Солнце тем временем зашло, и сразу же сделалось так холодно и темно, что и лунный владыка, и Мриль, и зайчик начали дрожать всем телом. В руки себе дуют, притоптывают, чтобы разогреться, но ничего им не помогает. Становилось все холоднее и холоднее, даже дыхание начало застывать у них на устах.
Говорит тогда Мриль:
— Скажи, о владыка лунный, всегда ли у тебя такой мороз стоит?
— С тех пор, как я помню себя, дитя мое, так всегда было.
— Но почему же ты огня не разжигаешь? О, вот еще осталось немного жару в пепле, на котором я обед готовил. Подожди-ка, я принесу немного дров, и сразу всем нам станет совсем тепло.
Принес Мриль хворосту, разрубил еще толстый пенек и огромный костер разжег. Пламя так высоко взвилось, что даже целое небо оно разогрело. Стало жарко, у лунного владыки пот с лица потек.
Долго жил Мриль у лунного владыки, и хорошо ему там было. Но однажды, соскучившись по матери, по отцу, по Гамбе, своему брату, хоть тот и убил его зайчика, он сказал лунному королю:
— О владыка, я должен вернуться домой, на землю.
— Почему ты хочешь вернуться, сынок? Разве тут тебе нехорошо?
— Мать с отцом по мне, наверное, плачут, — говорит Мриль. — Нужно мне их повидать.
Загрустил тогда лунный владыка, заплакал зайчик, но делать было нечего. Понимали они, что Мрилю нужно вернуться домой.
Говорит Мриль лунному владыке:
— О владыка, прежде чем вернусь я на землю, мне хотелось бы послать своим родителям весть о себе, о том, что я жив, здоров и скоро прибуду к ним, встречусь с ними в их хижине.
Созвал лунный владыка всех своих птиц и сказал Мрилю:
— Выбери из них себе посланца, мой сынок.
Смотрит Мриль на ворона с блестящими черными перьями и говорит:
— Ворон мой дорогой! Если пошлю я тебя с вестью к своим родителям, как ты передашь им эти вести?
— Скажу, как обычно: кар-кар-кар, — закаркал ворон.
— Нет, дорогой мой, ничего из этого не выйдет, они тебя не поймут. А ты, уточка, что ты скажешь?
— Просто прилечу и закрякаю: кря, кря, кря, кря!
— Ох, дорогая уточка, ничего из этого не выйдет. Ни отец мой, ни мать не поймут этих твоих слов.
Тогда Мриль на ласточку перевел глаза и спрашивает:
— А как бы ты, ласточка, эту весть им передала?
— Да как всегда, закричала бы просто: кивит, кивит, кивит!
— Нет, и твоего языка мои родители не смогут понять, — сказал Мриль, и далее ястреба с кривым клювом спрашивает:
— Ну, а ты, мой дорогой ястреб, как бы к ним обратился?
— Вот так: чири-чири! Чири-чири! — изо всех сил закричал ястреб.
— Тебя тоже никто не поймет. Может быть, ты, петушок, полетишь к моим родителям?
— Пошли меня, пошли меня! — закричал петух. — Я им так скажу: кукареку! Кукареку! — Они сразу все поймут!
— О, как ты ошибаешься, мой друг! Они только подумают, что им уже пора вставать, если это будет утро. Я знаю, лучше всего сможет договориться с моими родителями аист. Что ты скажешь им, дорогой?
— Что тут особенного? Будто я с людьми не умею разговаривать! Стоит мне только произнести: «Кле-кле-кле!» — как сразу же они все поймут. Ведь не малые же они дети, чтобы обыкновенной речи не понять! — проклекотал в ответ аист и весь надулся от гордости.
— Ничего не поделаешь, аист, и тебя мои родители не поймут, не могу я тебя к ним послать. Вижу я теперь, что никто из вас в посланцы не годится.
Тогда откликнулась небольшая черненькая птичка с желтым клювом:
— Если б меня ты к своим родителям послал, уж я бы так им сказала:
Ваш Мриль, Ваш МрильС луны вернется вновь,Как только взойдет,Как только взойдетНовый месяц.
— Скворушка, дорогой мой скворушка! Тебе быть моим посланцем! Лети же быстрее на землю, к моей деревушке, к матушке моей. Она там, верно, просо сейчас толчет, а отец тем временем стрелы для лука точит.
Быстро собрался скворец и полетел на землю. А лунный владыка и говорит Мрилю:
— Мриль, сынок мой, ты дал нам огниво и трут, горячий и красный огонь раздул на луне, ты обогрел мои старые кости, и народ мой больше не мерзнет по ночам. Ты научил нас варить пищу на огне, и с тех пор мы начали есть все вареное. А сейчас ты нас оставляешь и возвращаешься на свою землю. Не вернешься же ты с пустыми руками, иначе не был бы я лунным владыкой!
Щедро одарил лунный владыка Мриля — целыми стадами коров и быков, белых и черных овец да прекрасных баранов, дал ему также много коз и вьючных ослов, нагруженных мешками риса, клубнями маниоки, фисташками, просом, кукурузой, клубнями яамс, бататами, бананами, лимонами и апельсинами.
Но вот уже взошел молодой месяц. Мриль поблагодарил лунного владыку, попрощался со своим зайчиком и пустился в далекий путь.
Возвращается Мриль в родную деревню верхом на воле, стадо коров, быков, коз и овец перед собой гонит, а следом за ним — множество ослов, навьюченных всякой всячиной. Вся деревня сбежалась, все глядят, глазам своим не веря, шеи от любопытства вытягивают, глаза протирают:
— Кто же это? Кто же это? Кто же это?
— Наверное, какой-нибудь богач-купец из другой деревни едет.
— А может — это король какой-нибудь? — шепчут женщины. — Посмотрите только, какой красавец, какие прекрасные одежды на нем, все серебром блестят, как свет луны.
Тут мать из хаты выбежала. Она-то своего сына сразу узнала.
— Мриль! — кричит она ему. — Мриль, мой сын, вернулся!
А отец говорит:
— Правду, значит, скворец нам сказал, правду! Вернулся мой Мриль.
— А чьи же это коровы, сынок? — спрашивает его мать.
— Мои, — отвечает Мриль.
— А быки эти?
— Мои.
— А ослы вьючные? Тоже твои?
— Тоже мои.
— А что же там в этих тюках, которыми они навьючены?
— Просо и рис, маниока и бататы, яамс и кокосы, бананы, апельсины и лимоны, пальмовые орехи и фисташки, — отвечает Мриль.
Тогда вся деревня начала петь и танцевать, напевая:
Мриль мудрый,Мриль добрый,Наш великий вождь, Мриль,Юх-хе!Мриль мудрый,Мриль сильный,Сильный как слон,Юх-хе!Юх-хе!
С этих пор в этой деревне все жили счастливо, и еды у них было полным-полно. Лишь когда начиналось полнолуние, Мриль выходил на опушку леса и, не отрывая глаз от скользящей по небу луны, изо всех сил своего зайчика разглядеть пытался.
О князе Ибрагиме и прекрасной Синедур (Тунисская сказка)
Жил-был когда-то король. Долго-долго не было у него сына, наследника трона, и он очень печалился из-за этого. Каким же огромным было его счастье, когда родился у него в конце концов сын! Король с королевой над своим единственным сыном дрожали, в мягком пуху его держали, за жизнь и здоровье его боялись — ночей не спали. Назвали они его Ибрагимом.
Позвали они к себе прославленного на все государство строителя и велели ему построить для их сына стеклянный замок на самой высокой горе и стеклянным куполом его увенчать, но из такого толстого стекла, чтобы ничего сквозь него видно не было. А потом своего единственного сынка в этом стеклянном дворце поселили и закрыли. «Теперь-то он в полной безопасности от всего мира, теперь-то ему ничего не угрожает», — радовались они.
Королевич рос в одиночестве, кроме своих родителей да няньки никого никогда не видел. Вырос он прекрасным юношей.
Однажды ночью разразилась сильная гроза. Молния ударила в стеклянный купол, и тот треснул пополам. Королевич из любопытства через щель выкарабкался, пробрался во двор, в конюшни заглянул, взнуздал коня и пустился по белому свету.
Ранним утром он остановил своего коня на пастбище, смотрит — оглядывается, собственным глазам не верит: кругом на поле подобные ему люди, пастухи костер разжигают, песни поют.
Сошел он с коня и спрашивает пастушка:
— Кто вы такие и что вы тут делаете?
— Да ты что — никогда людей не видел? — удивился пастух.
— Что? — воскликнул Ибрагим в гневе. — Отец всегда твердил мне, что на целом свете кроме меня да него, да матушки, да няньки никого больше нет.
— Ха-ха-ха! — засмеялся, подойдя к ним, другой пастух. — Людей на свете столько, что и за десять лет тебе не сосчитать.
Возвратился тогда Ибрагим в свой дворец, к королю и королеве идет.
— Почему вы неправду мне говорили? Почему вы меня в стеклянном дворце замкнули?
— Сын мой, мы это сделали для твоего же блага. Уж очень за твою жизнь мы боялись.
— Я хотел тебя оградить от всего мира и от всех опасностей уберечь, — сказал король. — В своем стеклянном дворце ты был в безопасности.
— Не хочу я больше в стеклянном дворце жить, — вскричал Ибрагим. — Лучше уж вы меня сразу жизни лишите! Я хочу поездить по белому свету, с людьми пожить и опасности преодолевать. А иначе мне и жизнь не мила!
