринадцатому старт? — запросил Рокуэлл.
— Четвертая полоса. Взлет в два сорок шесть, — ответили с КП.
Припав на переднее колесо, самолет тронулся с места. Лучи крыльевых фар заскользили по шестигранным плитам бетонированной дорожки, высвечивая жухлые пучки травы в стыках, масляные пятна, черные линии горелой резины от заторможенных колес. В ярком свете играли ночные мотыльки, глупо тычась в стекла.
Четвертая взлетная полоса.
— Включаем радиофон, — предупредили с командного пункта, и сразу в уши ворвался металлический голос, записанный на пленку: — До взлета осталась минута. Пятьдесят секунд… Сорок… Десять… Одна. Старт!
Рокуэлл, отжав рычаг газа, послал самолет вперед. Невидимый бугорок подбросил самолет. Надо дать ему снова коснуться, чтобы он набрал достаточную скорость для отрыва, но Рокуэлл до хруста в пальцах сжал штурвал и остановил интуитивное движение. Самолет поколыхался над землей, потом все же набрал скорость и полез вверх.
«Неужели трусишь, старина?» — легко вздохнул Рокуэлл.
