горгон, ихор саламандр, споры смертоносных грибов, спинной мозг сфинксов и другие столь же диковинные и вредоносные вещества, волшебник разыскал нужные ему эссенции. Влить их в кипящий котел было минутным делом, и, закончив, он стал хладнокровно ждать возвращения рептилий.
Женщина-цветок тем временем перестала стонать и содрогаться в конвульсиях. Маал-Двеб понял, что она умерла, ибо существа подобного рода, столь варварски вырванные из родной земли, не могли выжить. Она поникла на своем ложе из лепестков, что окутывали ее темно-красным саваном. Маал-Двеб бросил на нее короткий взгляд, в котором читалось сочувствие, но тут раздались голоса семи испазаров, вернувшихся в лабораторию.
Они приблизились к колдуну, двигаясь прямо, подобно людям, на своих коротких ящеричьих лапах и сложив на спинах темные рубчатые крылья, а их глаза светились во мраке лаборатории красным огнем. Двое были вооружены длинными зазубренными клинками, а остальные несли огромные алмазные пестики, намереваясь, вне всякого сомнения, растолочь ими останки вампирского цветка.
При виде кудесника они изумились и рассердились. Шеи и тела их начали раздуваться, как клобуки кобр, и все семеро громко, устрашающе зашипели, что напоминало свист струи пара. Вид их ужаснул бы любого обычного человека, но Маал-Двеб невозмутимо смотрел им в глаза, ровным тихим голосом повторяя вслух заклинание верховной защитной силы. Испазары бросились к нему. Одни зазмеились по полу, другие, отчаянно хлопая крыльями, взвились в воздух, чтобы атаковать сверху. Но все они тщетно бились о невидимую защитную сферу, которую Маал-Двеб создал вокруг себя магическим заклинанием. Странно было видеть, как рептилии кровожадно царапают пустой воздух и тщетно размахивают своим оружием, которое отскакивало, звеня, точно от медной стены.
Тогда, убедившись, что перед ними колдун, они пустили в ход свою нечеловеческую магию. Создав из воздуха заряды багрового пламени, что извивалось и металось непрестанно, подобно гигантским питонам, они попытались поразить защитную сферу, оттесняя ее назад, как щит, который подается под натиском превосходящей силы. Но им так и не удалось полностью разрушить ее. Кроме того, они запели зловещие шипящие руны, призванные оковать память колдуна и стереть из памяти заклинания его магии. Маал-Двебу пришлось немало потрудиться, отражая змеящиеся молнии и борясь с руническим колдовством, и кровь мешалась с потом на его взмокшем от напряжения лбу. Но все же, хотя молнии били все ближе и ближе, а пение звучало все громче и громче, он твердил заклятие силы, и оно по-прежнему защищало его.
Внезапно грозные песнопения заглушило шипение котла, который кипел намного более бурно, чем прежде, из-за тех веществ, которые Маал-Двеб тайком туда подсыпал. Между вспышками змеистых молний волшебник увидел, как густой дым, черный, словно испарения предвечной трясины, поднимается над котлом и расползается по лаборатории.
Вскоре эти испарения окутали испазаров, точно облако мрака, и те вдруг начали необъяснимо извиваться и спотыкаться в приступе странной агонии. Огненные ленты зарядов растаяли в воздухе, и шипение крылатых тварей стало невнятным, похожим на змеиное. Повалившись на пол под густеющим черным облаком, они ползали на животах туда-сюда, как обыкновенные рептилии. Сквозь клубы густого дыма время от времени видно было, что они становятся все меньше и меньше, съеживаются, как будто адское пламя пожирает их изнутри.
Все произошло в точности так, как рассчитал Маал-Двеб. Испазары позабыли свою науку и магию: стремительное вырождение, отбросившее их на начальную ступень развития змей, поразило их из-за колдовского действия пара. Однако, прежде чем это превращение завершилось, Маал-Двеб впустил одного испазара в свою сферу, служившую ему теперь для защиты от испарений. Существо лизало его ноги, точно ручной дракон, признавая в нем хозяина. Некоторое время спустя черное облако стало рассеиваться, и взгляду колдуна предстали оставшиеся испазары, которые теперь были размером не больше самых обычных болотных змей. Крылья их сморщились, превратившись в бесполезные придатки, и они с шипением ползали по полу среди перегонных кубов, тиглей и реторт. Вот и все, что осталось от их утраченного знания.
Маал-Двеб несколько секунд глядел на них не без гордости за собственное колдовство. Борьба была трудной, даже опасной; пожалуй, он полностью победил свою тоску – во всяком случае, на некоторое время. С практической точки зрения он поступил весьма предусмотрительно, ибо, избавив женщин-цветов от их мучителей, он одновременно устранил возможную угрозу своему владычеству над миром трех солнц в будущем.
Повернувшись к испазару, которого сохранил для своих целей, Маал-Двеб удобно устроился у него на спине, за толстым гребнем, где сходились крылья, и произнес магическое слово, понятное укрощенному чудищу. Взмахнув огромными крыльями, оно послушно поднялось в воздух, вылетело через высокое окно, навсегда покинув цитадель, куда не было доступа ни человеку, ни любому другому бескрылому существу, пронесло волшебника над красными отрогами мрачных гор, через долину, где обитало племя цветов-вампирш, и опустилось на мшистом холме, у конца того серебряного мостика, по которому Маал-Двеб попал на Вотальп. Там колдун спешился и в сопровождении ползущего за ним испазара пустился в обратный путь на Циккарф через бесцветное облако над бездной, существующей сразу во многих измерениях.
Посреди этого необычного перехода он неожиданно услышал за спиной громкое хлопанье крыльев, которое почти тут же резко стихло и больше не повторялось. Оглянувшись, он увидел, что испазар упал с моста и бессильно соскальзывает в бездну умопомрачительной геометрии, откуда нет возврата.
Темная эра
Лаборатория выглядела как цитадель. Она стояла на высоком крутом утесе, к которому с одной стороны подступали горы еще выше, а с другой открывался вид на бессчетные долины, покрытые еловым лесом и рассеченные зубчатыми кряжами. По утрам солнце всходило над заснеженными пиками, а вечерние закаты пылали за речной равниной, где поля былых сражений уже заросли деревьями, а среди руин некогда сибаритствовавших городов рыскали дикари в одеждах из звериных шкур.
Люди, построившие эту лабораторию в годы стремительного крушения величайшей земной цивилизации, проектировали ее как неприступную твердыню науки, предназначенную для спасения существенной части знаний и мудрости человечества, которому предстояло долгое нисхождение во тьму варварства.
Стены были возведены из отесанных валунов с ледниковой морены, а для деревянных конструкций использовались толстые доски и брусья из горного кедра – сродни тем, что пошли на строительство Соломонова Храма. Высоко над главным зданием поднималась башня обсерватории, пригодной для наблюдения как за небосводом, так и за окружающей местностью. Плоская вершина холма была расчищена от сосен и елей. Отвесные скальные обрывы не позволяли подобраться к заднему фасаду здания, а в остальном доступ непрошеным гостям перекрывало силовое поле, мощность которого при желании могла быть доведена до смертоносного уровня. Все
