Боронок вышел во двор. У телефонной будки стоял мотоцикл «Урал» с коляской. Рядом маячили напарники – братья Четниковы. Оба рыжие, плотные, крепкие, силой и физическим развитием почти не уступающие ему самому. Две половины единого целого. Близнецы Чет и Нечет. Хулиган с серьгой в ухе и миротворец.
Кивнув обоим, Боронок занял место в коляске. Нечет уселся рядом, Чет впереди.
Мотоцикл завёлся, взревел и, срываясь с места, понёсся навстречу ночи.
Калининская овощная база. Напротив, через дорогу – Пискарёвское мемориальное кладбище. Вечный огонь и покой. Внимая и отдавая должное столь щепетильному соседству, как добрая соседка, база скрывала свою беспокойную суету за высоким бетонным забором. Праздник урожая, в праздники и будни, круглые сутки, и ночью, и днём. Троица поспела в самое время. Как всегда, старший по разгрузке Наумыч, встречая её, был на своём посту.
– Чего кислые? – спросил он, здороваясь.
– Менты тормознули, – ответил Чет. – Прикопались к габаритным огням.
– Штрафанули?
– А как же!
– И шут с ними… Хорошо, что отпустили. Иначе без вас мне кранты. Значит, как всегда, два вагона?
– Да.
– Вперёд, ребята! – радостно потёр руки Наумыч. – Родина вас не забудет.
Неторопливым размеренным шагом, разминаясь, подошёл Боронок к вагону. Очередное испытание духа и тела ждало впереди. Овощ тот ещё враг. Поначалу заигрывает с тобой, поддаётся, сам лезет в руки, потом сбрасывает маску и объявляет войну. Опомниться не успеешь, а уже пройден рубеж, килограммы ушли, откуда ни возьмись, давя дикой мощью, прёт на тебя махина весом в тонны…
Воин или бурлак? Боронок засучил рукава. И тот, и другой. Труд как сражение. Иного пути нет. Ставки сделаны – к утру вагоны с картошкой должны опустеть.
Начало лекции было монотонным и скучным. Голос преподавателя витал где-то высоко, под самым потолком, пытаясь достигнуть уровня замерших внизу студенческих голов. Слух Степана, как и большинства его товарищей, был отключен. Не до профессора, когда ты во власти потрясающей новости. Освобождалась квартира – на целую неделю Горыныч вместе с родителями уезжал в Москву.
Первым шагом к цели было занять место в аудитории рядом. Вторым – войти в доверие и получить ключи.
– Горыныч! – толкнул он хозяина квартиры.
– А? – отозвался тот, увлечённо рассматривая брелок.
– Хочешь – покараулю твоё жильё?
Горыныч недоумённо приподнял бровь.
– Зачем её караулить? В дверях замки хорошие.
Взяв паузу, Степан устремил взгляд на брелок. Смотреть было на что. Женщина одевалась и раздевалась перед глазами, в зависимости от угла зрения переливаясь на свету.
– Круто! – поспешил выразить своё впечатление он.
– Ага! – откликнулся Горыныч. – Подарок.
Степан оживился.
– Что тебе подарить, чтобы ты пустил меня к себе пожить? Говори, я за ценой не постою.
Горыныч отвлёкся от брелока.
– Ты один или с подругой? – спросил он.
– С подругой, – признался Степан. – Пришло время проверить чувства, а подходящих условий нет. Выручай, брат.
– Видишь, какая несправедливость, – произнёс Горыныч, снова уткнувшись в брелок. – Ты имеешь подругу, но – бесквартирный. У меня есть квартира, но нет подруги. Какой напрашивается вывод?
– Какой?
– Гони подругу. И тогда, так и быть, на неделю квартира твоя, вселяйся и веселись. Только смотри, чтобы моя подруга была не хуже твоей. Я в этом плане привередливый.
Степан растерялся.
– У меня нет лишней подруги. Да ещё такой, чтобы угодила тебе.
– Это твоя проблема. Ищи, коли приспичило. Свободная хата стоит того.
И, заканчивая разговор, Горыныч потряс в воздухе связкой ключей.
Как ни старался Степан, найти за один день девушку, достойную Горыныча, не удалось. Условие оказалось невыполнимым, квартира – недоступной, и каждый из них – хозяин и влюблённый – в итоге остался при своём.
На следующий день после отъезда Горыныча, сидя в аудитории, Степан слушал очередную лекцию. Тоска донимала его. Жить не хотелось. Рядом, вертя что-то в руках, увлечённо разглядывал Боронок. Бросив в его сторону случайный рассеянный взгляд, Степан встрепенулся. Луч света в тёмном царстве. Знакомый брелок. Тот самый – с переливающейся женщиной.
– Откуда у тебя это? – спросил он, облизывая пересохшие губы.
– Горыныч оставил, – ответил Боронок. – Мы же соседи.
– Он… и квартиру тебе оставил?
– Да. Ведь там живность – хомяк и рыбы. Надо следить, чтобы не окочурились в его отсутствие.
В отличие от Горыныча Боронок оказался куда сговорчивее. Никаких условий. Всего лишь одно пожелание – взять хлопоты по уходу за живностью на себя. Степан обещал. И ключи вместе с волшебным брелоком тут же перешли к нему. Как временно исполняющему обязанности хозяина квартиры.
Стоя перед сервантом, Илона внимательно разглядывала хрусталь за стеклом. Какие сюрпризы порой преподносит жизнь. Неделя свободной жилплощади. Начало игры в жениха и невесту. Дозволено всё, никаких запретов, открыты все дороги, среди которых и та, одновременно близкая и далёкая, уносящая личную свободу – в ряды юных домохозяек, обременённых бытом и семьёй.
Она оторвалась от хрусталя, огляделась, заметив зеркало, подошла к нему. Собственное отражение по пояс. Несколько минут она придирчиво рассматривала его. Вынося вердикт, улыбнулась. Всё как всегда – среди смуглянок с холодным сердцем она первая, поиск изъянов – пустая трата времени, должный эффект без всяких уловок и прикрас налицо. Она заложила руки за голову и закрыла глаза. Задумалась. А что же и вправду дальше? Какие перспективы в действительности ждут её, красавицу, впереди? Институт, диплом, работа – вехи совершенно необходимые для становления личности, важные этапы, без которых нечего и думать о каком-либо существенном изменении судьбы. Да, жених женихом, игра игрой, а записываться в невесты рановато. Время ещё не пришло.
Она открыла глаза. А где собственно он? Ушёл кормить хомяка, обещал через пять минут вернуться и – как в воду канул.
Тихо на цыпочках, стараясь не шуметь, Илона отправилась следом за ним, в соседнюю комнату. Дверь была приоткрыта. Поддев её носком и распахнув пошире, она заглянула внутрь.
Степан стоял перед окном, спиной к ней, совершенно голый. Сердце Илоны отчаянно забилось. Маяк. Сигналит. Кому?
– Эй!
Он развернулся.
Она пошла навстречу.
Мельком на ходу отметила: с сигналом беда – никаких надежд. Глянула в окно. Внизу никого. Далеко впереди башенный кран. Обернулась. И едва не зажмурилась, застигнутая врасплох. Сигнал, реагируя, оживал на глазах.
– И что мне теперь делать? – спросила она, смотря ему прямо в глаза.
– Забыться, – ответил он. – Под нашей собственной крышей. Крепко-накрепко. Чтобы осталась память о ней.
Ярок, горяч и полон чувств был призыв. Словно панцирем сдавило грудь. Раздумывать было некогда. Поддаваясь и отметая прочь все тайные и явные противоречия, она поспешила сбросить лишний груз.
…Отутюженный жарким полным контактом пушистый напольный ковёр остывал, впитывая влагу разгорячённых неподвижных тел.
Они лежали рядом, касаясь друг друга и смотря в потолок.
– Когда-нибудь так у нас получатся дети, – голосом пересекающего финишную черту марафонца заявил он. – А пока я получил всё, что хотел.
Она улыбнулась. Тронула его рукой. Сигнал таял в розовом тумане. Маяк исполнил своё предназначение.
Боронок вошёл в вагон. Треть картошки уже снаружи. Осталось выгрузить ещё треть и братья придут на помощь. Он уставился на гору перед собой. Рассыпайся!
Груз в сетках не пошелохнулся.
Он полез наверх. Тронул мешок под самой крышей, ухватился за другой, третий… Отзываясь, гора встрепенулась, задрожала и пришла в движение. Начался картофелепад. Спасаясь, Боронок бросился вниз, а затем прочь из вагона. Картофель – за ним.
Из соседнего вагона на шум выглянул кто-то из братьев. Озадаченно уставился на беглеца.
– Нормально, – откликнулся тот, приходя в себя. – Сорт такой. – И, набычившись, ринулся обратно, за реваншем – очищать заваленный вход в вагон.
Глубокая тёмная ночь. Равнодушно рассеивая тьму, светили фонари. На платформе перед вагонами, ожидая заполнения поддонов, стоял погрузчик. Сидящий внутри водитель, покуривая, смотрел увлекательное шоу. Троицу он видел впервые. Студенты? Навряд ли. Хотя и молодые, но работают так, будто не овощами – золотом промышляют – молча, упорно, старательно. Чувствуется серьёзная натура. Мужики.
Заморосил дождик, сначала тихо, затем всё более крепчая и набирая силу. Вскоре на крышу погрузчика барабанной многоголосой дробью обрушилась настоящая стихия. Всё, приехали. Хочешь-не хочешь, пришло время сматывать снасти, объявлять перерыв и ждать прояснения погоды. Водитель раскрыл было рот для усыпляющего зевка, как вдруг замер. Безумие творилось на его глазах. Бросая вызов стихии, троица сбрасывала одежду.
