Ненависть, исказившая тонкие черты лица, вылилась в настолько ядовитый взгляд, что не осталось сомнений: не будь она привязанной, тот час бы швырнула в меня самый тяжелый предмет, который нашла бы в небольшой комнате.
— Да пошел ты, сукин сын! Какого хрена ты вообще можешь знать о моей матери, обо мне и о моей жизни? Дай убраться отсюда или убей меня, черт возьми. Мне все равно, что ты со мной сотворишь! Но ради бога закрой свой долбаный рот! Я не хочу слышать твое мнение, или что ты собираешься делать, или почему держишь меня здесь! Мне глубоко насрать на тебя, на безумные причины моего похищения и на то, что ты держишь меня тут гребаной пленницей! Просто сделай одолжение и заткни свой поганый рот!
Дернув изо всех сил веревки, она закричала не своим голосом, когда те впились в кожу. Тут же девушка снова нагнулась и ее стошнило. Она дико дрожала, с кожи и волос струился пот. В перерывах между спазмами она рыдала, и слезы, омывая лицо, текли вниз по подбородку и капали прямо в рвотную массу. Я рассмеялся.
Контролируя голос с целью не выдать того, что ее выходка повергла меня в шок, я заметил:
— Сейчас я собираюсь тебя освободить. Как обычно ты выглядишь как дерьмо и, возможно, воняешь так же. Элени, тебе должно быть стыдно. Перепачкала себя как ребенок. Ты явно не задумывалась о том, что любая женщина, знающая себе цену, имеющая чувство собственного достоинства не позволила бы себе попасть в такую ситуацию, в которой ты сейчас находишься.
Она взглянула на меня и открыла рот в попытке что-то сказать. Однако я поднял палец вверх, давая знак помолчать. Она ошарашенно застыла и, прикусив язык, внимательно посмотрела на меня, готовая слушать.
— Указания очень просты, Элени. Мне не нужны твои комментарии или мнение по этому поводу. Ты угробила свою жизнь. Ты ничтожна. И я тот человек, который не только покажет тебе, как ты мало ценила что имела, но и вылечит тебя от болезни.
Я подошел и склонился над ней, заметив, как девушка со страхом пятится прочь. Поднял руку, и она снова отпрянула. Осторожно приблизившись, я провел пальцами по ее лицу и дотронулся до пухлых губ. Она продолжала плакать, и слезинки сверкали в ее глазах, словно расколотые сапфиры.
Убрав руку, я быстро достал из кармана нож. Стоило взмахнуть им, и Элени съежилась еще сильнее.
— Нет... пожалуйста, не...
— Шшшшш...— Хитрая усмешка скользнула по моему лицу, и я снова коснулся пальцем ее дрожащих губ. — Я не буду тебя убивать... по крайней мере не сейчас.
Я быстро отвернулся от девушки и перерезал веревку. Затем ни слова не говоря, покинул ванную, чтобы подготовить для нее одежду. Наконец сделав выбор, я тихо вышел из спальни, оставляя дверь открытой.
Всего этого оказалось более чем достаточно. Дальнейшие ее действия должны были показать, в каком ключе пройдет остаток вечера.
Глава 15
Элени
Какие бы шаги я не предприняла в ближайшем будущем, они серьезно скажутся на моем положении. Я размышляла о том, смогу ли поступить согласно его пожеланиям или останусь пленницей до тех пор, пока он не последует моему совету и не убьет меня.
Решившись научиться ценить свою жизнь, долго раздумывала, что же предпочесть: играть роль Хорошей Девочки или подтолкнуть похитителя к быстрому избавлению от меня. И пусть я выбирала между жизнью и смертью, но один странный голос все же шептал, что стоит последовать совету мужчины. И вовсе не ради собственной безопасности и не из-за того, что это гениальная идея. Просто я сама этого желала. Но хотела ли я на самом деле подчиниться его требованиям, какими бы они не были? Я понимала, что он находится в другой части дома, но не слышала его шагов. С тех пор как он покинул комнату, я внимательно прислушивалась к скрипу полов, потому что делать, черт подери, было больше нечего. В голове я уже составила схему расположения помещений в доме. Здесь явно имелись гостиная, другие спальни, комнаты для других пленников, кухня и даже ванная где-то на хозяйской половине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Покуда я занималась самокопанием, тело функционировало на автомате. Меня постоянно преследовали навязчивые мысли, а гребаные голоса не желали замолкать. «Заткнитесь!» — кричала я про себя, пока на спину лилась горячая вода. И пусть я испытывала боль, но она была приятной. Я заслужила это. С тех пор как меня лишили возможности травиться с помощью виски, заменой этому наказанию стали болезненные ощущения от горячей воды. Я желала насильно изменить молочный цвет своей кожи, заставляя ее краснеть. Надеялась, что это действие поможет мне держать себя в руках. Я беспрекословно выполнила все просьбы своего похитителя. Помылась и привела себя в порядок, словно готовилась выйти в свет, но, конечно же, покинуть стены этой тюрьмы мне не позволили. Разумеется я не призналась, насколько приятно чувствовать себя чистой после того как лицо несколько раз окуналось в рвотные массы. Я понимала, что представляю собой ничтожный кусок дерьма и что сама создала этот бардак, называемый жизнью. И, естественно, не винила своего похитителя в том, какой он меня видит, потому что и сама себя видела такой же. Я всегда была отвратительной с точки зрения человеческих взаимоотношений. К тому же не отдавала себе отчета, что нежелание меняться в лучшую сторону оправдывала своим дерьмовым детством. Человек может многое в своей жизни отвергать, пока не начинает становиться тем, кем и решил быть. Каждая ложь, которой кормили меня родители, превратилась для меня в суровую реальность. И в результате я стала такой, какая есть.
Я взяла шампунь и швырнула его со всей силы, на которую оказался способен мой ослабленный организм. Бутылочка разбилась о плитку, разбрызгивая жидкость на мои ступни. Небольшие радужные пузырьки всплыли из прозрачной лужи. От мысли, что испытала облегчение, выместив ярость на гребаном пластиковом флакончике, я рассмеялась. Ощутив неожиданные спазмы в животе, я поняла, что с минуты на минуту может снова начаться рвота. Желудок заурчал, напоминая о необходимости наполнить его. Это стало чертовски «приятной» неожиданностью, ведь я не знала, сколько времени потребуется на борьбу с симптомами болезни, пожирающей меня заживо. В голову закрались мысли о самоубийстве. И я стала высматривать что-нибудь подходящее в спальне и в ванной, где я оказалась заточена. Однако не найти подходящего для выполнения задуманного предмета не удалось. Выйдя из душа, я быстро вытерлась полотенцем. Задвинула воспоминания о матери в самый дальний уголок памяти и постаралась думать только о том, что меня ждет за дверью тюрьмы, и когда я уже буду готова уйти отсюда.
Внутренние голоса звучали все громче. Они подстрекали меня ослушаться похитителя. Послать к черту его и его требования. Если бы все было так легко. Возможно, он всего лишь играл со мной в кошки-мышки. И если смотреть на вещи реально, я не была конченой идиоткой. Пусть совершила в свое время немало глупых и саморазрушительных поступков, но и тупица — это не про меня. В любом случае никто бы не подумал так меня называть перед этим мужчиной. С сумасшедшей улыбкой на губах я разглядывала свое увядающее тело. Настолько бледное и обезвоженное, что казалось, будто я потеряла вес. Для того чтобы судить о каких-либо радикальных переменах во внешности прошло не так много времени с тех пор, как он меня лапал. Однако сейчас я замечала даже малейшие намеки на изменения в своем облике. Я рассмеялась, уверенная, что у меня получится. Я смогу сыграть в эту игру. Дам ему отпор и выиграю. На это должно было хватить сил. И я не видела иного выхода, кроме как выжить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Организм продолжал протестовать, и к горлу снова подступила тошнота. Я старалась гнать прочь мысли о недомогании, надеясь, что самовнушение сработает, и мое самочувствие вновь придет в норму. Это не помогало. Нахмурившись, я расчесала влажные волосы и, казалось, раз и навсегда выскребла блевотину с зубов. Уронив полотенце на пол, я приводила себя в порядок и одновременно сгорала со стыда. Если не принимать во внимание, что большую часть моего тела скрывали татуировки, я стояла обнаженной. В последнее время для меня это состояние стало естественным. В отличие от многих я не стыдилась того, как выгляжу. Просто покрытая рисунками кожа, что тут такого. К тому же не всегда непривлекательная внешность свидетельствует о дерьмовом характере. Только вот почему-то сейчас я испытывала муки совести. С каких пор для меня стало иметь значение, что сказал или подумал мой похититель? С какой стати для меня что-то значит мнение психопата? По какой причине я так легко поддаюсь влиянию придурка, который гораздо хуже меня?
