арестовать вражину, тем оно было и лучше для советской власти. Но Чухонцева решили до поры не трогать, подкармливая дезинформацией, которая ложилась на стол Хольмсту. Тот принимал все за чистую монету, которой и платил Тимофею Денисовичу за верную службу. Чухонцев был на высоте. Единственное, что пока не получалось у него – это выяснить, кто же враг, внедрившийся в ряды «Братства»? Разоблачить иуду стало делом чести для колчаковского контрразведчика. Когда Тимофей Денисович в разговоре с Софьей узнал о якобы готовящемся нападении на административное здание КВЖД, а также диверсиях на водонапорной башне и в парке, то передал информацию Хольмсту. Тот озадачился, как все три дезинформации от людей, пользовавшихся доверием, дошли до ОГПУ? Чухонцев же сразу смекнул: предатель – один человек! К тому же не из числа этих троих! Взять, к примеру, прапорщика Алексея Смысловского. Он осел в Харбине после разгрома боевого отряда, которым командовал в военной организации генерала Сычева. После этого какое-то время верховодил небольшим бандформированием, промышляя грабежами приграничного населения Дальневосточья. Отбирая у последних одежду, продукты питания, лошадей, оружие, боеприпасы и золото, отличался особой жестокостью по отношению к большевикам и членам их семей. Вскоре, разбитый в очередной раз коммунистическим отрядом особого назначения и вновь сумевший уйти от возмездия, он примкнул к «Братству русской правды». Такой вряд ли мог замолить грехи перед «советчиками» одними раскаяниями и предательством интересов белого дела. То же самое можно было сказать о Викторе Моргунове – белоказак, подъесаул. Участник расстрела станичников, во время рейда по тылам красных, а также – налетов на склады с зерном, конфискованным «советчиками» у кулаков. Служил при атамане Федоре Пучкове. Бежал в Харбин после ликвидации на Дальнем Востоке остатков структур белоказачьего войска.
Василий Суворов, пожалуй, меньше других был замаран кровью большевиков, но в составе Забайкальского белопартизанского отряда Гордеева в свое время вел активную агитационную работу среди недовольного государственной властью крестьянского населения. Большевикам было что предъявить Суворову при личной встрече. И этого хватило бы с лишком, чтобы арестовать, а то и пустить поручика в «расход». Чего стоили исходившие от него лозунги: «Всем встать на путь беспощадной борьбы с ненавистным коммунизмом!», «За Святую Русь и Православную Веру!» А призыв: «Уничтожать активных коммунистов!» – это уже была сразу «стенка». Будучи романтическим дураком, для которого пышные слова о белом движении имели определенное значение, Суворов вряд ли пошел на сотрудничество с «советчиками». Но на него грешил Хольмст и требовал от Чухонцева, как от опытного контрразведчика, подтверждений имевшимся подозрениям. Однако последнему было что предъявить Александру Артуровичу. Помощник-секретарь Хольмста – Лев Василевцев! Вот кто выпадал из поля зрения. Занятый незаметной рутинной работой, этот мог дотянуться до любых документов и подслушать секретные разговоры своего начальника. По мнению Чухонцева, на него как раз следовало обратить пристрастное внимание. Пользуясь доверием, секретарь хранил ключи от потайной комнаты, из которой можно было легко подслушать и подсмотреть за тем, что происходило в кабинете хозяина. По справедливости говоря, помощник-секретарь был без нужды Хольмсту. Но тот и слушать ничего не хотел об этом, лишь важничал, забыв, что тщеславие – есть прельщение дьявола. Чухонцев, указывая на Василевцева, ссылался на свою интуицию. «Смотришь ты, как тонко придумано, – размышлял он, – в канун проведения операции, когда становится известно об утечке информации, а на проверку и выяснение обстоятельств времени не осталось, ничего лучшего и придумать нельзя, чем посеять недоверие и подозрительность в рядах «Братства». Что это, если не дискредитация белого движения в глазах японцев и полная неспособность провернуть сколь-нибудь серьезное дело в Харбине»?..
– Срыва операции допустить нельзя ни в коем случае! – заявил Чухонцев, придя вопреки всем законам конспирации в штаб-квартиру Хольмста. – Арестуйте вашего помощника! Можете пока не расстреливать, но изолируйте его и увидите, что операция пройдет без сучка и задоринки!
Александр Артурович был возмущен такой вопиющей самонадеянностью, но устоять перед вероломством Чухонцева не смог.
– Может, есть смысл ускорить операцию, сдвинуть сроки? – попробовал он как-то «сохранить лицо».
– Давайте обойдемся без самодеятельности. Арестуйте Льва Василевцева, – отрубил Чухонцев.
– Хорошо! Но этот арест будет на вашей совести! – бросил Хольмст в сердцах.
– Окститесь, о чем вы печетесь, господин штабс-капитан?..
Едва Чухонцев ушел, Александр Артурович задумался над вопросами, которые обступили его со всех сторон, как солдата в бою обступают враги, когда у того закончились патроны.
Хольмст не спеша поднялся, подошел к шкафу, где стояла похожая на графин пузатая бутылка с китайской водкой, настоянной на коматозной змее и корне женьшеня, налил себе четверть стакана и выпил с одного маху в качестве лекарства от стресса и перевозбуждения. Алкоголь быстро проник в кровь и ударил в голову. Александр Артурович, обретая уверенность, стал принимать решения.
– Надо брать на себя всю ответственность за предстоящую диверсию, пока эти «умники» все не завалили, – прошептал под нос он и, немного еще подумав, добавил: – Провести операцию малыми силами через… два дня. Да! То есть в среду! Чш-ш. Пусть большевики дожидаются воскресенья, как им донес их агент! Теракт в ближайшую среду станет «сюрпризом» и для них, и для японцев, и для руководства Харбинского отделения «Братства» с генералом Бурлиным во главе и Аргуновым в придачу, которые ожидают диверсию через не-де-лю. Фуф. Только тихо. А как иначе, если никому доверия нет? – Хольмст еще налил в стакан и залпом выпил. – Один черт, случись какой-нибудь сбой, всех собак навешают на меня, а пройди операция гладко, лавры достанутся другим. – Александр Артурович шлепнул растопыренной ладонью по столу, и обратился к Чухонцеву, будто тот находился перед ним:
– А это мы еще посмотрим, господин Чух-нёвцев, кто есть предатель. Я за Василева… цева… тьфу!.. Отвечаю! – Решив сдвинуть срок проведения диверсии, Хольмст тут же вызвал к себе помощника и в пику Чухонцеву хотел было поставить того в известность, снабдив необходимыми инструкциями. Но в последний момент разум, пусть и разогретый спиртным, все ж возобладал над порывом, и Хольмст сдержался, приказав принести ему еще одну бутылку китайской настойки.
Двое суток для Александра Артуровича пролетели, как один день. Утро среды застало его с головной болью, запахом перегара и горьким привкусом во рту. Впрочем, ему было не привыкать. В последнее время Хольмст перед ответственными делами регулярно расслаблялся водкой, а потом, хорошенько умывшись холодной водой и почистив зубы порошком «ТЭЖЭ», буквально на глазах собирал волю в кулак, готовый свернуть горы. Несмотря на ранний час, он решил, что пора браться за дело. Для начала открыл все форточки в комнате и хорошенько проветрил помещение, из которого не выходил двое суток. После этого нажатием кнопки на столе вызвал помощника и дал тому задание. Тот из приемной протелефонировал Суворову.
