Я говорил достаточно громко, чтобы курьер сообразил заказать еще чашечку кофе.
Заход на бульвар Капуцинов окончательно разорил мадам Тастевен.
— Я ученый. — Датт аккуратно собрал результат банкротства мадам Тастевен. — Научный метод безошибочный и правильный.
— Правильный для чего? — поинтересовался я. — Для ученых? Для истории? Для судьбы? Для чего?
— Правильный сам по себе, — ответил Датт.
— Самая спорная истина, — хмыкнул я.
Датт повернулся ко мне, внимательно посмотрел в глаза, облизнул губы и только потом заговорил:
— Мы с вами плохо… глупо начали.
В кафе появился Жан-Поль. В последнее время он постоянно тут обедал. Он легкомысленно помахал нам и купил на кассе пачку сигарет.
— Но кое-что я все же не понимаю, — продолжил Датт. — Зачем вам нужно таскать с собой портфель, набитый ядерными секретами?
— А зачем вам понадобилось его красть?
Жан-Поль подошел к столу, оглядел нас обоих и уселся.
— Сохранить, — поправил Датт. — Я сохранил его для вас.
— Ну тогда давайте попросим Жан-Поля снять перчатки, — сказал я.
Жан-Поль встревоженно взглянул на Датта.
— Он знает, — проговорил Датт. — Признай это, Жан-Поль.
— Это насчет того, что мы начали плохо и глупо, — пояснил я Жан-Полю.
— Мои слова, — подтвердил Датт специально для Жан-Поля. — Я сказал, что мы плохо и глупо начали и теперь хотели бы поправить дело.
Я наклонился и отогнул хлопчатобумажную перчатку на запястье Жан-Поля. Кожа все еще оставалась в фиолетовых пятнах от «нингидрина».
— Какая досада для мальчика, — улыбнулся Датт. Жан-Поль зыркнул на него.
— Хотите купить документы? — спросил я.
— Возможно, — пожал плечами Датт. — Я дам вам десять тысяч новых франков. Но если хотите больше, сделка не состоится.
— Я хочу вдвое больше.
— А если я откажусь?
— Тогда вы не получите каждый второй лист этих документов, которые я вынул и спрятал в другом месте.
— А вы не дурак, — заметил Датт. — По правде говоря, бумаги было так легко заполучить, что я усомнился в их подлинности. Так что я рад обнаружить, что вы не дурак.
— Есть еще документы, — сказал я. — По большей части это ксерокопии, но вам в принципе это ведь не важно. В первой части много оригиналов, чтобы доказать вам их подлинность, но регулярно добывать оригиналы слишком рискованно.
— На кого вы работаете?
— Не важно, на кого я работаю. Вы хотите их получить или нет?
Датт кивнул, жестко усмехнувшись:
— Договорились, мой друг. Договорились. — Он махнул рукой и заказал еще кофе. — Из чистого любопытства. Ваши документы не соответствуют моим научным интересам. Я намерен ими воспользоваться лишь как упражнением для ума. А потом они будут уничтожены. Или можете получить их обратно…
Курьер допил кофе и двинулся наверх, стараясь делать вид, что идет в туалет на первом этаже.
Я громко прочистил нос и закурил.
— Мне наплевать, для чего они вам, месье. Моих отпечатков на бумагах нет, и их невозможно связать со мной. Можете делать с ними что хотите. И я понятия не имею, нужны ли они вам в вашей работе. Собственно, я даже не знаю, в чем ваша работа заключается.
— В настоящий момент я занимаюсь научными исследованиями, — пояснил Датт. — Изучаю особенности человеческого поведения. В другом месте я мог бы зарабатывать куда больше, квалификация позволяет. Я психиатр. И отличный врач. И мог бы читать лекции по нескольким предметам: восточному искусству, буддизму и даже марксизму. Я считаюсь крупным авторитетом в теории экзистенциализма, особенно в экзистенциальной психологии. Но нынешняя работа принесет мне славу. С возрастом начинаешь хотеть, чтобы после твоей смерти о тебе помнили. — Он бросил кости и передвинул фишку мимо старта. — Давайте сюда мои двадцать тысяч.
— Чем вы занимаетесь в этой вашей клинике? — Я отсчитал игрушечные деньги и передал Датту. Он их пересчитал и сложил стопкой.
— Людей ослепляет, что в основе моих исследований лежит секс. И поэтому не способны увидеть мою работу в истинном свете. Они думают только о сексуальной деятельности. — Он вздохнул. — Полагаю, это естественно. Моя работа важна главным образом потому, что люди не могут рассматривать данную проблему объективно. А я могу. Так что я один из немногих, кто может руководить таким проектом.
— Вы анализируете сексуальную деятельность?
— Да, — кивнул Датт. — Никто не делает ничего, чего не хочет сам. Мы действительно нанимаем девушек, но большинство из тех, кто приходит в дом, приходят парами и уходят парами. Я покупаю еще два дома.
— Теми же парами?
— Не всегда, — ответил Датт. — Но это не обязательно достойно сожаления. Люди ментально скованны, и их сексуальная активность является шифром, позволяющим объяснить их проблемы. Вы не собираете ренту.
Он подтолкнул ко мне игровые деньги.
— А вы уверены, что не пытаетесь обосновать владение публичным домом?
— Приходите и сами увидите, — сказал Датт. — Это всего лишь вопрос времени, когда вы окажетесь в моих отелях на авеню Де-ля-Репюблик. — Он собрал в стопку карточки, обозначающие его собственность. — И тогда вам конец.
— Хотите сказать, клиника работает и днем?
— Человеческое существо уникально в своем роде тем, что его сексуальный цикл непрерывно продолжается с полового созревания до самой смерти.
Он свернул поле «Монополии».
Становилось жарко. Такие деньки идут на пользу ревматизму и увеличивают Эйфелеву башню дюймов на шесть.
— Погодите минутку, — сказал я Датту. — Я поднимусь к себе и побреюсь.
— Хорошо, — ответил Датт. — Но в принципе бриться не обязательно, вас вряд ли пригласят поучаствовать.
Он улыбнулся.
Я поспешил наверх. Курьер ждал в моей комнате.
— Они купились?
— Да. — Я пересказал беседу с Даттом.
— Отличная работа, — сказал курьер.
— А вы что, за мной следите? — Я тщательно намазал лицо кремом и начал бриться.
— Нет. Они забрали бумаги вон оттуда, где набивка торчит?
— Да. Если не вы, то кто?
— Вы же знаете, что я не могу вам сказать. Вам даже спрашивать меня не следовало. Умно с их стороны поискать там.
— Я сам им сказал, где искать. А я раньше и не спрашивал. Но похоже, те, кто за мной следит, узнают, что эти люди замышляют, еще раньше меня. Это кто-то близкий, кто-то, кого я знаю. Прекратите ковырять обивку пальцем. Ее едва успели зашить.
— Это не так, — возразил курьер. — Вы не знаете этого человека и даже никогда с ним не встречались. Как вы узнали, кто взял портфель?
— Вы лжете. Я же велел не лезть туда. «Нин». Окрашивает кожу. У Жан-Поля руки просто сверкают.
— Какого цвета?
— Сейчас увидите. Там еще полно «нина».
— Очень смешно.
— Ну а кто вас просил совать толстые крестьянские пальцы в обивку? Прекратите суетиться и слушайте внимательно. Датт повезет меня в клинику. Следуйте за мной.
— Хорошо, — без всякого энтузиазма сказал курьер и вытер пальцы большим носовым платком.
— И убедитесь, что я через час оттуда выйду.
— А что мне делать, если вы через час не выйдете? — спросил он.
— А черт его знает, — пожал плечами я. В фильмах таких вопросов не задают. — Наверняка у вас есть какая-то процедура для экстренных случаев.
— Нет, — очень тихо ответил курьер. — Боюсь, ничего такого нет. Я лишь составляю рапорты и складываю в секретную диппочту для отправки в Лондон. Иногда на это уходит три дня.
— Ну а тут может быть экстренный случай! — отрезал я. — И нужно заранее что-то придумать.
Я смыл остатки пены с лица, причесал волосы и поправил галстук.
— Я все равно за вами последую, — подбодрил меня курьер. — Отличная погода для прогулки.
— Хорошо. — У меня было такое ощущение, что если бы шел дождь, он остался бы в кафе. Я сбрызнул слегка лицо одеколоном и спустился вниз к месье Датту. Возле огромной кучи игровых денег он оставил чаевые официанту: один франк.
Лето снова выступало во всей красе. Тротуар раскалился, улицы в пыли, а регулировщики в белых кителях и темных очках. И уже повсюду сновали туристы в одежде двух стилей: либо бородатые, с бумажными пакетами и в вылинявших джинсах, либо в соломенных шляпах, с фотоаппаратами и в хлопковых пиджаках. Они занимали все лавочки и громко жаловались.
— …Ну и он мне объясняет, что это стоит сто новых франков, или десять тысяч старых, а я отвечаю: Господи, теперь я понимаю, почему вы, парни, устроили эту вашу революцию…
— Но ты же не говоришь на французском, — возразил второй турист.
— Не надо знать французский, чтобы понять, что этот официант имел в виду.
Когда мы прошли мимо них, я обернулся и увидел, что курьер топает за нами ярдах в тридцати.
— На завершение работы уйдет еще лет пять, — сказал Датт. — Человеческий разум и человеческое тело. Потрясающий механизм, но иногда они плохо соответствуют друг другу.
