Кошка, которая может разорвать гоблина на части, которая может пронзить человека насквозь. Каким бы красивым и обычным он ни выглядел, все равно остается убийцей.
С моралью.
Который держит молодых девушек в неволе.
По какой-то причине.
Надеюсь.
Стокгольльмскому синдрому нужно больше времени, чтобы проявиться, верно?
Раздается стук в парадную дверь. Одна из соьачьих голов рычит. Аид поднимает голову.
— Ты кого-то ждешь?
— Редео.
Он встает со своего места и направляется в коридор, мы с псами следуем за ним. Он взмахивает руками, и его свободная одежда исчезает, сменяясь чем-то гладким и темным. Глаза подведены тушью, на макушке золотая корона. Он оглядывается на меня.
— Хочешь, наряжу тебя?
— Э, эм, наверное?
Он улыбается, и я оказываюсь в бронзовом платье, усыпанном пастельными цветами. Оно тяжелое и элегантное, с многослойным шелком и тафтой. Черт, нужно позволять ему наряжать меня почаще. Несмотря на сильную мрачность его окружения, его вкус действительно безупречен.
— Как… как люди сюда попадают? — спрашиваю я его.
— Фейри и другие создания могут телепартироваться в несколько мест в лабиринтных залах Подземного мира, но люди, как правило, не заходят туда без приглашения. Это довольно долгий путь до моих дверей.
С духами, воинами-скелетами, Перевозчиком и любыми Неблагими созданиями, которые преграждают путь, я в этом не сомневаюсь. Интересно, нервничает ли он от того, с кем может столкнуться лицом к лицу?
Стук не утихает. Псы рычат еще громче.
Аид щелчком открывает двери.
На пороге стоит красивая женщина-фейри с золотистой кожей, каштановыми волосами и фиалковыми глазами. На вид ей чуть не за тридцать, что, конечно, абсолютно ничего не значит. На ней поатье цвета лаванды и золотой обруч в форме поетеной пшеницы. Кажется, я смутно помню с вечеринки.
Аид напрягается.
— Эметрия, — говорит он тихо. — Мы было интересно, встретимся ли мы еще. Пришла отчитать меня за мое поведение в Самайн? — он одаривает ее жесткой усмншкой.
Она кланяется ему, но движения напряженные, принужденные.
— Лорд Аид.
Он отвечает ей тем же жестом.
— Далековато для простого простого визита.
— Возможно, я беспокоилась о тебе.
Он фыркает.
Ее глаза обращаются ко мне.
— Она одета лучше, чем последние твои несколько смертных игрушек.
— Правда же, а? — он улыбается ей, но в улыбке нет тепла, только лед. — В короне она выглядит особенно привлекательно, тебе не кажется?
Я подношу руку к волосам и понимаю, что на мне венок из цветов.
Мне очень, очень жаль, что нельзя сделать снимок.
— Ну, раз уж ты проделала весь этот путь, полагаю, тебе есть о чем поговорить.
— Конечно. Пригласишь войти?
— Было бы не вежливо не пригласить, — он задерживается в дверях, преграждая ей руть. Долгое, мрачное мгновение они прожигали друг друга взглядом, прежде чем он отошел в сторону, позволяя ей войти. Она проходит мимо меня, не глядя.
— Ты помнишь, где находится тронный зал, верно? — кидает он ей вслед.
Она хмуро смотрит на него в ответ.
— Это значит «да»? — он качает головой, поворачивается ко мне и наклоняется, чтобы прошептать на ухо. — Я только что создал потайную дверь в библиотеке, если захочешь подслушать.
— Что?
— Ты слышала, — он подмигивает мне и уходит вслнд за Эметрией.
Я на цыпочках иду в библиотеку. В углу комнаты находится вычурная черная дверь с золотой надписью «Я потайная дверь» и подмигивающим лицом.
Очень тонко, Аид.
Я дергаю за ручку и вхожу внутрь. Передо мной расстилается длинный, хорошо освещенный туннель. Я иду по нему до самого конца, где он заканчивается на тщательно продуманной панели. Аид восседает на своем троне и смотрит на Эметрию сверху вниз, словно обдумывая разные способы разделаться с ней. Он выглядит одновременно и устрашающим, и совершенно скучаюшим.
Псы лежат на несколько шагов ниже него, их взгляды прикованы к Эметрии.
— Какие тогда новости? — спрашивает Аид, скрещивая ноги и откидываясь на спинку своего трона. — Неужели наша дорогая королеватеряет самообладание из-за маленького фокуса, который я выкинул?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Она недовольна.
— О, хорошо, и что она будет делать?
— Лул…
Аид напрягается, подаваясь вперед.
— Аид, — поправляется она, — ты должен быть более осторожным.
— Думаешь, я должен был позволить ей умереть?
Теперь напрягается Эметрия.
— Я этого не говорила. Думаю, то, что ты сделал… достойно восхищения. Что я хочу знать, так это почему.
— Все всегда хотят это знать. Почему Аид делает то, почему это? Почему он похищает смертных женщин? Почему кажется довольным там, в темноте? Почему он так хорош в убийстве тварей? Почему ему, кажется, это так нравится?
При этих словах Эметрия опускает взгляд.
— Почему нельзя ответить, что мне просто скучно? Что мне нравится все это делать?
Эметрия вздергивает подбородок, качая головой.
— Ты не тот мальчик, которого я помню.
Он фыркает, но ему далеко не весело.
— Насколько хорошо, ты, честно говоря, знала меня?
— Очевидно, не так хорошо, как думала.
Его пальцы сжимаются на подлокотнике трона. Он ничего на это не говорит.
— Истории о том, что ты делаешь со смертными девушками, — снова начинает Эметрия, подходя к нему ближе, — насколько они правдивы?
Я подаюсь вперед. Лицо Аида застыло, если не считать легкого подергивания над левым виском. Сначала мне кажется, что он разозлится, но в его глазаз появляется блеск. Печальи разочарование.
— Я думал, ты выше слухов, дорогая Тетя Эм.
Ее дыхание сбивается, едва заметно.
— Я вижела последнюю девушку, которую ты привел сюда. Если ты сделаешь что-нибудь подобное с…
Аид поднимается со своего места, и на этот раз нет никаких сомнений в его эмоциях. Он зол. Даже в ярости.
— Но это нормально, если я поступаю так с другими смертными?
Его ярость удивляет меня, или, что еще больше, то, на что она направлена. Он злится не на то, что она думает, он может причинить мне боль, он злится на то, что она думает, он может причинить боль кому угодно.
Значит, эти слухи… должны быть только слухами, да?
Но почему его беспокоит, верит ли она им? Он никогда рпньше не зищищался.
Он качает головой, глядя на нее.
— Тебе нравится притворяться, что ты выше Зеры, но на деле ты ничем не лучше ее. Никого из вас в действительности не волнует это.
— А тебя волнует?
— Очевидно, больше, чем тебя.
— Ты… ты понятия не имеешь….
— Не имею? — он поднимает бровь. — Полагаю, я должен предложить тебе место для ночлега, раз уж ты проделалк такой долгий путь, чтобы повидать меня, но, честно говоря, я бы предпочел этого не делать. Если, конечно, ты не хочешь остаться? Ты могла бы побольать с моей маленькой очаровательной гостьей. Проверить, все ли с ней в порядке.
Эметрия напрягается.
— Я уйду, — говорит она. — Но мы встретимся снова на Солнцестоянии. Умоляю тебя, не делай ничего опрометчивого.
— Я буду таким же благоразумным, как и всегда, тетушка Эм.
— Будь лучше, — говорит она. — Ведь я знаю, что ты можешь.
Она поворачиваетс и, не гоаоря больше ни слова, стремительно выходит из комнаты. Я жду, по ка ее шаги не затихнут в коридоре.
А потом еще немного, переваривая все, что только что услышала. Аид, казалось, был полон решимости чыграть злодея только для того, чтобы разочароваться, когда она поверила, что он именно такой.
— Ты здесь? — спрашивает он, бросая взгляд в мою сторону.
— Да.
Панель исчезает, и я вхожу в комнату. Стена за моей спиной смыкается, и он встает со своего трона, плюхаясь на нижнюю ступеньку. Я не совсем уверена, что нужно сказать, поэтому медленно пересекаю комнату и сажусь в нескольких футах от него.
— Мне понравилась твоя потайная дверь. Очень тонко.
