Не отрывая от женщины глаз, царь молвил:
— Ты прекраснее других, а посему тебе и дозволено более, чем другим. Я прощаю тебе то, что ты осмелилась переступить порог ападаны. Прощаю и велю приготовить для тебя кресло рядом с царем.
Пока готовили для нее место, Валтасар все более возбуждался.
— Как ты прекрасна! Ты прекраснее всех жен, которых я знал. Прекраснее той скифки. Если бы над твоим лоном не тяготело проклятье, я сделал бы тебя царицей Вавилонии. Мой род нуждается в наследнике. А ты, Телкиза, бесплодна, как пустыня и пепел. Как ни горяча пустыня, как ни жжется углями пепел, а нет в них дыхания жизни… Вот почему я прошу Мардука вернуть мне скифку.
Оглушенная его словами, Телкиза опустилась в кресло.
Валтасар же обратился к Исме-Ададу:
— Поэтому я желаю, чтобы Мардук вернул мне скифку! Или тебе невдомек, святейший, какая это утрата для царя-победителя? Спасти Вавилон — и потерять женщину, над которой не тяготело проклятье.
Телкиза искоса взглянула на Набусардара. Привлечь внимание. мужа, обворожить своей красотой, чтобы ее одну счел он достойной своей любви! С этой целью облачилась она в свой роскошный наряд. Халдейский трон уже не прельщал ее. Война притупила ее чувства, а плотские удовольствия изнурили Телкизу, и она искала успокоения в ровной, заботливой любви Набусардара. Здесь, в ападане, могла бы вновь возродиться их давняя близость, и Телкиза взглядом напоминала мужу о былых радостях любви.
Но Набусардар не смотрел в ее сторону, умышленно затеяв разговор с сановником по внутренним делам.
Телкизе почудилось, будто у нее останавливается сердце.
Уязвленная до глубины души, униженная, она горько посмеялась над собой. Сама израненная, она призвана врачевать раны царя… Чувствуя себя обманутом и сознавая свое сумасбродство, Телкиза неожиданно рассмеялась.
Валтасар повернулся к ней.
Телкиза вновь безудержно расхохоталась прямо ему в лицо.
Это задело Валтасара.
— Чему ты смеешься, Телкиза? — вскричал он.
— Как же мне не смеяться, когда я вижу, как плутуют с нами боги? Я, первая женщина Вавилона, приношу им богатые жертвы, а любовь вымаливаю, как последняя рабыня. Ты, царь Вавилона, возлагаешь на их алтари несметные богатства, однако любовь тоже вымаливаешь, как последний раб. Видно, не все правда, что говорят нам служители храмов о наших небесных владыках. Спроси об этом святейшего Исме-Адада. Ведь ты же царь!
— Истинный царь, — поспешил откликнуться верховный жрец, — и сын богов, которому всем надлежит повиноваться, как повинуются примерные чада своим родителям.
— Я уже сегодня говорил тебе, святейший, что ты мудр, но мудрецов я не жалую.
Телкиза хохотала. Ее смех не отличался от грубого хохота грузчиков с пристани. Телкиза держалась вызывающе, показывая, как мало придает она значения условностям света.
— Твой смех, княгиня, — заметил верховный жрец, — вою шакала подобен, так не пристало смеяться прекрасным женам.
— Ну как же тут не посмеяться от души: святейший все так хорошо объяснил царю, а царь в толк не возьмет… — Телкиза оперлась головой о спинку кресла. — Однако я твоя гостья, Валтасар, вели же подать мне вина, — усмехнулась она. — Вели подать мне вина и пусть лютни играют! Прекраснейшая из жен Вавилона хочет залить свою печаль крепким вином, хотя бы ржаной водкой, и веселиться, веселиться…
Ей налили в кубок вина девяти разных сортов. Телкиза пила, не отрываясь и не сводя глаз с Набусардара.
— Это чтоб долго жил тот, кого я люблю! — заявила она и поставила на стол опорожненный кубок. — А теперь выслушай меня, Валтасар, — обратилась она к царю. — Святейший Исме-Адад тебе все хорошо объяснил. Он сказал, что ты сын богов. Да, ты сын бога. Народ видит и почитает в тебе сына божьего. Но Исме-Адад забыл сказать, что больше всего боги любят тех из своих сыновей, кто, имея глаза, не видит, имея уши, не слышит, имея сердце, не чувствует.
— Княгиня! — вознегодовал верховный жрец.
— О, — улыбнулась ему Телкиза, — кажется, мне подмешали в вино правды, дозволь же не лгать хоть раз в жизни.
Вельможи жаждали развлечений и надеялись потешиться, услышав речи Телкизы. Они дружно подняли кубки и махнули музыкантам.
— Я не хочу сказать ничего худого, Валтасар. — Телкиза придвинулась к царю и, скрывая истинный смысл своих слов, продолжала: — У тебя есть глаза, да ты не видишь, что тебя окружают женщины более прекрасные, чем та скифка. У тебя есть уши, да не слышишь ты, с какой мольбой взывают к тебе самые прелестные девы. Имея сердце, не чувствуешь ты, ослепленный одной-единственной, как остальные жаждут вместо ее хлада влить в твое сердце любовь и огонь. До сих пор оно было словно из камня. Так докажи, что оно из плоти и крови, что жаждет оно милостей Иштар. Не только мечом, но и любовью докажи, что ты царь. Люби и любим будешь. Будешь любим всеми женами Вавилона, всеми женами иных племен, всеми женами мира… не погнушайся осушить со мной еще один кубок!
— Хорошо, Телкиза, — откликнулся он с воодушевлением и приказал налить себе и ей золотистого нектара в золотые кубки. — Ты Права, стоит ли убиваться из-за одной скифки?!
Оба до дна осушили кубки.
Голова у Валтасара пошла кругом.
— Всем налить вина, пускай все пьют. Я хочу наконец стать таким же веселым, как некогда, в царствование Набонида, когда я жил, не ведая ни забот. ни печали.
Во всех концах залы звенели чаши, лилось вино.
— Хочу, чтоб играла музыка и плясали девы. Привести сюда музыкантов со всей Муджалибы, со всего Вавилона, со всего света! А ну, плясуньи! Больше жизни! Сегодня царит радость и красота!
Словно по мановению волшебной палочки, в залу со всех сторон вбежали очаровательнейшие девушки.
Под ликующие звуки всевозможных инструментов гости подняли кубки, возглашая здравицу за царя-победителя.
Верховный жрец едва ли не первым опорожнил кубок, подавая пример Валтасару, — он знал, что чем яростней предается царь кутежам и любви, вину и женщинам, тем послушнее он станет. Жрецы Храмового Города не забыли о прежнем своем могуществе, и им было безразлично, какими средствами они вернут его себе.
Исме-Адад и Валтасар одновременно поставили на стол пустые кубки, и глаза их невзначай встретились.
Верховный жрец с напускным жаром воскликнул:
— Пусть слава твоя простирается до звезд, о царь!
— Выше звезд! — поправил его Валтасар. — Выше владений Мардука!
— Выше, выше звезд, если будешь почитать избранного среди богов, всемогущего Мардука, — льстил верховный жрец Валтасару.
— Не думаешь ли ты, святейший, что я еще и Ягве стану поклоняться? — захохотал царь. — Теперь я уже знаю верный способ, как изгнать его из Халдейского царства.
И Валтасар указал рукой на стену, вдоль которой стояли толстые свечи на высоких подставках. Спиной к ним расположились по одну сторону вавилонские музыканты с инструментами из слоновой кости, по другую — сто иерусалимских юношей с арфами в руках.
Верховный жрец, сановники, советники, военачальники обратили свои взоры к стене. Посмотрела туда и Телкиза.
Юноши были очень красивы и стройны.
Валтасар велел подыскать таких, чтобы потом расставить их по. всему дворцу наподобие статуй. А чтоб унижение для них было чувствительнее, он остановил свой выбор на юношах знатного происхождения, хороших певцах и искусных в игре на музыкальных инструментах. Пусть князья и вельможи, пусть вся вавилонская знать, видит, что смеет позволить себе их царь.
Увидев юношей, Телкиза вожделенно улыбнулась и взглянула на царя.
— Подари мне их, Валтасар, — попросила она, — это будет поистине царский подарок…
— Гм, — раздраженно хмыкнул Валтасар, — не могу я их подарить, они будут стоять изваяниями по всей Муджалибе.
— А ты не слишком щедр к той, которая… — Притворившись обиженной, Телкиза настаивала, желая распять на кресте сердце Набусардара.
Да, раз уж она несчастна, пусть и он не изведает счастья. Пусть и его душа превратится в клубок змей, пусть и его ужалит ревность.
— А ты не слишком щедр, — повторила она, — к той, которая указала тебе на самых очаровательных, самых нежных, самых соблазнительных жен в царстве. Или ты забыл, что только благодаря мне обладал ими первый? Но, конечно, прекраснее не только кипрских и скифских женщин, а и самой Дарии — дочь Гамадана, о ней тоже сказала тебе я. Так неужели ты не подаришь мне иерусалимских юношей?
Она с нетерпением ждала ответа, глядя то на царя, то на стоявших возле певцов, иссиня-черные кудри которых блестели в мерцающем пламени свечей.
Сгорая от нетерпения, она украдкой поглядывала также поверх головы царя на Набусардара, полагая, что того сразит ее злонамеренное признание.
Но Набусардар и бровью не повел, он лишь отметил про себя: «Так это ее рук дело…»
Да, это было дело ее рук, и в эту минуту она всем своим существом жалела, что не может отомстить ему еще больнее..
