Когда они выходили за калитку, бабушка предупредила, крикнула им вслед:
— Поосторожней идите.
Зина и прежде ходила в деревню Ушалы, но у Фрузы Зеньковой не была ни разу до этого.
Когда ребята собрались, отец Фрузы вышел на улицу с лопатой и стал копать грядку в полисаднике. Работал Савелий Михайлович неторопливо, исподволь зорко оглядывал улицу — охранял дом, в котором собрались члены подпольной организации «Юные мстители».
Евгений и Зина подошли к дому, когда уже почти стемнело. В небе, очищенном ветром от облаков, мерцали далёкие звёзды. Евгений оглядел улицу — кругом ни души. Савелий Михайлович встретил их у ворот, снял рукавичку, поздоровался.
— К вам можно? — спросил Евгений.
— Отчего же нельзя. Зайди, — ответил Савелий Михайлович и взглянул на Зину. — Это чья будет?
— Зуевская. Ефросинии Ивановны Яблоковой внучка.
— Слыхал, ступайте в избу.
В просторной и уютной горнице собралась молодёжь. Девчата сдержанно подсмеивались над ребятами, а те в свою очередь немного шумно парировали девичьи остроты. Светло, по-праздничному горела большая лампа, прикрытая круглым жестяным абажуром.
— Вот и хорошо, что вы пришли, — сказала Фруза, подойдя к Зине. — Это та самая девочка, про которую ты мне говорил, Евгений?
— Она самая.
— Здравствуй, Портнова, — Фруза подала Зине руку, сдержанно пожала её.
— Здравствуйте, — Зина робко кивнула головой.
— Ты не стесняйся. Здесь все свои. Располагайся, где поудобнее,
Зина развязала серый платок, сняла полупальто, посмотрела на ребят и девчат, которые, тесно сгрудившись, сидели за столом.
Мария Дементьева встала со скамейки и уступила место Зине около печки. Зина села, ещё раз оглядела ребят и девчат и улыбнулась: почти всех, кто находился в горнице, она знала или видела раньше, Нина Азолина сидела с гитарой в простенке на венском стуле, легонько перебирала струны и чуть слышно напевала. Бледное чистое лицо её было задумчиво.
Евгений всё ещё стоял в дверях и шёпотом убеждал в чём-то Фрузу, она внимательно слушала его, тихо покачивала головой и сдержанно улыбалась.
— Хватит меня убеждать, — остановила Фруза Евгения, снимая с него кепку. — Раздевайся лучше.
Евгений скинул пальто, повесил в уголок, пригладил взъерошенный чубчик, подмигнул Давыдовой Нине, сидевшей ближе всех к двери, и весело выпалил:
— Привет честной компании!
— Здравствуй, — ответила Давыдова Нина улыбаясь— Что, не сидится дома?
— Вот именно. Скучал на печке — места не находил, а потом, думаю, дай-ка я в Ушалы пройдусь. Может, у них там девчата собрались.
— Ясно, — засмеялась Фруза. — Значит, ты в нашу деревню до девчат пришёл? Что у вас в Зуях и Оболи своих нету, что ли?
— Почему нету. — Есть, — Евгений отступил к середине горницы и, указывая на Зину, проговорил с задором. — Вот полюбуйтесь, пожалуйста. У нас даже городские есть. Прошу любить и жаловать, Портно-ва Зина.
Зина смущённо улыбнулась, а Фруза поерошила чубчик Евгения.
— Хватит. Не смущай людей.
Скованность и волнение Зины будто рукой сняло, она почувствовала себя в этой обстановке просто и уютно, точно уже несколько раз была здесь раньше.
Вдруг раздался условный стук в окно — ребята притихли. Отворилась дверь, в горницу вошёл брат Фрузы, Николай, за ним следом Маркиямов Борис Кириллович. Снимая пальто, он недовольно сказал:
— Ну, что вы повскакали все, как в школе. Сидите.
Освобождая место за столом и отходя к окну, Федя Слышанков ответил:
— А мы и впрямь, Борис Кириллович, сегодня как в школе.
— Верно, — Маркиямов подошёл к ребятам. — Только вот уроки и задания у вас на сегодня посложнее, чем в учебниках.
— А мы и эти выполним, Борис Кириллович, — убеждённо заверил Федя.
— Верю. Хотя, правду сказать, не хотелось бы мне давать вам такие задания, — ответил Маркиямов и, взглянув на Фрузу, спросил: Все собрались?
— Все.
— Тогда не теряйте время и начинайте.
Фруза встала и ровным спокойным голосом произнесла:
— Сегодня нам надо рассмотреть два вопроса: первый — приём нового товарища и второй — наши задачи, вернее, выполнение задания партизанского командования. По первому вопросу слово имеет Евгений Езовитов.
Евгений вышел на середину горницы, пригладил ершистый чубчик, откашлялся, взглянул на Зину и, подбирая слова, сказал:
— Дело вот какое. Я вообще много говорить не буду. Я вот, что хочу сказать. Имею предложение принять Зину Портнову в члены нашей организации «Юные мстители». Девочка она верная. Никогда не подведёт. Можете на неё рассчитывать. В этом я очень уверен и даю вам в том своё твёрдое комсомольское слово.
— Почему ты её рекомендуешь? — строго спросила Нина Азолина.
— Да потому, что смелая. И потом ей нельзя одной. И нашей организации она очень подойдёт, потому как очень сознательная.
Маркиямов повернулся слегка и взглянул на Зину. Обращаясь к Евгению, спросил:
— Почему ты считаешь, что она смелая и на неё можно рассчитывать?
— Она сама по собственной инициативе писала листовки и ночью тайком одна расклеивала по посёлку. Я сам видел. А немцы за такие дела по головке не гладят. Она об этом знала. А ещё потому, что глаза у неё вот такие, честные и прямые.
— Ну, это ты загнул, — улыбнулась Фруза. — За красивые глаза мы никого не принимали и принимать не будем. Но если по-человечески подходить, то, я считаю, надо послушать саму Зину.
Нина Давыдова кивнула Зине, подбадривая её.
— Расскажи о себе, Зина.
— А что надо рассказывать?
— Как что? То, что я тебе говорил, — шепнул Евгений.
— Нет, — вмешалась вдруг Нина Азолина. — Только не то, к чему тебя подготовил Женя. Расскажи лучше свою биографию.
Зина заложила руки за спину, собралась с мыслями, негромко и несмело произнесла:
— Родилась я в городе Ленинграде. Училась в школе. Окончила семь классов. Там же, в школе, вступила в пионеры. Летом приехала с сестрёнкой в деревню Зуи на каникулы, к бабушке. Когда немцы стали подходить, мы с сестрёнкой бежали. Но немцы окружили и поэтому нам пришлось вернуться обратно. Сейчас я работаю судомойкой в офицерской столовой. Только, если бы они не заставили, я никогда не стала бы на них работать. Вот и всё,
— А в Ленинграде, кроме учёбы, ты ничего не делала? — спросила Нина Азолина.
— Занималась в балетном кружке при Дворце культуры, Я очень люблю балет. А так больше ничего…
Евгений с досадой поерошил свой чубчик и недовольно дёрнул Зину за рукав.
— Ты, пожалуйста, про балет не говори. Молчи. Лучше расскажи, почему листовки стала писать?
— Не могла иначе. Когда отступали, я видела, как фашисты жгли деревню Барсуки в Сиротинском районе. И жителей тоже сожгли. Согнали в один дом всех, бросили в окна гранаты и спалили всех живыми. Кто выскакивал из окна, расстреливали из автоматов. Никого не пощадили. Даже детей.
Зина говорила, с трудом сдерживая волнение. Глаза её заволоклись слезами, и чтобы не расплакаться, она часто заморгала, покусывая губы. Лицо её смуглое было сурово и напряжено; большие широко раскрытые тёмно-серые глаза блестели остро и жутко, точно в них вспыхнуло и отразилось пламя горящей деревни Барсуки.
— Вот поэтому я стала писать листовки, — проговорила Зина и закусила губы.
В горнице стало до того тихо, что было слышно, как за окном прохаживается Савелий Михайлович.
Ребята замерли, поражённые услышанным, хотя и раньше они многое знали о зверствах фашистов.
Маркиямов достал сигарету, закурил, посмотрел на ребят и сказал:
— По-моему, надо принять. Твоё слово, вожак.
Фруза встала.
— Поступило предложение принять Зину Портнову в члены организации «Юные мстители». Кто за, прошу поднять руку.
Ребята и девчата, точно по команде, все как один, подняли руки. Маркиямов и Николай Зеньков — тоже. Евгений Езовитов выше всех тянул руку, широко и счастливо улыбался.
— Единогласно, — Фруза вышла из-за стола, подала Зине небольшой листок. — А теперь, Зина, ты должна зачитать нашу клятву и подписаться под ней.
Зина приняла от Фрузы листок, листок чуть вздрогнул в руке, и негромко, заметно волнуясь, стала читать:
— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в члены подпольной комсомольско-молодёжной организации «Юные мстители», перед лицом моих товарищей по оружию принимаю присягу и торжественно клянусь, что не пожалею ни сил, ни самой жизни для полного освобождения моей Родины от фашистских захватчиков. Клянусь! Смерть немецким оккупантам!
Когда Зина читала, взоры всех ребят были обращены к ней. Все они несказанно были рады за эту маленькую девочку с косичками, которую принимали в свою боевую семью. А лицо Зины было простым и милым, и в нём светилось ещё много детской непосредственности.
