Глава восьмая
Перл
Я не могла даже пошевелиться. Болело абсолютно все. Какие-то кости были сломаны. И было много крови.
Агония…
Несколько раз я теряла сознание. Но они приводили меня в чувство. Сердце буквально вырывалось из груди, и мне казалось, что я вот-вот отброшу копыта.
Эти четверо оказались в сто раз хуже Боунса. Меня били головой об стену, а потом совали в рот свои члены.
Это была худшая ночь в моей жизни.
После этого каждый день я становилась все покорнее и покорнее.
Больше терпеть не было никакой возможности. Я-то думала, что меня не сломить, что я сильная. Но мне очень скоро показали, насколько я слаба. Я очень быстро выдохлась. Мои сны наполняли кошмары, но я не могла избавиться от них. Каждое мгновение жизни причиняло мне невыносимую боль.
Единственный выход – убить себя.
Впрочем, была альтернатива – влюбить в себя Боунса. Если бы мне удалось это, если бы он действительно полюбил бы меня, он бы не позволил никому даже пальцем прикоснуться ко мне. Он бы не смог причинять мне боль. И, быть может, стал бы смотреть на меня как на равную. Стал бы ласкать меня, а не дубасить чем придется.
И тогда все стало бы иным.
Боунс дал мне пять дней на то, чтобы прийти в себя. Он не заходил в спальню и не требовал от меня секса. Он больше на совал свой хер мне в рот. Он оставил меня в покое.
В первый раз…
Я понимала, что должна выказать благодарность за такое великодушие. Я должна была использовать эту возможность, чтобы показать ему, что меня не надо бить. Что меня лучше и приятнее любить. Но что могло его убедить? Что ему нужно?
Как-то вечером я спустилась к обеду, надев самое шикарное платье, которое смогла найти в своем шкафу. Я заметила, что все мои вещи выстираны и аккуратно разложены. Каждый день корзина с грязным бельем опустошалась, а утром все оказывалось выстирано и выглажено.
Темно-бордовое платье отлично подходило к цвету моей кожи и волос. Я постаралась накраситься как можно эффектнее, как некогда это делала Франсина.
И мне казалось, что этого будет достаточно.
Боунс сидел за столом с телефонной трубкой в руке. Он тыкал пальцем в экран – вероятно, просматривал почтовое сообщение.
Я села рядом, постаравшись, чтобы мои колени касались его.
Наконец он отвлекся от телефона, посмотрел на меня и неподдельно удивился:
– Кажется, тебе стало получше.
– Да, всего-то несколько спокойных дней.
Передо мной поставили тарелку, и я принялась за еду с поистине королевской грацией.
– Ребята сказали, что они неплохо повеселились с тобой, – сказал Боунс, не отрывая от меня взгляда.
– Думаю, что да. Только вот мне как-то не очень.
– Да уж конечно! – хмыкнул Боунс.
Я постаралась, чтобы мой голос прозвучал как можно убедительнее:
– А все потому, что все это было не с тобой.
– Что, правда? – удивился Боунс. – Да ты же всегда дралась со мной, как дикая кошка.
– Да… – Я изо всех сил пыталась выглядеть правдоподобно. – Просто они не умеют делать все правильно. А вот у тебя получается бесподобно. Твои друзья не знают, что делать со своими х**ми, – продолжала я, не отрываясь от еды.
Он молча слушал. Ему явно нравилось.
– Да, мне не нравится, когда ты бьешь меня… Но иногда… – Я замолчала и поднесла к губам бокал. – Впрочем, не будем об этом.
Я сделала глоток, выдерживая паузу.
– Нет, – прошептал Боунс. – Что иногда?
– Иногда… это заводит меня.
Я должна была говорить это, чтобы выжить. Чтобы сохранить себя. Дожить до тех дней, когда меня перестанут лупцевать плеткой.
Его взгляд загорелся похотью.
Я отрезала кусок мяса и спокойно положила в рот.
– Нет, это не мужчины. Я ожидала от них большего.
Его рука под столом легла мне на бедро.
В ответ я одарила его сверкающим взглядом:
– Может, ты позволишь мне сначала доесть? Или ты настолько варварски страстен?
Боунс улыбнулся и убрал руку.
Он действительно убрал свою руку.
– Расскажи о себе, – произнес он.
– О себе?..
До этого он не задавал мне вопросов, кроме того раза, когда поинтересовался, как меня зовут. А так он вообще не считал меня за личность.
– Ну да.
– А что тут рассказывать? С тех пор как я стала рабыней, событий особо не ахти.
Боунс довольно хмыкнул:
– Ну, тогда расскажи, как ты жила в Америке.
– Жила в Нью-Йорке. Окончила университет. Работала инженером. Проектировала здания и мосты. Жила со своим парнем… до конца прошлого года. Родителей у меня нет. Когда мне исполнилось десять, социальные службы поместили меня в приют. Там и жила до совершеннолетия.
– Интересная жизнь у тебя.
– Угу. Хотя кому-то может показаться достойной сожаления.
– Сожаления?
Я оглянулась. Обвела взглядом комнату. Люстра была сделана из настоящего хрусталя. Ободки на бокалах, из которых мы пили, сверкали золотом. Посуда и приборы сделали бы честь и королевскому столу.
– Я никогда не видала такого. Не знала роскоши, да и не общалась с богачами. В общем, жила серенькой мышкой, ничего особенного…
– Да, наверное, так. – Вот сука! – Но лично мне ты интересна.
– Ага. Потому что у меня есть жопа и сиськи, – огрызнулась я.
– Естественно, – улыбнулся Боунс. – Но не только поэтому.
– Интересно, почему же еще?
Главное, думала я, продолжая жевать, не выдать своего волнения. Вроде мой план срабатывал. Он почувствовал ко мне интерес – это было видно невооруженным глазом.
– Ты первая, кто сопротивляется. Все предыдущие сдавались, едва переступив порог спальни. В тебе же есть огонь, и он меня согревает. Ты далеко не дура – по глазам вижу. В тебе определенно что-то есть. Ты бы точно не попала в такое положение, если бы тебя не заманили в ловушку.
В ловушку? Что он имеет в виду? Но я поостереглась задавать этот вопрос вслух. Пусть пока все идет, как идет. Больно уж хорошо мы беседовали, и я не хотела испортить вечер.
– Ты веришь в судьбу?
– Я верю, что мы сами делаем свою судьбу, – ответил Боунс, глотнув из бокала.
– Иногда мне кажется, что мы попадаем не в то место и не в то время. Но ведь несчастье происходит только потому, что должно было произойти.
– Ну, если рассуждать по-твоему, то ты сама захотела попасть в рабство. Но мне-то ясно, как ты ненавидишь свое нынешнее положение. Так что твоя вера в судьбу не очень-то работает.
– А вдруг мне удастся извлечь из этого пользу для себя?
– И какую?
Я искоса посмотрела
