В автобусе было светло и приятно пахло нормальной дневной жизнью. Луиш зашел в салон, глубоко вздохнул, прошелся между креслами — на одном лежала вчерашняя бесплатная газета, на другом — полупустая бутылка с водой, — потом уселся на переднее сиденье и выглянул в окно. Женщина и Ананиаш молча курили, Ананиаш держал в руке какой-то сложенный серый коврик и похлопывал им по ноге. Женщина докурила первой, бросила окурок на землю, шаркнула по нему ногой — Луишу показалось, что он узнал туфли, — что-то сказала Ананиашу и поднялась в салон. Меня зовут Юнис, сказала она, усаживаясь наискосок от Луиша.
В теплом автобусном свете она выглядела нестарой, лет, может, всего на десять старше самого Луиша, но какой-то бесформенной и бесцветной и слегка отталкивающей, как холодная разварившаяся картошка. У нее было сероватое лицо с нечеткими, как будто едва обозначенными чертами, неровно подстриженные сероватые волосы с неопрятной сединой и очень большие сухие уши — кожа на одном покраснела и шелушилась. Самым примечательным в ее лице были очки. Огромные, круглые, как донышки пивных бутылок, в пластиковой, под черепаху, оправе.
Очень приятно, вежливо сказал Луиш. А что это у вас на ногах, уважаемая Юнис? Ваши туфли, так же вежливо ответила женщина. Не жадничайте. Считайте, что это ваша плата. За что это, удивился Луиш. За спасение и ночлег. Женщина сняла очки и стала протирать их подолом кофты. Глаза у нее были неожиданно большие, но такие же бесцветные, как и все остальное.
8
Луиш отвернулся от Юнис и выглянул в окно. Ананиаш наконец докурил свою сигарету, загасил ее двумя пальцами, но не выкинул, а сунул в карман грязного черного пиджака. Вонять будет, безо всякого выражения сказала Юнис и надела очки. Тебе-то что, лязгнул Ананиаш, усаживаясь за руль. Свой коврик он положил рядом с собой. Вон ты нашла, кто тебе будет хорошо пахнуть, нюхай его теперь.
Идиот, так же невыразительно сказала Юнис.
Они пара, потрясенно подумал Луиш, глядя то на бесформенную Юнис в ее вязаной кофте, то на угрюмого Ананиаша, похожего на слегка покореженный несгораемый шкаф, они пара, и они ссорятся из-за меня!
Он представил себе, какое лицо будет у Андреи, когда он ей об этом расскажет, но тут Юнис перегнулась через проход и сильно стукнула его по лбу раскрытой ладонью. Луиш вскочил.
Сядьте, скомандовала Юнис, немедленно сядьте и пристегнитесь, мечтать будете на станции. Луиш собирался ей ответить, даже рот раскрыл, но в этот момент Ананиаш вдруг издал странный резкий звук, и автобус прыгнул с места, будто был не машиной, а огромным мощным животным. Луиш упал на спружинившее сиденье и до крови прикусил язык.
Автобус остановился так же резко, как поехал.
Приехали, сказала Юнис, отстегивая ремень, — когда, интересно, успела пристегнуться, вяло удивился Луиш, — выходим.
Куда приехали? У Луиша болел прикушенный язык, и ему опять смертельно хотелось спать.
На станцию, ответила Юнис. В ее сухом пресном голосе явственно звучало облегчение.
Луиш выглянул в окно. Автобус стоял перед зданием самого обычного железнодорожного вокзала, старого и довольно облезлого. Поверх щербатого панно из азулежу, изображающего батальную сцену, кто-то нарисовал красной краской улыбающегося осьминога в матросской шапочке. Вставайте, сказала Юнис, Ананиашу надо убрать отсюда автобус. Луиш покачал головой. И не подумаю, сказал он почти весело, никуда не пойду, пока вы мне не объясните, что все это значит. Что именно, спросила Юнис. Все это, с нажимом повторил Луиш, раскидывая руки, как будто собираясь ее обнять. За рулем недовольно заворчал Ананиаш. Станция эта. Автобус. Твари в парке. Весь этот бред.
На станции, сказала Юнис. Честное слово, все объясню, но на станции.
10На станции было довольно темно, очень холодно, — Луиш пожалел, что у него нет еще одного пиджака, — и неожиданно людно. На длинных деревянных скамейках, на сдвинутых стульях и прямо на полу сидели и лежали, группами и поодиночке. Кто-то спал, завернувшись в одеяло, кто-то ел, кто-то ожесточенно ругался, а мелодичный женский голос негромко и монотонно причитал на незнакомом Луишу языке. Одетая с ног до головы в черное крошечная старушка с не по росту большой, безупречно завитой седой головой молилась шепотом, стоя на коленях у билетного автомата с табличкой «Временно не работает». Рядом с ней, привалившись спиной к стене, спала молодая женщина в расстегнутой до пояса мужской клетчатой рубахе. На руках у нее, вцепившись мелкими зубками в огромную, похожую на огнетушитель грудь, сидел совершенно голый ребенок лет двух. Это не живые люди, подумал Луиш, подходя поближе, это не могут быть живые люди. Он заглянул ребенку в лицо. Ребенок ответил ему ничего не выражающим взглядом узких припухших глазок.
Ну, спросили у Луиша за спиной, и Луиш слегка подпрыгнул от неожиданности, нравится вам у нас? Луиш еще раз посмотрел на ребенка. Ребенок выплюнул грудь и тоненько скрипуче захныкал. Не просыпаясь, женщина в клетчатой рубахе спрятала одну грудь и достала другую. Ребенок хныкнул в последний раз, пересел поудобнее, схватил зубами лиловый сосок и затих. Луиш потряс головой и повернулся к спрашивающему. А, спросил он, что? Нравится вам у нас? — повторил Ананиаш. Он сменил свой пиджак на короткий халат с поясом, но шапочки не снял. Вы серьезно спрашиваете? — удивился Луиш. Ананиаш пожал плечами и внезапно широко улыбнулся. Улыбка его совершенно не красила. Юнис там, сказал он и махнул рукой куда-то в темный угол. Кофе делает. Будете кофе?
11Кофе был растворимый и нелучшего качества, но Луиш выпил не поморщившись и попросил добавки. Вкусно? — недоверчиво спросил Ананиаш. Сам он пил молоко — Юнис достала откуда-то квадратный литровый пакет с оторванным уголком, — шумно глотая и блаженно облизываясь после каждого глотка. По его подбородку ползли мутные белесые капли. Вкусно, сдержанно сказал Луиш, стараясь не глядеть в его сторону. Довольный Ананиаш и заляпанном молоком халате нравился ему не больше, чем Ананиаш угрюмый. Чушь, отрезала Юнис, отвратительный кофе. Ничего, сказал Луиш, у меня на работе такой же. Вот именно, непонятно возразила Юнис, насыпала себе кофе, капнула туда воды из чайника без крышки и принялась ожесточенно размешивать. Зачем это, спросил Луиш. Для пенки, сказал Ананиаш, с пенкой красивее.
Они сидели на неудобных пластиковых стульях за круглым столом из искусственной соломки — в больших хозяйственных магазинах такие продаются в отделе «Всё для сада». На столе в поцарапанном стеклянном стакане горела маленькая свечка.
Луиш попробовал сделать себе кофе с пенкой. Пенка получилась пышной, но почти сразу осела. Сколько можно тянуть, подумал Луиш и отставил чашку. Куда едут все эти люди, спросил он у Юнис. Юнис сняла очки, закрыла глаза и принялась массировать переносицу. Куда они все едут, настойчиво повторил Луиш. Никуда, невнятно ответил Ананиаш. Он запрокинул голову, широко раскрыл рот и пытался вытряхнуть туда последние капли молока. Юнис надела очки. Вы. еще не хотите спать, спросила она, а то у меня просто глаза закрываются.
12В каком смысле уехал, спросила Андрея, зевая. Накануне она допоздна собирала вещи Луиша, чтобы отдать ему, когда он придет, потом смотрела телевизор, потом наконец заснула, и ей снилось, что она висит, покачиваясь, под потолком спальни, а Луиш смотрит на нее снизу, задрав голову. В некотором, сказала женщина в растянутой вязаной кофте и огромных очках. У женщины кисло пахло изо рта, и Андрея еле удержалась, чтобы не поморщиться. Что это значит, холодно спросила она. Как можно уехать в некотором смысле? Куда он в некотором смысле уехал? В некотором смысле — никуда, сказала женщина. Не забивайте себе голову, правда. Лучше дайте мне туфли Луиша, коричневые, он просил коричневые. И какой-нибудь свитер. Да хоть все забирайте, фыркнула Андрея. Мне его вещи не нужны. Все ему не надо, покачала головой женщина, только туфли и свитер. Чуть не забыла. Она протянула Андрее мохнатый серый коврик. Это вам от Луиша. Что это, спросила Андрея, гладя коврик рукой. Коврик был удивительно приятным на ощупь. Не знаю, сказала женщина, наверное, плед такой.
АНА МАРИАНИ
В полпятого утра двадцатипятилетний неженатый механик Руй Кошта встал с постели, походил бесцельно по квартире, потом взял на кухне большой нож, вернулся в спальню и несколько раз ударил им свою сожительницу, тридцатилетнюю гражданку Бразилии Ану Мариани. После чего снял залитую кровью пижаму, принял душ, вышел на улицу в одном полотенце и сдался полиции.
Судмедэксперт Сержиу Пинту, который накануне допоздна засиделся в баре у Манелы, с отвращением поглядел на окровавленный труп Аны и душераздирающе зевнул.
«Связываются дуры с наркоманами», — буркнул он и потер саднящие глаза.
