на самом деле нет. Оно — иллюзия, которую каждый будет видеть по-своему, но впоследствии не сможет вспомнить ни одной ее детали. Зато мелодии, что исполняет этот потрясающий человек, останутся и в памяти, и в сердце. Навсегда.
— Что ты сейчас играл, Тео? — спросил Алекс. — Что это за музыка? Кто ее написал?
— Это импровизация, — пожал плечами тот. — Тебе понравилось?
— Очень понравилось, — с чувством ответил парень. — Тео, скажи, почему ты устраиваешь свои концерты в парках и подворотнях?
Музыкант удивленно приподнял бровь.
— Ты играешь там, где тебя не могут услышать. Почему?
Теодор усмехнулся.
— Ты ошибаешься, Ал. У меня всегда есть слушатели. Обычно их бывает немного, зато они понимают, о чем поет моя виолончель.
Сказочник молча обвел взглядом пустую аллею.
— Я давно не играю чужих произведений, всегда импровизирую, — после небольшой паузы продолжил Тео. — И место для концерта тоже выбираю не я. Оно выбирает меня само. Знаешь, я могу идти по улице, подниматься по лестнице или бродить по лесу и вдруг осознать, что конкретно здесь и сейчас надо достать виолончель и что-нибудь сыграть. Мне не нужны концертные залы, Ал. Многие зрители приходят туда лишь для того, чтобы казаться культурными людьми — другим или даже самим себе. А уходят пустыми, уставшими, так и не осознавшими, что хотел им сказать музыкант. Мои же слушатели меня понимают, Ал. Я играю мелодии, которые поет их сердце. Вчера я играл для двух бездомных собак, представляешь? Когда я закончил свою пьеску и открыл глаза, они облизали мне руки, а потом долго терлись загривками о мои колени. А пару дней назад ко мне подошла незнакомая женщина — очень красивая, но с печальным уставшим лицом. Она сказала, что месяц назад похоронила маленькую дочь. Малышка родилась с кучей всевозможных недугов и всю свою недолгую жизнь мучилась от боли. Мать очень ее любила, Ал, а потому боролась за ее здоровье до последнего. Когда девочки не стало, женщина впала в отчаяние. Она думала, что смысл ее жизни был погребен на городском кладбище вместе с телом дочери. А спустя месяц услышала мою виолончель. Был серый унылый день, Ал. Очень холодный, как сегодня. Я играл, а женщина стояла неподалеку и тихо плакала. Потом подошла и спросила, можно ли ей меня обнять. Я обнял ее сам. Крепко прижимал к себе, пока она говорила о своем горе. Женщина сказала: в пении виолончели ей слышался голос дочери. Она вдруг осознала, что девочке теперь хорошо. Что ей больше не больно, и она очень хочет, чтобы мать снова начала улыбаться.
Теодор смахнул с плеча сказочника налипший снег.
— Сегодня моим слушателем стал ты, — сказал он ему. — Что ты услышал, Алекс?
— Я не услышал, я увидел, — голос парня снова был хриплым. — Мне вспомнилась встреча, которая произошла полторы недели назад. Я часто думаю об этой встрече, Тео, и пытаюсь понять, была ли она на самом деле. Возможно, то свидание привиделось мне во сне, а я до конца этого не понял. Сегодня же сон встал передо мной, как наяву. И теперь я снова сомневаюсь — это видение или все-таки реальность?
— Как все сложно, — усмехнулся музыкант. — Что ж… Раз уж ты здесь, давай разбираться вместе.
Теодор снял с виолончели клеенку и бережно положил на скамью. Затем взял смычок и, помедлив пару мгновений, плавно провел им по струнам.
В тот же миг в заснеженном парке раздался нежный рокот волн. Алекс смежил веки и увидел каменный пляж с огромными валунами, бесконечную водную даль и белую чайку, летевшую к линии горизонта.
Теодор играл, а в воздухе все ощутимее пахло йодом, легкий соленый бриз целовал замерзшие щеки, откуда-то издалека доносились отголоски звонкого женского смеха.
Алекс открыл глаза. Море исчезло. Вокруг снова был заснеженный парк, в холодном воздухе которого, таял последний звук волшебной мелодии. Рядом на лавочке по-прежнему сидел Теодор.
А у треснувшей чаши старого фонтана стояла Лара.
Она была в том же коричневом пальто и вязаном берете с мохнатым помпоном. Девушка смотрела на Алекса, а в руках сжимала черные мужские перчатки.
Парень встал со скамейки и неторопливо направился к ней. Он шел нарочито медленно, будто опасаясь, что Лара окажется видением и вот-вот растворится в воздухе. Но девушка двинулась ему навстречу сама. Она быстро преодолела разделявшее их расстояние и протянула Алексу руку.
Ее ладонь была холодной и самой что ни на есть настоящей.
— Значит, это все-таки был не сон, — тихо сказала Лара.
Сказочник осторожно сжал ее ладошку двумя руками.
— Как ты здесь оказалась?
— Я ехала домой, — ответила она. — Автобус сломался рядом со Старым парком, и мне пришлось выйти, а потом… Потом я услышала музыку. В ней шумело море — то самое, помнишь? Я пошла на звук, и явилась сюда.
Алекс несколько мгновений смотрел ей в глаза, а потом наклонился и легко коснулся губами ее озябших пальцев.
— У меня твои перчатки, — тихо сказала Лара. — Я их теперь всегда ношу с собой. Как напоминание, что я не сошла с ума, и сон может стать реальностью.
Парень взял перчатки и натянул их на ее замерзшие руки. А потом обнял за плечи и крепко прижал к себе. Она в ответ обхватила его за талию.
— Помнишь, ты сказала, что нам не по пути? — спросил он. — Ты ошиблась, Лара. Дорога у нас одна, и идти нам по ней вместе.
— Очень может быть, — улыбнулась девушка. — Скажи, Алекс, кто играл ту чудесную мелодию, которую я услышала на улице?
Сказочник обернулся.
На аллее они были одни. Теодор куда-то пропал. Скамейку, на которой сидел музыкант, заметало снегом, а на дорожке виднелись едва заметные следы, уходившие в темноту.
НЕВЕСТА СКАЗОЧНИКА
— Смотри, вот и он.
— Тот самый мост, который способен менять направление?
— Да. Он может перекинуться в любое место противоположного берега. Однако этот путепровод ужасно капризен. Если его рассердить, запросто приведет в болото или на грязный пустырь. А то и вовсе оборвется на середине озера.
— Знаешь, Ал, это не удивительно. Если бы со мной обращались так же, как с ним, я бы тоже сердилась и капризничала.
— Что ты имеешь в виду?
Лара подошла к мосту и смахнула с его перил снег, обнажая облупившуюся краску и видневшиеся из-под нее следы ржавчины.
— Посмотри, в каком ужасном он находится состоянии. Ты можешь вспомнить, когда его в последний раз ремонтировали или хотя бы красили? Каждый день он переправляет через водоем десятки людей, и хоть кто-нибудь удосужился сбить
