– Мадемуазель, – сказал он мне, – вы у себя дома. Вот ваша комната, в нее никто не будет входить, если вы не позовете. Обдумайте хорошенько участь, которая ожидает вас с этим проклятым школьным учителем, в его конуре на улице Святого Якова в борьбе с ежедневной нуждой, и сравните ее с той, которую предлагает вам человек моего звания, обладающий годовым доходом в двести тысяч ливров, готовый превратить весь мир в ваши владения. Горничная придет, чтобы выслушать распоряжения.
Он вышел. Вслед за ним в комнату вошла женщина и предложила мне ужин. Я попросила принести еду в мою комнату, заметив, что если ночью я захочу есть, то поем. У меня не было никакого желания есть, но я рассчитывала, что мне принесут хоть нож, которым можно защитить себя в случае надобности. И эта надежда осуществилась. Я решилась не спать… Нож я спрятала на груди, помолилась горячо Богу и стала ждать.
XIV. Надежда никогда не умирает
– Ночь прошла спокойно, – продолжала Мина. – Я была так измучена всем происшедшим, что невольно заснула. Правда, через каждые пять минут я с тревогой просыпалась. Наконец начало светать, и я почувствовала озноб, какой бывает почти всегда после ночи, проведенной без сна. Огонь в камине почти потух, я прибавила дров и согрелась.
Окна моей комнаты выходили на восток. Я подошла к окну, отдернула занавес и открыла окно. Прошло несколько минут, и я услыхала, как отворилась дверь. Я обернулась… Это был граф.
– Мадемуазель, – сказал он мне, – я слышал, как вы открыли окно, подумал, что вы встали, и решился прийти к вам.
– Я совсем и не ложилась, милостивый государь, – отвечала я.
– Это совершенно напрасно. Вы здесь в такой же безопасности, как если бы были у своей матери.
– Если бы я имела мать, я наверняка не была бы здесь.
Он замолчал на мгновение.
– Вы любовались парком? В это время года он должен был показаться вам очень печальным, но, говорят, что весною это одна из красивейших окрестностей Парижа.
– Как, весною? – вскричала я. – Неужели вы думаете, что весною я буду еще здесь?
– Вы будете там, где хотите: в Риме, в Неаполе, словом, везде, куда вы позволите следовать за вами человеку, который вас любит.
– Вы с ума сошли! – возразила я.
– Напрасно вы так думаете.
– Разве здесь я нахожусь под арестом?
– Слава богу, вы не арестованы! Этот дом в вашем полном распоряжении, дом и парк.
– И вы рассчитываете, что благодаря высоким стенам, на которые нельзя влезть, крепким решеткам, которые нельзя сломать, я не убегу?
– Вам не нужно будет перелезать через стены, чтобы бежать: двери открыты с шести часов утра до десяти вечера.
– Но в таком случае, – спросила я, – как же надеетесь вы удержать меня здесь?
– О! Боже мой! С помощью вашего благоразумия.
– Объяснитесь!
– Вы любите г-на Жюстена?
– Да, я люблю его.
– В таком случае, вам не будет особенно приятно, если с ним случится несчастье.
– Милостивый государь!
– И самым большим несчастьем, которое с ним может случиться, будет ваше бегство из этого замка.
– Как так?
– Да. Попробуйте бежать, и через десять минут после того, как я узнаю о вашем бегстве, Жюстен будет в тюрьме.
– В тюрьме? Жюстен? За какое преступление, боже мой?! Вы хотите меня запугать, но, слава богу, я еще не безумная, чтобы верить вашим словам.
– Я и не прошу вас верить мне, но докажу вам это…
Я начала бояться, видя его уверенность.
Он вынул из кармана маленькую книжку с разноцветным обрезом.
– Вы знаете эту книгу? – спросил он.
– Это уголовный кодекс, как мне кажется, – отвечала я.
– Да, это кодекс. Возьмите его.
Я взяла книгу.
– Очень хорошо! Откройте страницу 800 уголовного кодекса, книгу III, параграф второй.
– Параграф 2.
– Прочтите.
Я прочла.
«§ 2. Похищение несовершеннолетних.
Ст. 354. Кто обольщением или насилием похитит или заставит похитить несовершеннолетнего, или увлечет его, выкрадет, или переместит, или заставит увлечь, выкрасть или переместить из мест, где они были помещены теми, во власти или распоряжении которых находились, тот подвергается за сие заключению на время…»
Я подняла глаза на графа.
– Продолжайте, – сказал он.
Я продолжила чтение.
«Ст. 355. Если же похищенной несовершеннолетней будет девица моложе шестнадцати лет, то виновный приговаривается к каторжным работам… на время…»
Я начала понимать и побледнела.
– Негодяй, – прошептал Сальватор.
– Вот что будет с г-ном Жюстеном, – холодно сказал граф.
– Но ведь Жюстен меня ниоткуда не похищал, я последовала за ним добровольно. Я могу сказать всем и каждому, что он спас мне жизнь, что я обязана ему всем, что…
Граф прервал меня:
– Этот случай предусмотрен в следующем параграфе, – сказал он. – Читайте!
Я прочла:
«Ст. 356. Когда девица, моложе шестнадцати лет, согласится на похищение и последует добровольно за похитителем, то, если он был совершеннолетний, старше двадцати одного года и более…»
– А г-ну Жюстену, – перебил граф, – было ровно двадцать два года. Я справился о его летах. Продолжайте…
Я продолжала:
«…Старше двадцати одного года и более, то он приговаривается к каторжным работам…»
Книга выпала у меня из рук.
– Жюстен заслуживает награды, а не наказания! – вскричала я.
– Это оценит суд, мадемуазель, – холодно ответил граф. – Но я должен сказать вам заранее, что за похищение несовершеннолетней, за содержание ее у себя, за желание жениться на ней против воли ее родных, зная, что эта несовершеннолетняя богата, – я должен сказать, что я сомневаюсь, чтобы суд присудил г-ну Жюстену награду за добродетель! Но вот вам еще…
Он вынул из кармана бумагу и развернул ее. На бумаге была государственная печать.
– Что это такое? – спросила я.
– Это приказ об аресте г-на Жюстена, как вы видите, отданный в мое распоряжение. Свобода г-на Жюстена в моих руках. Через час после вашего бегства его честь будет в руках суда.
У меня выступил холодный пот на лбу, ноги подкосились, и я упала в ближайшее кресло.
Граф нагнулся, поднял кодекс и положил его открытым ко мне на колени.
– Возьмите его, я вам оставлю эту маленькую, но содержательную книгу. Подумайте на досуге о статьях 354, 355 и 356, и вы убедитесь, что вам отнюдь не следует бежать.
И, поклонившись мне, он ушел.
Сальватор задумчиво потер лоб.
– Да, – прошептал он, – он сделает, как говорит, негодяй!
– О! Я об этом и подумала, – ответила Мина. – Вот почему я не убежала, вот почему я не писала Жюстену, вот почему я молчу, как будто умерла.
– И хорошо делаете!
– Я ждала, надеялась, молилась! И наконец явились вы. Вы друг Жюстена, вы решите, что нужно делать, во всяком случае вы расскажете ему обо всем.
– Я скажу ему, Мина, что вы ангел! – сказал Сальватор, становясь на колени перед девушкой и почтительно целуя ее руку.
– О! Боже мой, – сказала Мина, – как я благодарю тебя за то, что ты послал мне такую помощь.
– Да, Мина, благодарите Бога, потому что провидение привело меня сюда.
– У вас были какие-нибудь подозрения?
– Нет, не относительно вас. Я не знал, где вы, в каком месте вы живете, я думал, что вы вне Франции.
– Чего же вы пришли искать здесь?
– О! Я разыскиваю следы другого преступления, о котором не могу вам рассказать. Но теперь надо сделать то, что нельзя откладывать, – нужно подумать о вас. Все будет сделано в свое время.
– Что же вы решаете сделать для меня?
– Прежде всего нужно, чтобы Жюстен знал, где вы, что вы здоровы, что вы его любите.
– Вы передадите ему это, не так ли?
– Будьте спокойны.
– Но мне, – сказала Мина, – кто мне передаст известие о нем?
– Завтра в этот же час вы найдете его около этой скамейки, а если я не успею доставить вам его завтра, то это будет послезавтра на этом же месте.
– Благодарю, тысячу раз благодарю вас! Но уйдите или, по крайней мере, спрячьтесь: я слышу шаги, и ваша собака начинает волноваться.
– Молчи, Брезиль! – сказал тихо Сальватор, указывая ему на кустарник.
Брезиль пошел туда.
Сальватор порывался последовать за ним, когда девушка, подставляя ему лоб, сказала:
– Поцелуйте его, как вы целуете теперь меня.
Сальватор запечатлел на лбу юной девушки поцелуй, такой же чистый, как свет луны, освещавшей его, затем быстро скрылся в кустарнике.
Девушка, не дожидаясь приближавшихся шагов, поспешно бросилась к дому.
Через несколько минут Сальватор услыхал женский голос:
– Ах! Это вы, мадемуазель? Граф, уезжая, приказал мне сказать вам, что ночь очень холодна и что вы можете простудиться, гуляя так долго.
– Я вернулась, – сказала Мина.
И обе женщины ушли.
Сальватор прислушивался к звуку их удаляющихся шагов, пока они совсем не смолкли.
Тогда он нагнулся, отыскал яму, вырытую Роландом, который опять начал лизать странную вещь, вызвавшую такой ужас Сальватора.
