Если бы не кровь, он бы выглядел всё так же ослепительно, как и всегда.
— Пожалуйста! — отчаяннее выкрикнула Пайпер, чувствуя, как Третий напрягается всем телом, чтобы оттолкнуть их.
— Брось, Золотце, — с улыбкой ответил Магнус, и его голос почти не дрогнул, чего нельзя было сказать о губах. — Умереть за тех, кого любишь и кому предан — великая честь.
Пайпер не была с ним согласна, но могла только цедить сквозь зубы бесконечное «пожалуйста», слыша, как Эйкен громко плачет.
Один из барьеров Арне треснул. В какой-то момент обломки разрушающейся Башни перестали падать, но теперь всё вернулось на круги своя. Должно быть, Арне и впрямь удерживал их всех в безопасности так долго, как только мог.
— Пожалуйста, — повторила Пайпер, и её тихий голос был заглушён новой волной проклятий со стороны Третьего. Но она продолжила, почему-то уверенная, что Магнус её услышит: — Пожалуйста, не разрушай себя.
И он действительно услышал.
— Разве я разрушаю? — с неуместным, наигранным изумлением спросил он. — Ты ещё не поняла, Золотце, что вы все — любовь всей моей жизнь? Брось, это ведь очевидно.
Это не должно было стать очевидным вот так, но стало.
«Несправедливо! Несправедливо! Несправедливо!» — неустанно вопило её сознание.
— Вперёд, Золотце, — неожиданно серьёзно добавил Магнус, покрепче перехватив меч. Она увидела, как к нему несутся первые демоны, сумевшие прорваться за барьеры, и громко всхлипнула. — Выведи их отсюда, я немного задержу тварей.
Это не должно было закончиться вот так, но заканчивалось.
Стиснув зубы, Пайпер скрепя сердце открыла портал и толкнула в него Третьего.
Эпилог. Хоть и сломаны два крыла
Киллиан был в очень шатком положении.
Власть — хрупкая вещь, требующая цепких рук, железной воли и стремления отдавать всего себя на благо других. Власть требовала того, чем Киллиан не был готов жертвовать в таких количествах. Даже будучи законным наследником рода Дасмальто, он предоставлял управление делами рода своим доверенным лицам, часть из которых ранее служили Жозефине. Киллиан был великаном, пересекавшим моря с целью наладить крепкие связи с заморскими странами от лица Ребнезара, но даже нечто столь важное никогда не стояло у него на первом месте. Он всегда был свободолюбивым, и это качество медленно, но верно умирало здесь, в Диких Землях.
Власть — хрупкая вещь, и Киллиану не следовало брать её в свои руки. Но он взял, потому что великаны выбрали его, потому что Третьему нужна была помощь. Тогда его положение было даже более шатким, чем у Киллиана — теперь.
Может быть, оно и сейчас такое.
Если бы только Киллиан знал, что с Третьим.
Он держался долго, — элементали великие, он держался все часы собрания, — не показывал усталости, незнания и страха, и только после, когда посол Элвы вышла последней, а в зале остался только Джинн, Киллиан сорвался.
Стиснув зубы, он прорычал ругательство и со всей силы опрокинул мраморный стол, мгновенно расколовшихся на множество кусочков.
Киллиану казалось, что вместе с эти треклятым столом раскололся и он сам.
Тяжело дыша, пытаясь удержать подступающие рыдания, он рухнул на стул, всегда стоящий во главе стола, где и подобало быть настоящему королю, упёр локти в колени и вцепился в жёсткие чёрные волосы. Серебряный венок, символ власти, со звоном упал на пол и покатился в сторону. Киллиану было плевать.
Пусть всё горит синим пламенем. Киллиан слишком устал, чтобы пытаться что-то контролировать. Киллиан слишком боялся, чтобы вновь начать действовать.
— И как только ты сразил оленя Инглинг?
Киллиан вскинул голову, уставился на открытые двери, ведущие на балконную площадку. Там, бесцеремонно развалившись на каменных перилах, сидел Катон, крутивший в руке начищенный до блеска кинжал.
— Жалкое зрелище, — презрительно скривившись, бросил он.
— Убирайся! — рявкнул Киллиан, подскакивая на ноги. — Убирайся, пока я не убил тебя!
— А это идея! Попробуй убить меня или хотя бы ранить. Узнаем, действительно ли моя клятва с твоим драгоценным Третьим всё ещё в силе. Ну как? Рискнёшь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Киллиан был слишком слаб и растерян, чтобы рисковать, хотя желание свернуть Катону шею не ослабевало ни на секунду. Он заявлялся в Омагу всё чаще и чаще и, казалось, делал это исключительно от скуки. Новых сведений, представляющих угрозу для них всех, не было, и не было Третьего, способного заставить Катона искать то, что им нужно. Вместе с Джинном Киллиан, наверное, смог бы попытаться надавить на вождя Дикой Охоты, но только не сейчас, когда Киллиан пытается хоть как-то собрать себя по кусочкам, а Джинн — видит и слышит то, чего не понимает.
— Ты ведь знаешь, что орёл никогда бы не признал тебя по-настоящему, — продолжил Катон, широко, ядовито улыбаясь. — Ты не создан для власти, Киллиан. Просто признай это и передай управление Омагой тому, с кем я смогу хотя бы говорить нормально. Ты, очевидно, только и можешь, что ломать мебель.
Киллиан мог не только это. Он мог свернуть шею или вырвать хребет голыми руками, мог отсечь голову, не моргнув и глазом, и скормить врагу его же пальцы, но сейчас всё это казалось ему таким далёким и бессмысленным. Что толку от его жестокости, которую он всегда проявлял к тем, кто стоял на пути, если за спиной у него никого не осталось?
Розалия. Жозефина. Роланд. Алебастр. Гвендолин. Гилберт. Даже Мария, ещё не успевшая стать частью рода Лайне. Теперь и…
— Изменений нет, — холодно произнёс Катон, после чего, крутанув кинжал ещё раз, упал спиной назад и растворился в тенях, охотно отозвавшихся на его древнюю магию.
«Изменений нет».
Для Киллиана эти слова были сродни острию в сердце.
Он рухнул на стул, почувствовав, что ноги уже не могут удерживать его, и оторопело
посмотрел на стоящего поодаль Джинна. Он держался значительно лучше и позволял себе показывать слабость лишь в моменты, когда неизвестная сила атаковывала его изнутри. В остальное время Джинн был собранным, серьёзным, внимательным. Таким, каким и должен быть посол мира, странствующий между городами и крепостями.
После исчезновения Третьего Джинн стал самым сильным магом Диких Земель, и его присутствие и внимание требовались в нескольких местах сразу.
— Изменений нет, — тихо повторил Киллиан, скорее зная, чем слыша, какой хриплый и безжизненный у него голос. — Четыре месяца, а изменений всё ещё нет…
— Если бы Третий погиб, его клятва с Катоном бы перестала действовать, о чём он бы тут же сообщил, чтобы продемонстрировать свою силу, — быстро проговорил Джинн. — Ещё есть шанс.
Киллиан знал это, но ощущал себя до того пустым и разбитым, что, не сдержавшись, заорал:
— Четыре месяца, Джинн! Башня стоит четыре месяца!
Ему не следовало срываться на Джинна, пытавшегося успеть везде и всюду, способного помочь в безопасном устранении Башни, но Киллиан не мог остановиться.
Всё началось где-то через две недели после того, как Третий, согласно планам, должен был появиться в Тоноаке. Леди Эйлау прислала ласточку, в которой говорилось, что Третий и его спутники были захвачены Башней, возведённой Карстарсом. В первые секунды Киллиан решил, что это очень плохая шутка, но побледневшее лицо Джинна, бывшего рядом в тот момент, подсказало ему, что это не так.
— Я чувствовал что-то, — сбивчиво пробормотал Каслана тогда, пустым взглядом смотря на тонкий пергамент в руках Киллиана. — Что-то мощное, неестественное… Оно было таким быстрым, как ветер, и я даже не понял, что…
Никто из них не понял, что это было.
Никто не понимал, как с этим бороться.
Никто не знал, жив ли Третий.
Киллиан начал срываться спустя месяц душащей его неизвестности. Весь дворец теперь ходил на цыпочках, а если кто и попадал под его горячую руку, то после решал этот вопрос с Джинном или Маруном — тот временно заменял Третьего на посту генерала.
Даже это выводило Киллиана из себя, а ведь он умел контролировать свои эмоции. Он был свободолюбивым, но знал, когда следует отступить на шаг и показать обратное.
