крайней мере две единицы. Гематокрит в порядке, но это еще ни о чем не говорит.
— А почему на ногах? — поинтересовался Хаммонд, кивнув на капельницу.
— Запястья пришлось перевязать. Неохота возиться с руками.
Я подошел поближе. Девушкой оказалась Анжела Хардинг. Она теперь уже не показалась мне такой красивой; лицо ее было белым как мел, а вокруг рта кожа стала даже сероватой.
— И каково твое мнение? — спросил Хаммонд у Йоргенсена.
— Жить будет, — ответил тот. — Если не случиться ничего непредвиденного.
Хаммонд осмотрел перебинтованные запястья.
— Это вот здесь порезы?
— Да. С обеих сторон. Мы зашили их.
Он оглядел кисти рук. Кожа на пальцах была покрыта темно-коричневыми пятнами. Он вопросительно взглянул на меня.
— Это о ней ты говорил?
— Да, — сказал я. — Анжела Хардинг.
— Заядлая курильщица, — заключил Хаммонд.
— Не угадал. Подумай получше.
Хаммонд снова взял ладонь в свою и понюхал пальцы.
— На табак не похоже, — проговорил он наконец.
— Так точно.
— Тогда…
Я согласно кивнул.
— Совершенно верно.
— … она работает медсестрой.
— Да.
Коричневые разводы на коже пальцев были ничем иным как следами от йода, используемого в качестве дезинфицирующего средства. Эта желто-коричневая жидкость окрашивает все, что только ни приходит в соприкосновение с ней. Йод применяется при обработки кожи при хирургических операциях, перед тем, как будет произведен разрез, а также при постановке капельниц.
— Но я все равно ничего не понимаю, — признался Хаммонд.
Я поднял ее кисти. Возвышение большого пальца и тыльные стороны ладоней были покрыты небольшими поверхностными надрезами, явно недостаточными для того, чтобы вызвать кровотечение.
— А это тебе как?
— Проверка. — Классический признак, характеризующий попытку самоубийства посредством вскрытия вен на запястьях, выглядит так, как будто самоубийца хочет испытать на остроту лезвие бритвы или же убедиться, насколько это больно.
— Нет, — покачал головой я.
— А что же тогда?
— Ты видел когда-нибудь жертв поножовщины?
Хаммонд отрицательно покачал головой. Несомненно, ему никогда не приходилось видеть ничего подобного. Чаще всего с подобными случаями приходится иметь дело патологоанатому: незначительные порезы на кистях были верным признаком драки, где в ход был пущен нож. Жертва обычно поднимает и выставляет вперед руки, пытаясь уберечься от удара ножом; вот отсюда и берутся эти порезы.
— Такова закономерность?
— Да.
— Ты хочешь сказать, что на нее напал кто-то с ножом?
— Да.
— Но почему?
— Потом скажу, — ответил я.
Я отправился обратно в ту палату, где еще по-прежнему оставался лежать Роман Джоунз. В той же палате теперь находились Петерсон и еще один человек в строгом костюме, который теперь был занят тем, что осматривал глаза трупа.
— Берри, — сказал мне Петерсон, — вы появляетесь везде в самое неподходящее время.
— Беру пример с вас.
— Ну да, — кивнул Петерсон, — но это все же моя работа.
Он кивнул на человека в костюме.
— Памятуя о том, как вы беспокоились в прошлый раз по этому поводу, я привез с собой врача. Полицейского врача. Это дело коронера, как вы наверное уже поняли.
— Да я это знаю.
— Парень по имени Роман Джоунз. У него при себе был бумажник.
— Где вы его нашли?
— На улице. На одной из тихих улочек на Бикон-Хилл. С проломленным черепом. Должно быть вывалился из окна и приземлился на голову. Двумя этажами выше было разбито окно в квартире, принадлежавшей девушке по имени Анжела Хардинг. Она тоже здесь.
— Я знал.
— Вам за сегодняшний вечер удалось слишком много узнать, не так ли?
Я пропустил его колкость мимо ушей. Головная боль стала сильней; казалось, что голова раскалывается на части, и еще я чувствовал себя очень усталым. Мне хотелось прилечь и спать долго-долго. Но расслабиться я не мог; в желудке у меня бурлило.
Я склонился над телом Романа Джоунза. Одежда с него была содрана, и теперь под прежними лохмотьями обнаружились глубокие порезы, которыми были покрыты руки и туловище. Ноги остались нетронутыми. Вот это, подумал я про себя, было довольно характерно.
Врач выпрямился и взглянул на Петерсона.
— Трудно сказать, что стало причиной смерти, — сказал он. Он кивнул на зияющую в груди рану. — Они тут и так все разворотили. Но на мой взгляд, он умер от перелома костей черепа. Так ты говоришь, он из окна выпал?
— Пока еще это предположение, — ответил Петерсон, взглянув в мою сторону.
— Я заполню бумаги, — сказал доктор. — Дай мне бумажник.
Петерсон протянул ему бумажник Романа Джоунза. Врач отошел к одной из стен и занялся делом. Я продолжал смотреть на тело. Особенно меня интересовал череп. Я дотронулся до продавленной кости, и Петерсон тут же одернул меня:
— Что вы делаете?
— Осматриваю тело.
— Кто вас на это уполномочивал?
Я вздохнул.
— А какие полномочия вы имеете в виду?
Мой встречный вопрос, похоже, смутил его.
Тогда я сказал:
— Я бы хотел получить у вас разрешение произвести поверхностный осмотр трупа.
Говоря это, я взглянул на врача. Он рассматривал бумажник и делал какие-то пометки, но я не сомневался, что он внимательно прислушивается к нашему разговору.
— Будет произведено вскрытие, — ответил Петерсон.
— И все же я просил бы вашего разрешения, — настаивал я.
— Вы его не получите.
Тут подал голос доселе хранивший молчание врач:
— Да брось, ты, Джек.
Петерсон оглянулся на полицейского врача, потом посмотрел на меня, затем снова на него. Наконец он сказал:
— Ну ладно, Берри. Осматривайте. Но только ничего не нарушьте.
Я принялся разглядывать рану на черепе. Она была похожа на выемку, размером примерно с кулак взрослого мужчины, но только ни один кулак не смог бы нанести столь сильного удара. Эта рана была оставлена палкой или обрубком трубы, обрушившегося на череп со страшной силой. Я пригляделся получше и увидел крошечные кусочки древесины, прилипшие к окровавленной коже. Я не стал дотрагиваться до них.
— Так вы говорите, что он раскроил себе череп в результате падения?
— Да, — сказал Петерсон. — А что?
— Я просто спрашиваю.
— А что такое?
— А как же резанные раны на теле? — задал я очередной вопрос.
— Мы полагаем, что он успел побывать в той квартире. Очевидно они с той девицей, Анжелой Хардинг, из-за чего-то не поладили между собой. В квартире мы также нашли окровавленный кухонный нож. Должно быть она напала на него. Но так или иначе он вывалился из окна или был из него вытолкнут. И, ударившись головой о тротуар, он проломил череп, что и повлекло за собой смерть.
Он замолчал и посмотрел на меня.
— Продолжайте, — сказал я.
— А больше, собственно, и нечего рассказывать, — ответил Петерсон.
Я кивнул, вышел ненадолго из палаты, а затем снова вернулся, держа в руке иглу и шприц. Склонившись над
