Рейтинговые книги
Читем онлайн Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944–1956) - Энн Аппельбаум

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 157 158 159 160 161 162 163 164 165 ... 195
переживший радикальную смену убеждений после исключения из партии в 1948 году, — на заседаниях «кружка Петефи» рассказывал о народном искусстве и народной музыке[1312]. В одном из свидетельств первые собрания кружка именуются «воссоединением» бывших активистов Nekosz — Движения народных колледжей — и Mefesz — недолговечного студенческого союза, насильственно поглощенного Лигой рабочей молодежи в 1950 году. На некоторых заседаниях они, как в старые добрые времена, даже пели вместе[1313].

Этих молодых интеллектуалов крайне взволновала недавно обнародованная правительством Надя информация о беззаконных арестах, пытках, тюремных сроках их коллег. В 1954 году Надь начал процесс реабилитации жертв политических преследований, и они стали понемногу возвращаться в Будапешт из тюрем, лагерей и изгнания. Бела Ковач, лидер Партии мелких хозяев, а также несколько его единомышленников вернулись из Советского Союза в 1955 году[1314]. Кардиналу Миндсенти тюремное заключение заменили домашним арестом в замке неподалеку от Будапешта. Даже мнимый шпион Ноэль Филд в том же году был реабилитирован. Литераторы Тамаш Ацел и Тибор Мераи описывали глубочайшее потрясение, пережитое многими венгерскими писателями во время встреч со старыми товарищами, страдавшими за решеткой, пока они сами писали производственные романы и получали литературные премии: «Им было стыдно и за то, что они написали, и за то, что осталось ненаписанным. Теперь они с отвращением смотрели на корешки томов, некогда ласкавшие взгляд, — томов, обеспечивших им награды и премии; им отчаянно хотелось вычеркнуть эти тома из списков своих публикаций»[1315].

Некоторые, впрочем, пытались оправдаться, исправить причиненный своим творчеством ущерб и возродить социалистические идеалы. На дворе стоял 1956-й, а не 1989-й, и далеко не каждый считал, что коммунизм обречен на поражение. По словам Иштвана Эрши, «наряду со своей уязвленной личностью им хотелось реабилитировать и пошатнувшуюся репутацию марксизма»[1316]. Многие, не только в Венгрии, но и в Польше, в поисках поучения обращались к первоисточникам марксистской мысли. Кароль Модзелевский, в то время бывший студентом-радикалом — он входил в группу активистов, которая в 1956 году захватит офис Союза польской молодежи в Варшавском университете, — очень хорошо объясняет этот процесс: «Мы прекрасно усвоили тезис о том, что если политическая система дурна, то надо делать революцию. Все наши молодые годы нас обучали тому, как делаются революции… Их должны совершать рабочие при поддержке интеллигенции, которая привносит революционное сознание в рабочую массу»[1317].

Модзелевский и его коллеги вскоре развернули агитацию на польских предприятиях, рассчитывая создать, как и советовал Маркс, более справедливую экономическую систему: «Мы хотели сделать миф реальностью»[1318]. Венгерские интеллектуалы по тем же причинам отстаивали сходные идеи. Как позже писал Эрши, «это общая ловушка, присущая всем квазиреволюционным системам: со временем люди начинают буквально воспринимать лозунги официально декларируемой идеологии»[1319].

Связи между рабочими и интеллектуалами парадоксальным образом укреплялись их совместным переживанием неудовлетворенности коммунистической системой. В предыдущее десятилетие обе социальные группы выступали основными объектами коммунистической пропаганды, и в итоге именно в их рядах отчуждение и разочарование проявлялись теперь наиболее явно. В определенном смысле венгерские рабочие были даже более озлоблены, чем венгерские студенты или венгерские интеллектуалы. В то время как писатели или журналисты ощущали свою вину за то, что случилось, рабочие чувствовали себя преданными. В «рабочем государстве» им был обещан самый высокий социальный статус, а вместо этого они страдали от дурных условий труда и нищенских зарплат. Непосредственно после войны их гнев направлялся на руководителей предприятий, но теперь они были склонны винить в своих бедах само государство. В 1950-е годы шахтеры «обвиняли систему, сетуя на то, что их работа, несмотря на ее тяжкие условия, плохо оплачивается», а промышленные рабочие были уверены, что «правительство-кровопийца» эксплуатирует их[1320]. И хотя после событий предыдущего года Szabad Nep остерегалась слишком подробно освещать проблемы промышленности, некогда скучный журнал Союза писателей Irodalmi Ujsag подхватил эту тему, публикуя интервью и письма рабочих, похожие на приводимое здесь послание некоего кузнеца: «Я неоднократно был вынужден соглашаться с мнением других людей, даже не разделяя его. Когда господствующее мнение менялось, мне тоже приходилось пересматривать свою позицию. Я очень страдал от этого, это хуже физического насилия. У меня ведь есть собственная голова на плечах. И я не ребенок, а взрослый человек, вкладывающий душу, сердце, молодость, энергию в строительство социализма. Я делаю это по доброй воле, но хочу, чтобы ко мне относились как к зрелой личности, живущей своей жизнью и думающей своим умом. Мне хотелось иметь возможность высказываться, ничего не опасаясь. Кроме того, мне нужно, чтобы меня слышали»[1321].

Заседания «кружка Петефи» превратились в замечательную площадку взаимодействия между молодыми интеллектуалами и радикальными рабочими. Зимой 1955 года все основные будапештские предприятия регулярно начали присылать на эти встречи своих представителей, а кружок был вынужден подыскать для себя более просторное помещение. Заседания были открытыми и неформальными, временами даже шумными; на них затрагивались вопросы экономических реформ, интересовавшие многих. И все же они так и остались бы местом для критики и жалоб, если бы не великие события, происходившие в Советском Союзе.

Хрущев, к тому времени ставший генеральным секретарем советской коммунистической партии, неожиданно подтолкнул студентов, рабочих и участников «кружка Петефи» пойти гораздо дальше, нежели они предполагали первоначально. 24 февраля 1956 года, без всякого предварительного уведомления, выступая на XX съезде КПСС, советский руководитель развенчал культ личности Сталина. «Для марксизма-ленинизма является непозволительным и чуждым особо выделять какое-либо отдельное лицо, превращая его в сверхчеловека, наделенного сверхъестественными качествами, приближающими его к божеству, — заявил он. — Предполагается, что такой человек все знает, за всех думает, может делать абсолютно все и является непогрешимым в своих поступках. Вера в возможность существования такой личности, и в особенности такая вера по отношению к Сталину, культивировалась среди нас в течение долгих лет»[1322].

Это была знаменитая «секретная» речь Хрущева — хотя благодаря восточноевропейским друзьям СССР она оставалась секретной недолго. Польские официальные лица познакомили с ней сотрудников израильской разведки, от которых она попала в ЦРУ, а потом и в газету The New York Times, опубликовавшую текст речи в июне того же года[1323]. Но еще до этой публикации коммунисты Восточной Европы искали в речи ключ к мыслям советского руководителя. Хрущев восхвалял Ленина, критиковал Сталина, сожалел об арестах и убийствах представителей партийной и военной верхушки в 1930-е годы, но сделанные им признания были далеко не полными. Он не упомянул множество других преступлений, например украинский голод, за который нес по крайней мере частичную ответственность. Он не призвал общество к экономической реформе или преобразованию институтов. Он не высказал

1 ... 157 158 159 160 161 162 163 164 165 ... 195
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944–1956) - Энн Аппельбаум бесплатно.
Похожие на Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944–1956) - Энн Аппельбаум книги

Оставить комментарий