биологический инстинкт препятствует нашему выздоровлению. Мозг говорит нам: «С твоим телом что-то не так!» Даже если с ним все в полном порядке.
Чтобы преодолеть этот барьер, нужно принять контринтуитивную позицию: «Из-за боли мне кажется, что я получил физическую травму, но в данном случае это лишь ложная тревога».
Второй барьер: условные рефлексы
В конце 1960-х годов комик Стив Мартин был на вершине успеха. Его карьера шла в гору, он зарабатывал хорошие деньги, а от девушек не было отбоя. Но однажды ночью все пошло под откос. Он гулял с друзьями, когда ни с того ни с сего у него началась паническая атака[69].
«Мое сердце начало бешено колотиться, пульс перевалил за двести ударов в минуту, – рассказывал он. – Во рту так пересохло, что я не чувствовал языка». На следующий день ему стало лучше, но к вечеру паническая атака вернулась.
Его мозг установил неудачную ассоциацию: он связал ночное время с тревогой. И эта ассоциация сохранялась на протяжении месяцев. Днем Стив Мартин был в полном порядке, но с заходом солнца появлялось беспокойство. Это называется условным рефлексом: мозг связывает физический симптом с нейтральным триггером.
С точки зрения эволюции условные рефлексы чрезвычайно полезны. Если вы съедите ядовитую ягоду и вам станет плохо, ваш мозг создаст ассоциацию. Он запомнит эту опасность, и в следующий раз вас начнет тошнить уже от одного только запаха этой ягоды. Условные рефлексы защищают нас от повторения опасного поведения.
Но что, если ягода не была ядовитой? Что, если вам стало плохо из-за чего-то другого? Мозг, не желая рисковать, все равно устанавливает ассоциацию и навешивает ярлык «опасность» на еду, которая на самом деле безопасна.
Условные рефлексы такого типа часто наблюдаются у людей с нейропатической болью. Так происходит, когда боль связывается с каким-то физическим положением или действием. Причем это положение или действие не вызывает боль[70]. Скорее, мозг ассоциирует ее с ними. И из-за этой ассоциации мы начинаем думать, будто с нашим телом что-то случилось.
В дни, когда я страдал от хронической боли, у меня развился ряд условных рефлексов. Когда у меня болело колено, триггером становилась ходьба. Когда у меня болели плечи, мне было больно, даже если я просто надевал пиджак. Когда у меня болела шея, я не мог повернуть голову влево (из-за чего перестраиваться на трассе на другую полосу было особенно непросто).
Но самый ужасный условный рефлекс был связан с сидячим положением. Стоило мне сесть, как уже через несколько минут начинала болеть спина. Чем дольше я сидел, тем хуже мне становилось. То, на чем я сидел, также имело значение. Жесткие стулья причиняли мне больше боли, чем мягкие. Стулья с низкой спинкой причиняли больше боли, чем с высокой. Про скамейки я вообще молчу.
Я стал специалистом по стульям. Я знал, в каких кинотеатрах самые удобные сиденья. Я знал, в каких ресторанах самые удобные стулья (если вам интересно, то в Makai Lounge… такие высокие, такие удобные).
На самом же деле спина у меня болела не из-за стульев, хотя я был абсолютно уверен в обратном. Мой мозг просто установил определенные ассоциации (сидеть = опасно). Стулья провоцировали боль, но не из-за того, что давили на спину, а потому, что мой мозг связывал сидячее положение с болью. В темном времени суток не было ничего такого, что могло бы вызывать беспокойство у Стива Мартина. И в стульях не было ничего такого, что могло бы вызывать у меня боль. Просто у нас обоих выработались очень сильные условные рефлексы.
Почему я решил, что мою боль вызывал условный рефлекс, а не стулья? Да потому, что теперь я могу подолгу сидеть на любом стуле, не испытывая при этом никакой боли. Моя спина осталась прежней. Стулья остались прежними. Единственное, что изменилось, – это то, что я отучился от своего условного рефлекса.
Условные рефлексы могут помешать поверить в то, что ваша боль вызвана мозгом. Если каждый раз, когда вы садитесь, у вас начинает болеть спина, то вполне логично предположить, что именно сидячее положение эту боль и вызывает. В конце концов, все, что вы усвоили о причинно-следственной связи, указывает на это.
Но если у вас нейропатическая боль, то ее причина не в том, что вы сидите, стоите или ходите[71]. Это условный рефлекс. Ваш мозг связал какое-то положение или действие с появлением боли. К счастью, подобные ассоциации можно подавить.
Третий барьер: медицинские диагнозы
Современная медицина базируется на так называемой биомедицинской модели, в рамках которой лечение любой проблемы сводится к поиску одной-единственной структурной причины с последующим ее устранением.
Когда вы получаете травму, эта биомедицинская модель может оказаться очень полезной. Например, представьте, что вы повредили запястье, пытаясь сделать слэм-данк[72] на детском баскетбольном кольце (не смейтесь – такое может случиться с каждым). Сначала врач назначит рентген, чтобы убедиться в отсутствии перелома. Затем он осмотрит вас, чтобы определить тяжесть вывиха. Наконец, вам наложат шину, чтобы на несколько недель обездвижить ваше запястье и дать ему зажить. Очко в пользу современной медицины.
В случае же с хронической болью биомедицинская модель зачастую приносит больше вреда, чем пользы. Врачей учат искать структурные нарушения[73]. А когда ищешь структурное нарушение, скорее всего, что-нибудь да найдешь, даже если на самом деле проблема вовсе не в нем.
Многим пациентам, страдающим от хронической боли[74], врачи ставят различные диагнозы: остеохондроз, травма повторяющегося напряжения, фибромиалгия – список можно продолжать бесконечно.
Иногда эти диагнозы действительно успокаивают.
Когда у тебя что-то болит и ты не знаешь почему, это ужасно. Неопределенность изматывает не на шутку. Когда же твоим симптомам дают объяснение, это может принести огромное облегчение.
Только у этих медицинских диагнозов есть и обратная сторона[75]. Они укрепляют идею о том, что с твоим телом что-то не так, даже если оно в полном порядке.
Я уже упоминал об этом во второй главе, но повторить лишним
