Со мною образ дальних дней —
Благословляющие руки
Светлейшей бабушки моей.
Март 2002 г., Москва
ПРОЩАНИЕ
Я не был погублен свободой чужою.
Но я позабыть никогда не решусь:
Лишь тонких запястий коснулся щекою,
Меня обожгла Ваша тайная грусть.
Закат золотил черепичную крышу,
Алел Сигизмунда над городом меч…
С тех пор не могу без волнения слышать
Живую изящную польскую речь.
Пусть мне полюбить Вашу родину сложно.
Как Висле нельзя подобраться к Москве…
Забыть Вас хотя бы уже невозможно
За эту прожилку на левом виске.
Одна только Ваши черты затуманит,
Которая в снежном далеком краю,
В пустом и торжественно убранном храме
Вручила мне белую душу свою.
Ноябрь 2000 г., Варшава
СВЕТ МОЙ ДАЛЬНИЙ
— Без тебя, мой друг печальный,
В серебре
Я второй январь встречаю
На земле.
Жив ли сокол ненаглядный,
Не пойму…
Проводила я солдата
На войну.
— Вижу, вижу свет неясный
До зари!
Только ты меня напрасно
Не зови.
Путь домой ночная буря
Замела.
И легла под сердце пуля
Тяжела…
— Я дышу, мой друг желанный,
На свечу.
Я твою любую рану
Залечу.
Богородицей хранимый,
Помолись!
И живым, живым, любимый,
Возвратись!
— Свет мой тихий,
свет мой дальний,
Скоро год
Мне степной подняться камень
Не дает.
Надо мной звезда застыла
Коркой льда.
Не видать мне больше милой
Никогда.
Январь 2000 г., Вятка
В КРАКОВЕ
Польша. Краков. Берег Вислы.
В сумке — книга. Денег нет.
В Ягеллонский за магистром
Юркну университет.
Ставни древние открыты.
Всюду — в солнечной пыли
Бронзовеют езуиты,
Голубеют короли.
На стене орел крылами
Красно-белый стиснул щит.
Рядом — трепетная пани
С книжкой Тютчева стоит.
Слышу шелест русской книги,
Дышат виршами уста,
Что Ягайлы и Ядвиги
Потемнели на холстах.
В тишине грозят очами,
В пустоте скликают рать.
Только панночку кострами
Сложно нынче напугать.
Я, последний грош транжиря,
Ей бегу цветов купить.
Знает пани — в этом мире
Без России не прожить!
Июль 2002, Краков
ПОЗВОЛЬ, ТОВАРИЩ…
— Как живем, товарищ дорогой?
Восемь лет не виделись с тобой…
В стороне далекой пропадал?
Что на белом свете повидал?
— Я видел Вислу и Евфрат,
Над Филадельфией закат,
В снегах — змею бескрайнего этапа…
Калькутту, Падую, Нарым,
У стенки ставшего седым
В Итум-Кале наемного араба.
— Не спеши, товарищ дорогой!
Можно выпить чарочку с тобой.
Где твой дух таинственный витал?
Что в стране далекой услыхал?
— Я слышал шепот роковой,
Звон кастаньет, шакалий вой
И улиц улей лунного Китая…
Свист самаркандского ножа.
Я слышал, как плывет душа,
Прощально липы ветреной касаясь.
— А позволь, бывалый человек, —
Дождь пока на улице и снег —
Наше любопытство утолить:
Где бы ты хотел сегодня быть?
— Себя я часто вижу в снах
В тверских некошеных лугах,
А рядом — церковь — трепетная птица.
Бесшумно Нерль бежит река,
А над рекою — облака…
Вот, где бы мне сегодня очутиться!
Февраль 2003 г., Москва
РАЗДЕРИХИНСКИЙ ОВРАГ
На разбуженной брусчатке —
Перестук и перезвон.
В куполах старинной Вятки
Лик московский отражен.
На семи холмах зеленых
Вятка молится Христу.
Как в столице чахнут клены
В Александровском саду.
Есть еще примета края,
Где разросся кое-как,
Всю Россию разъедая,
Раздерихинский овраг.
Древний склон зарос крапивой,
Но жива о нем молва:
Здесь, над братскою могилой,
Шелестя, растет трава.
Две столкнул однажды рати
Темной ночью грозный яр:
Устюжан здесь резал вятич,
Принимая за татар.
Но заря в лугах отавных
Заалела. И земля
Больше тыщи православных
Расторопно приняла.
Нас беда не вразумила —
Мы разрознены и злы.
Сколько мы своих в могилу
По ошибке увели!
