Как ни торопился Луицци избавиться от незваного гостя, он принял его послание и открыл его первым. Прочитав записку, он воскликнул:
— Так господин Барне здесь?
Если бы Гюстав де Бридели не загораживал Луицци, то барон заметил бы, сколь неожиданное впечатление произвела эта новость на тех, кто ее услышал.
Жюльетта и Анри обменялись быстрыми и испуганными взглядами, маркиз же поспешил сообщить:
— Мы приехали час назад, и я поспешил к вам. Но записка от господина нотариуса — это еще не все… Оставляю вас наедине с вашей корреспонденцией.
И красавец Гюстав легкой походкой, напоминавшей персонажей комической оперы, поспешил к тем, кто сидел в противоположном углу гостиной.
На сей раз Луицци не услышал возгласа Гюстава при виде Жюльетты и Анри, лишь только потому, что его внимание было полностью поглощено чтением письма, которое вручил ему Пьер. Зато изумление маркиза не ускользнуло от Каролины, но Анри быстренько подбежал к Гюставу, увлек его в другой угол гостиной и что-то сказал. Гюстав не успел ответить, как Луицци, обернувшись к нему, заявил более чем вызывающим тоном:
— Это письмо касается вас, сударь.
— Меня? — пренебрежительно переспросил Гюстав.
— Вас, — с презрением и гневом повторил Луицци, — и нам придется объясниться по этому поводу. Извольте следовать за мной.
— Иду, уже иду. — Гюстава ничуть не смутил грозный голос барона.
Они прошли в будуар, где недавно разыгралась сцена между Жюльеттой и Арманом, и здесь Гюстав довольно нахально поинтересовался:
— Так в чем дело, господин барон?
— В том, сударь, что вы… — Луицци запнулся. — Я стараюсь избегать некоторых выражений: но вы найдете их в этом письме. Я полностью разделяю каждое его слово.
Гюстав взял протянутую ему бумагу и прочел следующее:
«Сударь,
Я представил госпоже де Мариньон человека, которого не знал и который оказался интриганом без чести и совести. Этот человек — вы. Она простила мне ошибку, которую я совершил. Вы представили ей, его зная, другого интригана вашего пошиба — так называемого маркиза де Бридели. Этого я простить не могу. Если, как прошел слух, вы сумасшедший, я пришлю вам моего врача, если вы в здравом уме, то через час у вас будут мои секунданты.
Косм де Марей».Маркиз помолчал немного, тогда как барон не сводил с него разгневанных глаз. Наконец юный Элевью протянул барону записку и усмехнулся:
— Вы разделяете каждое слово?
— Да, сударь. — Барон уже пылал от ярости.
— Каждое слово, что касается меня, и каждое — что касается вас? — с издевкой спросил Гюстав.
— Сударь, — вскричал Луицци, который в своем порыве забыл, что письмо господина де Марея было оскорбительным и для него тоже, — подобная наглость требует сатисфакции.
— Значит, господин барон желает иметь две дуэли вместо одной, — хладнокровно заключил Гюстав, — что ж, извольте. Я не стану вам перечить и буду первым или вторым, как вы того пожелаете.
— Я не дерусь с людьми вашего сорта, — презрительно заявил барон, — я их гоню вон.
Гюстав побледнел, но сдержался и продолжил:
— Минуточку, будьте любезны. Вы будете драться, господин барон, и поскольку мы одни, то можем говорить открыто. Вы прекрасно знали, кто я такой, когда давали мне рекомендательное письмо к госпоже де Мариньон. Я был для вас орудием маленькой мести, орудием, которое сегодня вы хотите выбросить за ненадобностью, но нет, не выйдет, мой дорогой барон. Мой титул знатнее вашего. Мое состояние почти так же велико, как ваше, поскольку я выиграл процесс и стал законным наследником покойного маркиза де Бридели: сегодня я безусловный маркиз де Бридели и не потерплю, поверьте мне, никаких оскорблений и нападок так же, как не терпел их тогда, когда был комедиантом Гюставом, незаконнорожденным сыном Эме Зефрина Гангерне и Мари-Анн Гаргаблу, в девичестве Либер.
Произнося эти слова тихим, но твердым голосом, Гюстав приблизился к Луицци, глядя на него с угрозой.
— Все это не заставит меня забыть, — холодно возразил барон, — что вы обязаны своим титулом и состоянием низкому мошенничеству.
— Которое вы находили забавным, когда оно служило вашим интересам.
— В конце концов, чего вы хотите, сударь?
— Сейчас скажу. Наше дело общее, в сложившихся обстоятельствах мы не можем разделить его. Господин де Марей не может безнаказанно распространять подобные обвинения против вас и против меня. Или же я буду драться с ним, клянусь вам, я сумею его заставить, и тогда вы будете моим секундантом, или же вы будете драться с ним, и тогда я сыграю роль секунданта.
— Нет.
— Берегитесь, — произнес Гюстав с хладнокровием человека, для которого дуэль так мало значит, что он не способен точно просчитать ее результаты. — Если вы откажетесь быть моим секундантом, а я доведу это до сведения господина де Марея, то тем самым докажете, что действительно сделали то, в чем он вас обвиняет, если же согласитесь, то создадите впечатление искренней убежденности в собственной правоте и подтвердите своим поведением то, что теперь установлено законом и неоспоримо, и примете меня таким, каким я есть ныне.
Луицци задумался и вдруг произнес:
— Возможно, вы были бы и правы, если бы не забыли, что речь идет о мошенничестве, которое одинаково бесчестит как господина законного маркиза де Бридели, так и господина комедианта Гюстава.
— Будет вам, — прервал его Гюстав, — я был освобожден от обвинения в мошенничестве без суда, и не вам об этом вспоминать, не вам, человеку, который избежал наказания за убийство только потому, что его признали сумасшедшим.
— Как, — ужаснулся Луицци, — вы знаете?
— Господин Нике был нотариусом семейства, которое подало на меня жалобу.
— А господин Барне?
— Сударь вы мой, мне стало обо всем известно благодаря самому необыкновенному случаю. Клянусь вам, это престранная история.
— И вы полагаете, мне нелюбопытно ее узнать?
— Да, полагаю. Вы знаете мою тайну, я захотел узнать вашу, и я ее сохраню.
Луицци опять задумался, затем сказал:
— Я принимаю ваше предложение, но при одном условии: я должен драться первым с господином де Мареем.
— Это ваше право.
— Теперь нужно найти второго секунданта.
— Что вы думаете о господине Анри Донзо? Кажется, я видел его в вашей гостиной.
— Вы с ним знакомы? — удивился Луицци. — А, понимаю, вы, наверное, видели его в Тулузе, когда были там с Гангерне.
— Совершенно верно.
— Нельзя, — сказал Арман, — завтра он женится на моей сестре.
— На вашей сестре! — вскричал маркиз с искренним удивлением, которое барон тут же истолковал соответствующим образом.
— Да, мой милый сударь, на моей единокровной сестре. Она дочь моего отца, как вы — сын Гангерне.
— И вы отдаете ее за Анри? — Гюстав никак не мог оправиться от изумления, но добавил презрительным тоном: — У него же нет ничего — ни положения, ни имени, ни семьи.
— Не каждый день продаются отцы-маркизы! — Луицци был весьма шокирован бестактностью Гюстава.
Маркиз принялся хохотать и заметил с восхитительной самоуверенностью:
— Не правда ли, я прекрасно играю мою роль!
— Могли бы обойтись со мной без игры, — проворчал барон, — у нас есть другое дело. Я отправлюсь к приятелю, которого попрошу быть вторым секундантом. Моя сестра и Анри не должны знать, что происходит. Извольте вернуться в гостиную, и, кстати, поскольку вы знакомы с Анри, вам придется объяснить ему, откуда взялся ваш титул.
— О, на этот случай у меня есть восхитительная история про потерянного сына.
— Хорошо. Скажите им, что письмо господина Барне вынудило меня срочно уйти. Примите секундантов господина де Марея и договоритесь с ними о встрече на завтра на семь часов. Бракосочетание в мэрии назначено на десять, венчание в церкви — на одиннадцать. Все при закрытых дверях, насколько это возможно. Если удача окажется на моей стороне, мы вернемся еще до десяти, если нет — вы передадите моей сестре письмо, которое оправдает мое отсутствие, и церемонии пройдут без меня.
— По рукам, — согласился маркиз.
Луицци написал коротенькую записку Косму и вышел. Гюстав немедля возвратился в гостиную. Анри тут же подошел к нему и увел под тем предлогом, что хочет показать ему новые апартаменты, которые приготовил для новобрачных барон; Жюльетта и Каролина остались одни.
Все прошло так, как запланировал Луицци: секунданты господина де Марея договорились с Гюставом о встрече на следующее утро.
Когда барон вернулся домой, нотариус уже прибыл, оговоренный час зачтения брачного договора давно миновал. Присутствовали только Жюльетта, Гюстав и новобрачные, поскольку Луицци хотел, чтобы как можно меньше народа услышали болезненные для сестры слова: отец и мать неизвестны.
