Отступление о монахе Олимпии
Преставился недавно и монах Пантелеимонова монастыря отец Олимпий… Рак. Как многих поражает он на Афоне! Кто-то говорил, что здесь радиоактивные породы в скалах. Монахи считают страшную болезнь милостью Божией. Безнадежное заболевание заставляет уповать только на Господа.
Наша страна сейчас – тоже безнадежный больной. И в этом – благо. В человеческой безнадежности таится сверхприродная надежда. Только бы не пойти по пути надежды на человека, по гибельному пути окруженного врагами Царьграда!
Старец Аристоклий Московский, многолетний афонский насельник, говорил перед Первой мировой, что у России «Бог отнимет всех вождей, чтобы только на него взирали русские люди. Все бросят Россию, откажутся от нее другие державы, предоставив её самой себе, – это чтобы на помощь Господню уповали русские люди». [37, с. 518].
Св. Исаак Сирин писал: «Как скоро человек отринет от себя всякую видимую помощь и человеческую надежду, и с верой и чистым сердцем пойдет во след Богу, тотчас последует за ним благодать и открывает ему силу свою в различных вспоможениях».
Смерть в страданиях уподобляет молящегося человека мученику за Христа. Рак – дурак, а в Царствие Небесное вводит, – так говорят святогорцы. Впрочем, все это – «теория». Практику знают такие, как старец Паисий, выпросивший у Господа страшную болезнь. Или монах Софроний, о котором я писал в книге «Наступить на аспида». Или – отец Олимпий.
Он отрешился от мира на пике своей научной и преподавательской карьеры. Его помнят с иголочки одетым, благоухающим дорогой парфюмерией международным профессором. Откуда он прилетел вчера? Кажется, из Америки. Читал там лекции по математическому моделированию предпринимательской деятельности. И вдруг… Что за повестку он получил?
В 1999 году профессор отправился на Афон. Наверно, просто потому, что любил путешествовать. Не всё же в Альпах на горных лыжах кататься – можно и на какую-то удивительную монашескую республику посмотреть… В греческом монастыре Дионисиат шёл ремонт. И паломники, среди которых был профессор Олег Павлович, едва упросили насельников обители вынести святыни для поклонения. Вынесли десницу Иоанна Предтечи. В серебряном ковчежце, сделанном в виде руки, с одной маленькой дверцей, обнажавшей кость. Олег Павлович нагнулся, чтобы приложиться, нательный крестик выскользнул из-под рубашки и упал прямо в эту дверцу… Что такое?! Застрял! Попал между косточками – не вытянуть обратно! Пришли монахи, устроили целый консилиум, трясли ковчежец и так и сяк – никак. Пришлось оставить крестик в мощах. Наверно, он и сейчас там.
Не отпустил его Афон. «Как мне хотелось бы здесь остаться!» – сказал он своим сопаломникам. Те и не догадывались, что это не просто прекраснодушное мечтание, а вполне конкретная и созревающая мысль… Мир тоже удерживал профессора. Крутил пальцем у виска. Перед окончательным отъездом на Афон Олег Павлович узнал, что удостоен международной премии за написанный учебник и что денежный приз можно получить в Мюнхене. Съездить, что ли? Нет, отказался от соблазна. Полетел в Салоники…
Строгий, кажется, сильно уставший седобородый монах водил нас к мощам святых в придел Покровского храма. У него, как у профессора, было послушание экскурсовода. И еще, совсем не профессорское, – стирать и гладить белье для архондарика. Не в пример некоторым, отец Олимпий выполнял послушания безукоризненно. Так он привык в течение всей своей жизни. Но спать приходилось три-четыре часа в сутки, не больше.
И еще он дохаживал инока Иннокентия. Я помню этого сухощавого старчика с шаркающей походкой. Головной убор у него был необычный – пластмассовое ведёрко, обшитое намёткой. Зато не промокало. Бывшего фронтовика послали на Афон еще в 70-е годы, среди первого пополнения. Его выбрали, может быть, потому, что, практически необразованный, отец Иннокентий обладал талантом Кулибина. Из давно выброшенной железки мог сделать нужную вещь. Он-то и устроил в запущенной обители водопровод и канализацию. И вообще, кажется, он мог починить всё, что нужно. В починке здесь нуждалось многое. Впрочем, его и самого нужно было ремонтировать. Недаром инок Иннокентий шаркал в сапогах с обрезанными голенищами – обожженные на войне ноги танкиста постоянно болели. Но на уговоры пойти к врачу инок отвечал: подлечиться можно – чтобы в храм и на послушания ходить, а лечиться – ни за что.
Конец ознакомительного фрагмента.
