— Ну, — улыбается она, — он же так делает. А ты так недоволен тем, что связан со мной?
— Я... я же теперь словно животное.
— Магическое, как дракон.
— Это не успокаивает.
— Ты будешь жить подле эрлы Дагарда, тебе больше не нужно циркулировать по Галладе, ты больше не связан с бесконечными дорогами, и всё же они тебе открыты. Это свобода.
Он молчит несколько мгновений. И когда ей кажется, что она уже убедила его, Эрик возражает:
— Свобода — это шпионить за родителями по приказу?
— Они оскорбили меня, — напоминает Клара вкрадчиво.
— И меня теперь, но...
Она поднимается, лепит увесистый снежок и размазывает его по лицу подсвинка с тёплым смехом.
— Эй!
— Я не собираюсь им мстить, даже больше тебе скажу, не собираюсь говорить Вельвету о том, что здесь произошло. Не хочу, чтобы весь замок поднялся с ног на голову.
— Но тогда...
— Здесь что-то происходит. У меня нет ресурсов, чтобы задержать Поля и допросить, но есть ты.
Эрик, наконец, выдыхает, поверив, что его не ставят перед ужасным выбором.
— Как захочет моя госпожа.
Клара кивает, провожая подсвинка взглядом.
Он запрыгивает в последнюю повозку, из неё же выглядывает красавчик Лекс, он машет ей. Клара только сейчас замечает, что последний шатёр исчез, а среди снегов лишь догорают костры да валяются деревянные колышки и подпорки.
Марк, очевидно, стоит за её спиной.
— Хоть не в облике новорождённого?
— Я родился в рубашке, — его бархатный голос касается шеи. Нежная кожа отзывается мурашками.
— Надеюсь, и в штанах.
Глава 20. Игра сводных
— Что, понравился? — тянет Марк, и Клара произносит совершенно искренне, обернувшись к нему:
— Это какая-то его магия, да?
Не зря ведь хоть и совсем ненадолго, но присутствие Лекса вызвало в ней тот трепет, что иногда бывает рядом с...
Марк поджимает губы. И отвечает далеко не сразу, чем заставляет в себе изрядно сомневаться.
— Нет, не магия.
Клара слегка хмурится, только сейчас сообразив, к чему привёл её вопрос, и отчего он вызвал настоящий ступор.
Правда, холодный и сочащийся ненавистью.
— А что такого? — она уже знает, что стоит остановиться, с первого же слова знает, и всё равно... — Ты меня терпеть не можешь, но, должно быть, рад брезжущему на горизонте титулу! От меня требуется многое, — едва слышит себя из-за ударов сердца, отдающихся буханьем в ушах, — но не верность. Об этом, насколько мне известно, нигде не написано. Или мне и тут ничего не рассказали?
Марк рычит, облизывает губы — влажными они от этого не становятся, — кладёт тяжёлые ладони на её плечи, спускается чуть ниже и выдыхает, будто удержавшись от того, что точно выйдет ему боком.
— Послушай меня, — голос на удивление звучит ровно, от него Кларе становится ещё холоднее и неуютнее, и в то же время скулы пылают из-за наглой, кричащей и извивающийся ледяными змеями близости. — Я скажу лишь один раз.
Она упорно не сводит взгляда, его хватка на плечах всё ещё не ослабевает.
— Мне плевать на этот титул.
«Давай же, продолжи... — думает Клара. — Плевать и на меня, и на эти земли...»
— Тогда что?
Он не отвечает будто сказал всё, что было необходимо.
Она не понимает.
Слишком много доказательств было того, что он терпеть её не может. Слишком крепка была уверенность, что в столице без неё он отлично проводил время. Развлекался с той, кто неумело связала ему шарфик. Какая-нибудь изящная южанка, скорее всего. Ей же и разбил сердце, или уже другой? А связи с самим королём?
Быть может, он не пропал бы и без неё, тени её отца и Утёса.
Но тогда...
Тогда...
— Так что, — оттолкнув его, ухмыляется Клара, — обсудим?
— Что именно?
— Дай-ка подумать... Ну, например, как будем жить дальше. Какие правила? Или ты просто поставишь меня перед фактом после свадьбы?
На секунду она даже задумывается: а не сбежать ли? Фамильяр в виде подсвинка знает скрытые от глаз обывателей пути... Марк бы подавился замком, и...
Нет, нет, нет.
К горлу подкатывает горячая, колкая истерика.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Слишком много дел, которые нужно уладить.
Слишком много вопросов, на которые нужно найти ответы.
Но она не сбежит, не бросит Дагард и... не проиграет Марку Харшу.
Как бы только перестать думать о том, как нужно себя вести?
Как соблюсти баланс и не шататься в каждой реплике от девчонки до эрлы.
Отчего же титул не вливается в кровь, отчего с рождения не приходит понимание, как себя держать, как говорить и выглядеть.
Клара отворачивается и прикрывает глаза ладонью. Между ними стена снегопада. Снег весёлый и колкий. Ему всё равно на эту дурацкую подростковую драму.
Она думает так.
И, разумеется, не плачет. Но дышит глубоко, совершенно не зная, что делать с тем, которого несколько лет звала братом. Который стоит такой странный и холодный в нескольких шагах. Который.... который...
Обнимает её со спины и целует в волосы, что пахнут корицей и смолой.
Даже так она чувствует, какие губы горячие.
Даже в такой момент она не может расслабиться. Ей кажется, он думает, будто она хнычет, будто она не выдержала, хотя ничего особенного не произошло.
— Дай мне... — пытается вывернуться, но Марк не даёт это сделать.
В его объятьях хорошо, даже когда он держит в них насильно.
Не больно.
Но Клару и это не устраивает.
— Хочешь мне что-то доказать? — шепчет он.
О, да, — она кривится, — он прекрасно её знает.
И всё же выворачивается, чтобы взглянуть ему в лицо.
Вот видишь, смотри хорошенько, глаза сухие, взгляд строгий, брови нахмурены! Это подготовка к выпаду, а не отступление!
Но...
Что это?
Его льдистые глаза такие печальные, что вся напускная твёрдость Клары становится водой.
Тёплой водой.
Ей хочется задать вопрос. Хоть какой-нибудь чёртов вопрос. Но Марк — засранец — заставляет её вздрогнуть от резкого, льдистого, но красивого смеха.
— Что ты как конь? — брякает она.
— Вспомнил... Эти их танцы, и Беливер... он стал ещё более... кхм... Но ты была забавнее всех. Клара — повелительница свиней! Признайся, ты ведь только из вежливости удержала в себе завтрак, а?
— Ты бы помолчал! Щеночек... — сладко тянет Клара.
— Не пытайся меня задеть, ведь я видел своими глазами, что тебе даже очень нравятся... животные, — тут шутка про ферсвинов явно перетекает в обвинение из-за ферлиса.
Она закатывает глаза.
— Феры внешне схожи с животными только потому, что люди иначе просто не смогли бы их увидеть. Он имеет к фенекам меньше отношения, чем ты к волкам.
— Это часть моей магии, — отзывается Марк легко. — Но да, не стоило тебе показываться. Ведь справилась в итоге сама, — тут в его голосе и горечь поражения, говорящее о том, что мужское эго в нём ещё как присутствуют, и нотки восхищения пополам с интересом.
— Я сама не знаю, как это произошло... — признаётся Клара поспешно и тут же жалеет об этом.
Она всегда так боялась выглядеть жалко перед ним.
И теперь находится в самом уязвимом положении, которое вообще только можно представить.
Должна быть его женой в браке, где мужчина традиционно всегда прав.
Не зная его. Не понимая, что ожидать.
Узнала о семейной тайне, которую все восемнадцать лет тщательно скрывали, и теперь обнаружила, что совершенно не ориентируется в мире, где Марк прекрасно себя чувствует.
А ещё эти крысы и эти его пассии — неизвестно, что хуже!
— Значит так, — выпаливает она, — мы не вернёмся домой, пока ты не ответишь на все мои вопросы!
Марк улыбается.
Эта глыба льда улыбается!
— Я полагал, что ты предпочтёшь не разговаривать со мной до тех пор, пока не закроешь в себе всё то, что считаешь брешами. И ни за что, никогда, не при каких обстоятельствах не станешь просить моей помощи. Ведь тогда, во-первых, будешь мне должна, а ты это ненавидишь даже сильнее, чем кашу с комочками. А во-вторых, добровольно оставишь в моей памяти образ себя слабой, и как бы ты не вела себя после этого, этот образ никуда не исчезнет.
