– Рассказывала, – поправил Нуждин.
– Да, рассказ…зы-ва-ла о России… Но она долго болела и умерла, оставила меня с маленьким братишкой… Теперь я работаю, чтобы его кормить. Здесь недалеко, в ночном клубе для моряков. Война… – закончила она грустно. – А у вас в России есть девушки для моряков?
– Наши девушки работают на заводах, – почти зло ответил ей Стребыкин. – Или воюют!
– Воюют? Но война – не женское дело! А на заводах… это ведь так тяжело!
– А ты слышала про Зою Космодемьянскую? – спросил Нуждин.
– Зоя? Разве есть такая кинозвезда?
– У неё звезда поярче – звезда Героя Советского Союза!
– О-о, это, наверное, очень популярная звезда… Вы её любите?
– Уж конечно! – в сердцах проговорил Нищенко.
– Так это ваша девушка? – повернулась к нему незнакомка. – А она вас любит? И ждёт?
Ребята только молча переглянулись.
– Я вижу, вы торопитесь на службу… Но я так счастлива, что смогла встретиться с русскими!.. Сорри, сегодня я очень устала – было много клиентов. Но завтра… Приходите завтра в клуб моряков. Я постараюсь… у нас много хороших девушек… вам будет весело!
Она сделала воздушный поцелуй и, помахав рукой, скрылась в темноте.
Нищенко брезгливо сплюнул и сжал кулаки:
– Вот тварь! «Будет весело!»…
– Витя! – приобнял его Лемперт. – Она не виновата – слыхал ведь: братишку надо на ноги поставить…
– А я бы, пожалуй, не отказался, – мечтательно зажмурился Новиков. – Чуток старовата, но ещё вполне…
– Знаешь! – схватил его за грудки Нищенко. – Я тебе сейчас… морду твою сопливую…
Отнимать от него щупловатого Новикова бросились уже и Стребыкин, и Нуждин.
– Да я как представил, что моя… могла бы вот так… в клубе для моряков!..
– Ох, братцы, скорей бы в бой! – вздохнул Жигалов.
А в это время…
– Ну что ж, помянем Дмитрия Федоровича Гусарова… Невесёлый нынче праздник получается! – проговорил Трипольский, стоя в своей каюте на флагманской С-56 в окружении командиров «эсок».
– Я хорошо его знал, Александр Владимирович, – вымолвил Григорий Иванович Щедрин. – Сильный был командир, настоящий…
Выпили сурово, не чокаясь.
– И полпути не прошёл, – продолжил Лев Михайлович Сушкин.
– Ему и по службе ещё бы идти да идти! – добавил Трипольский, вкладывая в свои слова уже другой смысл.
– Интересно, как там Комаров движется?.. Может, нам сподручней теперь всем вместе плыть? – предположил Братишко.
– Путь ещё долгий, – не то поддержал, не то усомнился комдив.
– Давай-ка, Дмитрий Кондратьевич, мы за тебя выпьем. Как там ребята твои спели? «Не видать ни дна и ни покрышки нашему Братишке»?
– А молодцы, в самом деле! – восхитился Иван Фомич Кучеренко. – Такую песню сочинили! Надо бы слова переписать – пусть и мои разучат.
– А Кучеренко с братишкой не рифмуется! – съехидничал Сушкин.
– Ничего, там речь о братстве – это важнее рифмы.
– Погодка-то портится, – заметил Братишко, когда стали расходится по кораблям.
– Если тучки сбились в кучки, жди хорошего дождя, – продекламировал Сушкин. – Так мои земляки говаривали.
– А дождь – к удаче! – подхватил Кучеренко.
– Ну, братцы, до следующей встречи, – обнял друзей Трипольский. – Держать курс!
– Есть держать курс!
Седьмая неделя похода
Тихий океан
Ровно стучат дизеля, безостановочно и мощно вращаются винты, вспенивая за кораблём белоснежный след. На расстоянии нескольких кабельтовых, в кильватер друг другу идут вторая, третья, четвёртая лодка. И за каждой остаётся такая же ослепительная полоса. Да и весь океан сверкает на солнце – иной раз кажется, что оно бьёт прямо из-под воды. Командир С-54 Дмитрий Братишко и зенитчик Пётр Грушин на мостике вынуждены нести вахту в тёмных очках.
На перекур выбираются на палубу ещё несколько человек – Александр Морозов, Анатолий Стребыкин, Сергей Чаговец. Следом появляется офицер связи лейтенант Орлов – из числа приданных дивизиону американских сопровождающих. На Морозове тоже солнцезащитные очки, но не такие, как у вахтенных, а щеголеватые, в роговой оправе, с фирменными наклейками в уголках стёкол.
– В Сан-Франциско прибарахлился, что ли? – любопытствует Чаговец.
– Ну, ты скажешь! «Прибарахлился»… Это чейндж! – с достоинством отвечает Морозов.
– Подарок?
– Вроде того. От девушки. Я ей – красную звёздочку, она мне – очки. По-ихнему – чейндж, по-нашему – обмен.
Услышав это, лейтенант Орлов иронически хмыкнул – даже поперхнулся дымом.
– Обмен называется! Девушка вам – полезную вещь, а вы ей – что, химеру?
– Между прочим, това… тьфу!.. господин лейтенант… эти «химеры» сейчас сражаются с нашим врагом. И вашим, кстати, тоже! А девушке моя звёздочка очень даже понравилась!
– Ну, вашими звёздочками врага не закидаешь. Что и видно!
– Чего ж вы второй фронт никак не откроете? – вмешался Чаговец. – Закидали бы своими… что у вас там…
– Придёт время – откроем! – Орлов отвернулся, не желая продолжать разговор.
– Они ждут, пока Россия сама немцам рога скрутит. А потом придут на готовенькое – добычу делить, – вставил Стребыкин.
– Россия – сама?! – Орлов в голос расхохотался. И, вдруг посуровев, заявил, как с трибуны: – Россию спасут только Бог и Америка! Америка – самая сильная держава!
– Ну да! «Мы сидели у вагоне и толкали паровоз», – продекламировал Чаговец. – А у самих только жвачка на уме да проститутки в салонах.
– А кто вам ремонтировал корабль: менял прогоревшие заглушки дизелей, сделал вот эту крышу над ограждением мостика? Разве не американские рабочие?
– Правда, – согласился Стребыкин. – Но при этом Том Силвер, слесарь, говорил, что, мол, сейчас хорошо: пока есть война – есть работа… Нет, вы поняли? – повернулся он к товарищам. – У нас люди под бомбами гибнут, а ему хорошо! «Есть война – есть работа!»
Орлов презрительно сплюнул за борт и стал спускаться по трапу вниз.
– Культура аж прёт! – проговорил вдогонку Морозов.
Спустя несколько минут на палубу вышел замполит лейтенант Шаповалов.
– Жалуется на вас американец, – пожурил он матросов. – Пропагандой, говорит, занимаетесь, в коммунистическую веру хотите его обратить…
– А он не занимается?! «Только Бог и Америка спасут Россию!»…
Шаповалов усмехнулся:
– Да? Но всё же вы не шибко… Нужен вам этот янки, как подлодке – дымовая труба! Пусть себе шипит… А очки у вас, Морозов, и вправду, я смотрю, щегольские…
Морозов снял очки и протягивает замполиту:
– Дарю, товарищ лейтенант.
– Ну что вы! Дарёное не дарят.
– Да жарко в них! Даже нос вспотел, – сетует Морозов под смех друзей.
– Нет-нет, оставьте себе – на память об Америке. Да и без них, думаю, не прохладнее.
– Внимание, записываю в вахтенный журнал: «18 ноября 1942 года, 14 часов 15 минут – Прошли северный тропик – тропик Рака!» – сообщает из рубки командир штурманской БЧ-1 лейтенант Константин Тихонов.
– Ничего себе, северный! – отозвался Сергей Чаговец. Он взялся было за перила трапа, но тут же, ожёгшись, отдёрнул руку. – Не лодка, а сковородка.
– На вас не угодишь, – рассмеялся Шаповалов. – То мороз вам не по вкусу, то жара…
– Домой бы! – поплевав на руки перед тем, как взяться за поручни, сказал Морозов. И дым Отечества нам сладок и приятен. Хотя… – сдержался, подумав, – нынешний дым уж дюже горький…
В этот момент звучит сигнал учебной боевой тревоги и команда:
– По местам стоять! Начать тренировки по борьбе за живучесть корабля!
Бегом, но привычно, без суеты, занимают моряки места по боевому расписанию. Электрики осматривают моторы, трюмные проверяют системы, комендоры расчехляют пушки и наводят их на условные цели.
По громкой связи разносится голос капитан-лейтенанта Братишко:
– Температура воздуха – до 40 градусов по Цельсию, забортной воды – 28 градусов. Охлаждать машины она не успевает. В связи с этим, во избежание перегрева и серьёзных поломок техники, командиру группы движения приказываю действовать по схеме: один дизель работает на винт, другой в резерве, на техосмотре. И так – через сутки.
Мотористы Яков Лемперт и Михаил Богачёв выводят один из дизелей. Старшина команды мичман Николай Лосев спускается под паёлы и пробирается к шатунам:
– Ну-ка, мальчики мои, как вы тут?
– Не горячо, товарищ мичман? – спрашивает Пётр Грудин. – Может, помощь нужна?
– Сюда бы веничек сейчас! – мечтательно откликается Лосев. Лицо его покрыто испариной, тельняшка потемнела от пота. – Как-никак, удалые они у меня – по 2100 лошадок в одной упряжке!
– Отбой учебной тревоги! – звучит команда.
Комендор Петр Иванов, несущий наблюдение на мостике, оперся было о переборку, но тут же отдёргивает ладонь: жжётся!
Оглядывая океан, внезапно докладывает:
– Слева тридцать, дистанция два кабельтова, плавающий круглый предмет!
