Володька с минуту испытывающе смотрел на меня, а потом произнес:
— Рокот, я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. У меня тоже сердце не на месте. Но это уже не Маруся, поверь. Она превратилась в монстра. И тут ничего не поделаешь, от вампиризма можно избавиться только вместе с жизнью. А нашим в Черном Камне еще можно помочь. Да и сестре твоей тяжко придется без Фиолов, раз уж их не успели отправить. Я тебя не отговариваю, но ты подумай хорошенько, взвесь все.
Я скрипнул зубами. Приятный мне достался выбор — спасать свою девушку или сестру. Разорви, Рокот, сердце пополам и одну половину выкинь…
Упрямо мотнув головой, я ответил:
— Пойду искать Марусю. Так от меня будет больше толку. Поживите пока в монастыре, а Василиса довезет меня до гор Безмолвия. Ну, а потом…
Получено задание: излечить Амазонку от вампиризма.
— Потом, — подхватил Верлим, — нам придется идти на Стылый Хребет. Именно там гнездятся холценгольфы.
— Нам?
— Да, в одиночку ты не справишься, а мне кое–что известно о тех местах. Ну, и Диогена возьмем, конечно.
— Я с вами, — Леха положил руку мне на плечо. — Как вы без мага–то?
— Хорошо, но все остальные в библиотеку, — потребовал Верховой и повернулся ко мне: — Заберите шмот с этого урода, — он кивнул на Хвата, — пусть пока в сундуке у Василисы полежит, потом разделим. А хотя…
Он поднял кольчугу и протянул ее мне.
— Бери, мало ли, что вас ждет в горах.
Легкая, как пушинка. Я разыскал светящуюся надпись и прочел:
Даурская кольчуга огнеборца.
Физзащита: +20,
Поглощение урона от магии огня: 30%,
Отражение на противника полученного магурона: 10%,
Прочность: 70/200,
Минимальный уровень: 15,
Цена: 7 зм.
Крутая штука, в такой хоть против драконов ходи. Жаль только, по уровню носить рановато.
Убедившись, что никто не возражает, я бережно уложил кольчугу в сундук.
— Если не возражаете, я возьму это, — сказал Леха, крутя в руках кастеты послушника.
— Нафига тебе это? — удивился Серый. — Ты же маг.
— В походе все пригодится, на крайняк, карабкаться с их помощью буду.
— Да пусть забирает, — махнул рукой Володька. — Рукопашника среди нас все равно нет, вернемся в деревню — продадим.
Зарыв труп посланца неведомого Командора в перелеске (хоронить этого гада в крипте было бы настоящим свинством), мы двинулись к монастырю. Распрощались у ворот с теми, кто оставался, и я, развернув карту, задал избе маршрут.
Ночка выдалась та еще, и по дороге к горам мы решили вздремнуть. Леха с Верлимом великодушно уступили мне печь, я забрался на нее и с удовольствием вытянулся. Мысли о Марусе не давали покоя. Где она, почему ее похитили? Если тимейты из слов лже-Эстебана сделали вывод, что за ней охотятся некие Вернувшиеся, то я‑то точно знал, что это не так.
Мысли переключились на Хвата. Интересно, он непись или странник? Я с удивлением осознал, что уже не делаю между ними различия. И те, и те — люди, только одни всегда жили здесь, в Мелизоре, а другие прибыли из–за купола. Забавно, совсем недавно неписи казались мне кем–то ненастоящим. Но за время пребывания на Синеусе я понял, что они умеют быть преданными, верными и способными на самопожертвование.
До гор оказалось куда дальше, чем можно было предположить. Привычно раскачиваясь и позвякивая посудой, Василиса бодрым шагом двигалась к цели. Мы с Лешкой, изнывая от безделья, шутили над Диогеном, Верлим же весь день сидел у окна и с тоской смотрел на заснеженные вершины. А ближе к ночи так и уснул, опираясь на свой боевой топор.
Лешка растянулся на лавке, а вот мне не спалось. Ворочаясь на печи, я обдумывал события последних дней. Будто кто–то специально вставляет палки в колеса. Ничего, главное обдумывать каждый шаг и не кидаться во все тяжкие. Тогда все получится. Наизнанку вывернусь, но найду способ и Марусю спасти, и Фиолы Аринке отправить.
Казалось, я задремал на пару минут, а проснулся уже утром от громкой ругани Верлима. Вскочил, пытаясь сообразить, что опять стряслось. Изба ощутимо накренилась, что–то с грохотом повалилось на пол, а Диоген в панике взмыл под потолок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Василиса, совсем крыша поехала? — заголосил Леха. — Горной козой себя возомнила?
Ясно, конечным пунктом на карте я отметил Стылый хребет, вот исполнительная изба и следует указанному маршруту, пытается забраться на гору.
— Василиса, стой! — рявкнул я. — Да стой же! Дальше мы сами.
Изба наконец остановилась и с придыханием пробормотала:
— Фу–ух, а я уж испугалась, что придется на вершину карабкаться.
Ага. Могу себе представить.
Мы быстро собрали все, что могло пригодиться, и спрыгнули на землю.
— Жди здесь, — велел я Василисе. — Вот у этого валуна. Из инвиза не выходи, мало ли.
Судя по тому, как внутри жалобно звякнули плошки, изба согласно кивнула.
Я ожидал, что увижу покрытые снегом горы, однако он лежал гораздо выше. А здесь, у подножья, громоздились голые скалы из розово–коричневого песчаника, кое–где в расщелинах росли чахлые кусты и деревья.
— Туда, — Верлим уверенно указал направление. — На Стылый хребет только одна дорога.
Не верить ему причины не было, но я все же украдкой бросил взгляд на карту. Все правильно. Незаметно кивнул Лешке, и мы двинулись следом за гномом вверх по пологому склону.
Чем дальше мы шли, тем круче становился подъем. Теперь путь был усыпан мелкими острыми камнями, о которые все то и дело спотыкались. Лекс умудрился в кровь разбить колено, а Верлим — разорвать плащ. С меня ручьями лился пот, ноги гудели, прозрачно намекая, что альпинизм не моя стихия.
Часа через два Леха не выдержал.
— Все, хватит, привал! — пробурчал он и уселся прямо на землю.
— Ага, и обед, — обрадовался Верлим.
Он выбрал камни поровнее, положил на них щит — получился вполне удобный походный стол — и достал из сумы запасы.
Устало опустившись на валун, я потянулся к пончикам Василисиного приготовления. Вообще всякие пироги и булочки у нее получались недурно. Как, впрочем, и все остальное.
— Сейчас поедим и двинем дальше, — сказал Верлим, стряхивая крошки с густой бороды. Он протянул руку к виднеющимся вдали двум каменным столбам и добавил: — Это наш следующий ориентир.
Лешка, прикрыв ладонью глаза от солнца, мотнул головой.
— Странные какие–то скалы. Острые и тонкие, как шипы. Рукотворные, что ли?
В самом деле, они походили на сужающиеся кверху квадратные бруски, заточенные на вершине, словно карандаши. Грани их были то ли разрисованы, то ли изрезаны какими–то знаками.
— Красивые, — похвалил я, — напоминают египетские обелиски.
— Раньше они считались вратами в королевство гномов, а сейчас их кроме как Столбами Скорби никто и не называет.
— Скорби? А что с ними случилось?
— Не с ними, а с моими предками. Если бы вы знали, сколько слез выплакали женщины и дети, убегая этой дорогой из родного дома, точно воры в ночи. Моя бабка часто рассказывала об этом, и всякий раз рыдала навзрыд. Да что там говорить, после тех событий у всех нас, гномов, лежит тяжеле–енный камень на сердце.
— Что же у вас тут стряслось? — заинтересовался Лешка.
Верлим с минуту молчал, глядя нам в глаза, раздумывал, стоит ли делиться своей болью. Но потом, поправив ворот, будто ему стало трудно дышать, вздохнул:
— Ох, ребятки, это давняя история. С тех пор минуло много лет. Тогда гномы жили здесь, в горах Безмолвия, и правил ими благородный Фимрун Третий, король, во всем достойный своих великих предков. Бабушка моя приходилась ему племянницей, поэтому много о нем рассказывала. Мудрый и справедливый был правитель, народ процветал, торгуя самоцветами, кованым оружием и броней. Даже сейчас лучшими кузнецами во всей Мелизоре считаются гномы, а в те времена они еще секреты древних мастеров помнили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он рассказывал так вдохновенно, так эмоционально, будто сам жил в том благословенном королевстве. Его глаза горели, он то и дело рисовал какие–то образы в воздухе, размахивая руками.
