– Что-то я совсем растёкся. «Пора и честь знать»! – встрепенулся ОН. – Нет! Поеду всё-таки на матч! Да и сон подговаривал!..
…Полностью долбанутая, футбольная столица хоть и отличалась от многогранно прибацнутой столицы театральной, однако любовь к красоте и вдохновению была одинаково присуща как воздуху лавок, фуфаек, фунфуриков, крика и трёпа, так и атмосфере ложей, фраков, бокалов, вздохов и жеманства. ОН покорялся обоими полюсами, всё время пытаясь перемешать камни в воде. Получалось неодновременно…
Вчера позвали завтра на футбол. ОН согласился сегодня.
Районное село входило в Киевскую областную разнарядку билетов на матчи, так как тут колосилась команда, которая играла на первенство области, и каждый год могла постоять на уроненной чести района. За это команде полагалась льгота: пропуска на международные матчи с приличными местами по незначительной скидке. Такие билеты, даже по значительной накидке, купить было невозможно жителям известных городов русскоязычных, где тоже многие хотели своими глазами поехать на большой футбол в Киев. (Москве было, как шилом в жилу, что только из Киева показывали Большой Футбол).
Директор сельскохозяйственного стадиона, спортзала, кабинета, каптёрки и всей спортивной обуви (почему-то всегда «оставшихся» маленьких размеров), а по совместительству – магнат распространения билетов на массы, производил бескорыстное деление. Колобок, – а так прозывали его за спиной и с боков, не мог не отдать какую-то толику сельской футбольной команде, пусть даже и не хотел, потому что это и были билеты команды. Толику толикой, а в команде не было ни одного Толика, кроме двух. Это раздражало полузащитника, нападающего, вратаря и судью Васю. Человек-футбол Вася мог заменить собой всех по одному и при этом, в любом амплуа, оставался незамеченным на футбольном поле. Зато он был человек хозяйственный (имел свой тракторок), трудолюбивый и хороший семьянин. Каждый раз, когда делили билеты на Республиканский стадион в Киев, Васе давали, как ему казалось – несправедливо, всегда только один билет и ни корешка больше. И дело не в том, что, получив бы ещё, предположим, один, Вася не смог бы придумать, куда определить реликвию, просто нюх чувствовал предательство.
Колобок, как истинный дипломат (без такого дара он не стал бы директором спортивного комплекса на холме за сельрадой) объяснял:
– Ты, Вася, в одной игре выполняешь одну различную функцию. В другой игре, через неделю, ты функционально отличаешься от того, кем был в предыдущем матче. А в следующее воскресение ты вообще не играешь, а только стоишь на воротах. Поэтому заслуженно можешь получать на разный футбол разные билеты, но – лишь по одному в одни руки, понял?
У Васи начинали вращаться белки вокруг зрачков от количества одновременно услышанного. Но главное было понятно: исполнитель государственных обязанностей по сельской физкультуре явно темнил! Колобок был всегда рад, чтобы кому-то из команды не хватило. Но справедливость в виде очередной его набитой морды брала своё, и весь состав футболистов села, вместе с «длинной лавочкой запасных»[30], был первым в списке.
Лавочку обычно ставили в проходе автобуса, а в свободное от поездок время прятали в дальнем, самом тёмном углу спортзала, куда никто не бегал, разве что случайный мяч залетал и сразу же отскакивал на освещённое место – в центр площадки. Всю амуницию, все снаряды, весь инвентарь и всё остальное прятали, чтобы не украли. На стадионе и прилегающих к нему угодьях было украдено всё! Доски – сидения на трибунах. Доски спинок сидения на трибунах. Болты и шайбы с гайками для крепления досок-спинок и досок-сидений на трибунах. Металлические уголки, на которых болтами и шайбами с гайками крепились доски сидения спинок. Железные трубы, к которым были приварены уголки для крепления болтами и шайбами с гайками досок сидения со спинками сидений к трибунам. Застывший бетон, в который намертво были влиты железные трубы с приваренными металлическими уголками для болтов и гаек для крепления досок. Глубокие ямки, в которые железобетоном были залиты трубы вместе с приваренными к ним уголками, держащие на себе болтами и шайбами с гайками доски-спинки и доски-сидения на трибунах. Сами трибуны. Битум с беговых дорожек. Сами дорожки. Песок из ямы для прыжков. Следы шиповок в песке ямы для прыжков. Турник. Брусья. Подозревали, что и трава на лысом футбольном поле не сама выгорела и не вытопталась колхозным стадом, а была снесена ночью на чью-то фазенду. И даже куда-то ушла табличка, сделанная из снегоуборочной лопаты, с надписью, придуманной тренером:
«В поле сеяна трава,И ходить по ней нельзя!
Ну, а если кто пошёл?Знайте – то бредёт осёл!»
Поэтические призывы к людской сознательности с частичными оскорблениями не спасли ни траву, ни табличку. Но, к чести односельчан, футбольные ворота остались стоять на своём.
Итак, билетов в Киев на всех хватало с лихвой. Эта лихва состояла из случайных родственников[31] и неслучайных знакомых, желающих
МЕТКА*
Родственники всегда случайны. Их не выбирают.
на «шару» посетить столицу и побухать по одной краткой31, но самой веской в этих краях для жены причине: «Я – купить колбасы!»
Кстати, совсем не смешно! Колбаса имела возможность купиться только в стольном граде. В районных центрах она просто не произрастала. Благо, что главное место выращивания колбас, вкусного хлеба – за смешную цену – и всего остального, любимого народом, находилось географически недалеко. /Они проживали в центральной глубинке, откуда их прабабки ещё в лучшие времена всего за месяц доходили пешком до «Матери городов русских», чтобы помолиться в престижной церкви/. Люди, подкупая в городе хлебушек, слышали презрение ненависти в спину и вжимали голову, с конфузом прячась от словесных плевков: «У этих колхозников и так всё своё, а ещё и наше мешками скупают! Продавец! Не давать больше одной буханки на руки! Они хлебом свиней кормят!»
«Мы не виноваты! У нас в магазинах ничего нет!» – роптали жители сёл, «с позором» вынося всё, ЧЕСТНО купленное.
«На местах», и это чистая правда, не торговали приличной едой, а если что-то и перепадало, то намного сомнительнее качеством и всегда почему-то дороже, чем для ленивых жлобов, копошащихся у столичного корыта.
«У них и так всё своё!» – ещё один позорный штамп общества!
«Всё своё» не бывает «и так».
«Всё своё» – восемнадцать часов за сутки без массажа, без консультации диетолога, без тренировки по фигурному катанию, без логопеда – поясницей в позе радикулита.
«Всё своё» – семь дней за неделю без маникюра, без увлажняющего крема, без индивидуальных занятий по французскому, без солярия – руками в земле.
«Всё своё» – пять недель за месяц без маски из огурцов, без «укладки» и «фена», без сольфеджио, без понятия об архитектуре позднего ренессанса, без щипцов для омара, опасно близко к копытам и навозу.
«Всё своё» – двенадцать месяцев за год без информации о последнем обвале рынка ценных бумаг, без годового абонемента в театр, без мундштука, без новостей на сайте высокой итальянской моды – в резиновых сапогах с помоями и комбикормом.
«Всё своё» – сто долгих лет за жизнь до пенсии без зарплаты. Сто остальных лет – без доплат «за выслуги», без выплат «за заслуги», без «персональных», без «заслуженных», без «государственных», без «народных», без «международных», с пенсией меньше, чем у продавщицы билетов в городском кинотеатре!..
За что! За что, скажите, провинился человек, по рождению (не по распределению) попавший в село! Который из матки, извините, через влагалище, извините, попал сразу в глубокий анус! Не извиняйте! Попал, так попал!
Зато – «всё своё»!…ОН из задумчивости вернулся к футбольной поэтике:«Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля!Как таинственны туманы над трибунами!Кто блуждал в этих туманах в поисках места,кто много страдал перед матчем,кто летел в мечтах над этой поляной,неся в себе непосильный груз предвкушения,тот это знает!И он без сожаления покидает туманы раскуренного,болотца разлитогои реки расплаканного.Он отдаётся с лёгким сердцемв руки уходящей толпы, зная, что только она одна…»
– Да простит меня Михаил Афанасьевич, но никем больше так красиво не подумать про футбол!
С этим всем в голове, ОН запрыгнул в автобус, уже излишне воодушевлённый болельщиками.
Внутренность ржавой «консервной банки» уже поделилась на группы распития, но порыв был общий. Из одной посиделки к другой перекатывался гомонящий энтузиазм, отчего «ветхий развозчик» ещё больше шатало, даже пока без езды.
«Готовьте парашюты стаями!»
Забеспокоилась ФРАЗА.
ОН отмахнул назойливую «муху» и причалил к одной из компаний в заднем проходе уже заметно тронувшегося с места транспортного средства. Это повидавшее виды и повозившее возы несчастье газировало «салон» своими выхлопами и было точно-наверно переплавлено из плавучей лоханки, которая ходила по Балтике (единственная вода, где бортовая и килевая качка одновременно). Достав водку и закусь, ОН сразу повысил свой рейтинг «болельщика». Автобус был доверху переполнен футболом и едва сдерживал себя, чтобы не взлететь от ража ажиотажа. Даже куркули, для которых первоначально преобладали только низменные гастрономическо-колбасные ценности, как-то незаметно для себя громче всех стали принимать своё крайне-боковое участие в общем футбольном настроении. Все пристроившиеся уже справедливо ощущали себя частью большого события, может быть, в первый раз происходящего с ними, а не проходящего где-то за наружной стороной забора. Через полчаса, неожиданно даже для себя, они произносили наизусть весь основной состав «Динамо», знали помощников тренера, массажиста команды и стали на равных со всеми, до хрипоты, пользоваться особыми футбольными терминами.
