— Продолжайте, леди Белла, — сказал капитан. — Мне любопытно.
— Встаньте, — велела я. — Вы, помогите ему…
— Дык это… мы люди простые, не издевайтесь, миледи… — пробормотал раненый.
Я оторопело посмотрела на капитана. Что не так я сказала?
— Парни не привыкли, когда им говорят «вы», — хмыкнул он. — Сэм, помоги Люку устроиться… Где именно, леди Белла?
— Вот здесь, у окна, чтобы я могла как следует разглядеть рану.
Под повязкой обнаружились склеенные кровью и чем-то жирным ресницы, пришлось снова оборачиваться к капитану и просить у него воды и чистую ветошь.
Услышав это, тот, кого назвали Сэмом, вытаращил глаза.
— Дык это, я щас…
— Стоять! — велел Блад, и моряк замер как вкопанный. — Поди в соседнюю комнату, там стоит кувшин с водой. Возьми кувшин и полотенце, принеси сюда.
Получив искомое, я промыла раненому глаз, пока не разлепились ресницы. Развела веки — сам он раскрыть их не мог, боль мешала. Мысленно ругнулась. Вот только бальзама здесь и не хватало! В покрасневшем белке зияла рана.
— Чем это? — поинтересовалась я, отпуская веки и накрывая пострадавший глаз ладонью.
— Щепка проклятая, чтоб ее… — раненый осекся. — Прощенья прошу, миледи.
Да. Щепка. Вон она, ушла в глубину глаза. Хорошо, что сетчатку пока не задело. Но даже если рана и заживет, зрения этот человек скорее всего лишится. И я…
— Боюсь, я не смогу помочь.
— Миледи, господом богом заклинаю! — взвыл раненый.
— Заткнись, Люк! — Блад повернулся ко мне. — Леди Белла, можете объяснить?
— Щепка осталась там, в глубине глаза. — пояснила я. — Если ее не убрать, воспаление сохранится, стекловидное… внутренность глаза потеряет прозрачность, в лучшем случае, когда заживет, сможет различать свет и тень. В худшем придется удалить глаз, чтобы воспаление не перешло на мозг.
— Да я лучше сдохну, чем и второй…
— Люк, — негромко произнес капитан, и раненый вздрогнув, замолчал.
— Вы не можете до нее дотянуться, правильно я понимаю? И щипцов, как для пули, нет.
Я кивнула.
— Она прямо напротив раны? Насколько глубоко?
Я прикрыла глаза, воспроизводя перед мысленным взором изображение. Развела пальцы на пятую часть дюйма.
— А длина?
— С полдюйма.
Блад бесцеремонно раскрыл веки раненому. Склонился над его лицом, словно высматривая что-то в глубине раны.
— Замер и смотри в одну точку, — велел он. — Кажется, вижу.
Из раны появилась окровавленная щепка, взмыла, послушно ложась на ладонь капитана.
— И вот из-за такой малости столько хлопот? — покачал он головой, разглядывая извлеченный кусочек дерева. — До чего хрупкое создание — человек.
— Не клевещите на чудо, созданное господом, — возразила я. — У человеческого тела огромный запас прочности.
Я снова накрыла пострадавший глаз ладонью. Да, щепка была единственной. Сетчатка цела. Кровь из глаза не удалить, придется срастить оболочки, постараться защитить от инфекции и надеяться, что все обойдется.
— Люк, полностью зрение едва ли вернется. Кровь, которая попала в глаз, частично рассосется, частично переродится в рубец, поэтому видеть ты будешь хуже, но будешь.
Раненый поднялся. Повертел головой. Едва ли сейчас он мог различить что-то, кроме смутных очертаний предметов, однако развернулся четко ко мне.
— Ну, значит, раз вы мне не до конца помогли, то и я…
Он осекся — щепка, которая только что была в ладони Блада, подплыла к его лицу, зависнув перед веком. Не знаю, как раненый сумел ее разглядеть, но как-то разглядел. Зажмурился, побелев.
— То есть я хотел сказать, прощенья прошу, миледи, как и обещал, все, что скопил…
— Все не надо, — сказала я. — Достаточно будет…
— Твоей доли добычи за этот поход, — перебил меня Блад.
— Да, капитан.
— Леди Белла.
— То есть, да, леди Белла. — Он дернулся, когда деревяшка вспыхнула прямо перед его лицом. Отскочил, попятился к двери, то и дело неловко кланяясь.
— Благодарю вас, миледи, — поклон второго был куда уверенней. — И вас, капитан. — Еще один поклон. — И прошу прощения за этого дурня. Я добавлю свою долю в качестве платы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я кивнула — это все, что я могла сделать, чтобы не выдать свою растерянность.
— Сэм — старший брат Люка, а вовсе не то, что ты подумала, — ухмыльнулся Блад, когда за ними закрылась дверь.
— А что я должна была подумать? — не поняла я.
Он расхохотался.
— Пойду все же приведу себя в порядок. И советую закрыть дверь на засов, пока тут не образовалась очередь из страждущих, а Альберт Дезо не начал разыскивать в своих книгах особо изощренные проклятия.
— В медицинских книгах нет проклятий.
— Откуда тебе знать?
— Попалась как-то в руки.
Брат как-то стащил для меня пару томов из сундука батюшкиного лекаря. Они меня разочаровали. Сведения об анатомии были стандартны, но в том, что касалось невидимых процессов, протекающих в организме — сплошные домыслы. Строго говоря, я не могла утверждать, что и мои знания — не домыслы. Впрочем, не так давно некий господин открыл, что все растения состоят из пузырьков, наполненных питательным соком, и он же обнаружил в капле воды невидимых глазу «зверьков». Об этом капитану Райту увлеченно рассказывал джентльмен, который, как и я, удостоился чести обедать за капитанским столом.
Что с ним сталось? Когда меня уводили, его не было видно на палубе. Может, погиб, сражаясь, а, может, сидел в каюте, ожидая, чем дело кончится. Жаль, что мне не удалось расспросить его как следует, капитан тут же заявил, мол, незачем мне забивать хорошенькую головку тем, в чем он сам — не в обиду господину ученому будь сказано — ничего не понял.
— Словом, закрой дверь и займись чтением, — вернул меня в реальность Блад. Хмыкнул. — «Об истинном чуде Господнем». Не думал, что тебя может заинтересовать подобная муть.
— Если она тебе не нужна, можно я заберу? — поспешно спросила я.
И, кажется, — слишком поспешно, потому что на лице капитана появился неподдельный интерес. Он раскрыл том на середине да так и замер.
— Что это? — Он развернул ко мне книгу.
— Взаимное расположение органов брюшной полости в прямом и поперечном разрезе, — обреченно проговорила я.
Глава 11
Несколько бесконечных секунд капитан молчал, а потом расхохотался. Он смеялся взахлеб, до слез, утирал их и продолжал хохотать.
— Схожу-ка я за водичкой, — пробормотала я, отступая к спальне, где должна была еще оставаться вода в кадке и ковш. — Жаль, что стихии мне неподвластны.
— Все хорошо. — Он утер слезы. Хихикнул в последний раз и стал серьезным. Глянул на обложку. — Кто бы это ни придумал, он прекрасно сознавал, что какой-нибудь «полный курс прикладной анатомии», или как там называются книги, по которым учатся хирурги, в руках женщины будет выглядеть странным, особенно если ее отец или муж не отличаются большим умом. Но назови все то же самое как-нибудь душеспасительно, да добавь в примечания «с благословения и на средство игуменьи Эпифании» — все будет выглядеть благопристойно, и мало кто полезет внутрь.
— Эпифании? — Я выхватила у него книгу. Тихо выругалась себе под нос.
Блад приподнял бровь. Я положила том на стол, безуспешно пытаясь скрыть волнение.
— Поясни, сокровище мое, — попросил, нет, потребовал капитан. — Впрочем… — Он снова забрал у меня том, еще раз просмотрел первые страницы. — Издано в Новом свете. Уж не так ли звали настоятельницу монастыря, в который ты не попала?
Я отобрала книгу, прижала к груди. Мама говорила о возможностях. Вот она, возможность. Возможность не скрывать дар — что может быть правильнее монахини, исцеляющей истовой молитвой? Вот только плата за эту возможность — отречение от всего мирского. От моей любви. Может, поэтому мама и не рассказала мне — я бы все равно отказалась.
А может, она так и не навестила меня за тот месяц не потому что гневалась, а просто отец не разрешил? Он мог… Может, у нее просто не было возможности со мной поговорить?
