– Без них никак, – вдруг твердо сказала Анжела, – лекарство делает тебя нормальным человеком.
– Вот и выяснилась истина, – воскликнула Саша, – мать считает родного ребенка психическим идиотом.
– Перестань, – попросила Филиппова, – ты отлично знаешь, это не так. Гормоны просто помогают твоему организму.
– Ладно, – мирно произнесла Саша, – пусть будет по-твоему. Гормоны просто помогают моему организму?
– Естественно, – вздохнула Анжела.
– Значит, пока я их колю, ничего плохого не произойдет? – вкрадчиво уточнила Саша.
Я, чувствуя себя крайне неловко, вынужденно подслушивала чужую беседу, пытаясь аккуратно освободить юбку. Но противная деревяшка крепко держала ткань. Дернуть платье изо всей силы нельзя, тонкий шелк моментально порвется. Почему я, как все нормальные люди, отправилась на кухню не в халате? Белка не разрешает никому из домашних шляться по гостинице неглиже.
– Нехорошо, если гости увидят горничную или хозяйку в разобранном состоянии, – частенько повторяет бабуля, – в своей комнате делай что хочешь, а в коридоре надо появляться в платье или брюках с футболкой, желательно аккуратно причесанной.
Я не прислуга, но зачем лишний раз нервировать бабулю? Никогда, даже будучи маленькой девочкой, я не носилась по отелю в одних колготках или в байковой пижаме. Что поделать, я живу в отеле и не имею права на полное расслабление.
Пальцы безуспешно пытались приподнять доску, а уши тем временем продолжали слушать беседу Саши и Анжелы Сергеевны.
– Значит, я могу пойти в школу! – торжественно заявила Саша.
– Нет! – отрубила Филиппова. – Это не лучшая идея.
– Тогда отменяй гормоны, – окрысилась Саша.
– Фу-у, – протянула мать.
– Лекарство дарит мне здоровье, – напирала Александра, – отлично! Пусть я блюю в унитаз и падаю в обморок! Зато могу посещать уроки. Если ты все равно оставишь меня дома, тогда отменяй уколы.
– Саша! Прекрати!
– Нелогично получается, – продолжала издеваться над матерью девчонка, – или одно, или другое! Получаю гомоны – хожу в класс. Не хожу в школу? К черту лекарство!
– У меня голова заболела, – слабым голосом произнесла Анжела, – давай завтра побеседуем.
– Нет, – настойчиво заявила Александра, – сейчас! Сегодня! Мне без школы плохо! Я умираю! Ты забыла наш уговор: я колю гормоны и получаю свободу, иначе никак. Понимаю, зачем ты меня сюда привезла! Решила, подальше от Москвы будет спокойнее? Ты нарушила наше соглашение.
– Хочешь говорить серьезно? – зашептала Анжела. – Напомнить, что будет с тобой, если мы откажемся от лечения?
– Гадина! – взвизгнула девочка. – Это ты во всем виновата! Ты меня на свет родила! Кто тебя просил? Умные бабы думают, от кого рожать! Почему аборт не сделала?
– Сашенька! – потрясенно произнесла мать. – Опомнись! Да я всю жизнь тебе помогаю! Поддерживаю! Кручусь белкой, чтобы тебя лечить! Федор Рожков не копейки берет, а толстые рубли! Но я стараюсь! Надеюсь, ты победишь болезнь!
– Сука! – пошла вразнос Саша. – Старается она! А я подыхай взаперти. Ты мне не веришь! Куда ни шагну, спиной твой взгляд ощущаю, ты следишь за мной! «Поддерживаю, лечу»! Не надо было от урода рожать!
Анжела судорожно разрыдалась. Мне стало жаль бедняжку Филиппову. Подростки бывают жутко безжалостными, я сама лет в четырнадцать могла устроить на ровном месте истерику, считала себя толстой, некрасивой, переживала из-за одежды и почти ненавидела бабулю, которая не разрешала мне возвращаться домой после девяти вечера. Сейчас-то я понимаю, что Белка была права, не надо девочке плясать на дискотеке до полуночи, а потом ехать из Москвы на последнем автобусе и бежать через лес в одиночестве. Когда я училась в школе, мы с Белкой часто спорили, иногда ругались. Но чтобы я позволила себе бросить в лицо бабуле слова «гадина» и «сука»?! Филиппова сама виновата, следует надавать доченьке пощечин, лишить ее развлечений, отобрать у хамки компьютер!
– Ну мам, ну прости, – заплакала Саша, – это все гормоны. Сама знаешь! Они болезнь давят, а характер портят. Мне очень плохо! Я опять сорвусь! Я повешусь! Мне надо в школу! Вид ребят меня успокаивает, хожу по коридорам, сижу в классе, и так хорошо, даже не тошнит.
– Ладно, – всхлипнула Анжела, – в четверг поедем в город рано утром. Прости меня за все!
Я наконец-то сумела вызволить платье, и очень вовремя. За дверью спальни Саши послышались быстрые шаги. Я на цыпочках метнулась в свою комнату. Анжеле Сергеевне не стоит знать, что ее студентка стала невидимым свидетелем неприятной беседы матери и дочери.
Глава 12
Утром, собираясь на занятия, я не нашла в сумке косметичку и очень расстроилась. Вот это катастрофа! Я лишилась отличной туши с «эффектом накладных ресниц», палитры теней четырех оттенков, пудры, румян, блеска и губной помады. Еще в мешочке из искусственной замши лежала пенка для умывания, тюбик увлажняющего крема и тоненькая стеклянная колбочка с дорогим модным парфюмом. Последняя досталась мне даром при покупке туши. Симпатичная продавщица очень вежливо меня обслужила, а потом принесла пробник. И вот теперь его и всей косметички нет.
Я чуть не заревела от досады, но потом подумала, что от слез ни пудреница, ни тени ко мне не вернутся, и стала соображать, куда могли подеваться мои сокровища. Почему я таскаю с собой все, что нормальные девушки оставляют дома, спросите вы. Забыли, где я живу? Возвращаться в «Кошмар», чтобы переодеться для похода в кино, времени нет. И в агентстве «Замуж все» от администратора на рецепшен требуют быть при полном макияже. Мне приходится краситься на ходу, хорошо, если удается заскочить к Орловой и там привести себя в «товарный» вид.
Я подпрыгнула от радости! Точно! Вчера я принимала у Наташки ванну, а потом тщательно намазюкалась перед работой, но не успела убрать сумочку, зазвонил телефон, я кинулась отвечать, и, скорее всего, моя драгоценная косметичка сейчас лежит у Натки на зеркале!
Радостно напевая, я проглотила кофе и поспешила на автобус. Первая пара у нас сегодня «Теория воспитания младшего школьника», обойдусь без порции глупостей, спишу лекцию у Викторовой, та всегда сидит на первом ряду и преданно ест глазами, на мой взгляд, полного урода лектора Михаила Петровича Ковалева. Впрочем, называть аспиранта преподавателем преждевременно. Михаил Петрович пишет кандидатскую работу, он ненамного старше студентов и корчит из себя профессора, отпустил клочкастую бороду, всегда носит костюм и рубашку с галстуком. Меня так и подмывает спросить:
– Михаил Петрович, почему вы всегда такой красный? Вам жарко? Или слишком сильно затянули самовяз?
Ну не могу удержаться от смеха при виде важной физиономии Ковалева, а уж когда он с умным видом вещает: «Школьников необходимо заинтересовать предметом, лучше всего они усваивают материал в игровой форме», я изо всех сил стискиваю зубы, потому что так и подмывает сказать:
– Студентов тоже надо заинтересовать. Обратите внимание на Викторову, она готова усваивать материал в игровой форме. Как насчет того, чтобы предложить ей роль развратной медсестры?
Занудные лекции Ковалева – единственные, во время которых мы с Ленкой не сидим рядом. Викторова появилась в нашем институте недавно, перевелась из какого-то стихийно разорившегося коммерческого вуза. Едва очутившись у нас, Ленка прилипла ко мне и начала повсюду таскаться за мной. Я познакомила ее с Наташкой, мы частенько ходим втроем в разные места, и наши мнения совпадают по многим вопросам. А вот Михаил Петрович тот самый камень преткновения, где мы резко расходимся. Ленке аспирант безумно нравится, а мне он кажется вдохновенным идиотом. Женская дружба часто рушится, когда у кого-то из девушек появляется кавалер. Но пока наша компания не распадается. Про Наташку я уже рассказывала, все ее отношения завязаны исключительно на сексе и длятся пару дней. У меня сейчас нет постоянного парня, а те, что были раньше, просто ошибка. Но я честно говорю:
– Очень хочу найти свою любовь, да пока не получается.
Ленке же почему-то стыдно признаться в отсутствии ухажера, вот она и придумала себе страсть к Михаилу, повторяет постоянно:
– Я легко могу окрутить любого. Только топну, сто человек на асфальт упадут. Но мне они не нужны, я влюблена в Ковалева.
Не верьте Викторовой, она врет. Ленка может сучить ногами, размахивать руками, трясти головой, натягивать красную юбку Орловой, но не то что сто мужиков, даже один завалященький парень на нее не покосится. Почему? Чего-то в Викторовой нет, а вот чего, я не понимаю. Вроде и симпатичная, и веселая, и не дура, а никакого успеха на любовном фронте. Однажды Белка меня спросила:
– Сколько лет Елене?
– Мы с ней одногодки, – удивилась я. – А что?
– Я думала, Викторова намного старше, – ответила бабуля, – у нее взгляд иногда очень тяжелый, потухший, у молодых такого не бывает, он появляется ближе к тридцати.
