бы стало холоднее.
– Он умер. У меня тогда никого не осталось, и податься было некуда.
Должно быть, свечи в комнате и вправду были магическими: горели они совершенно беззвучно, даже фитиль не потрескивал. Ни один из язычков пламени за время нашего разговора не колыхнулся, словно свечи находились под невидимым колпаком.
Риши погрузились в молчание. Я ждал новых вопросов, однако их не последовало. Все присутствующие уперлись взглядами в стол, затем переглянулись. Не знаю, сколько длилось их молчание.
Наконец Марши уселся на место и пробормотал:
– У меня все.
– Мастер здравия? – подал голос Даврам.
Из-за стола поднялся еще один человек. Мантия обтягивала его тело так, что я испугался: вдруг лопнет и риши останется голым? Одежда не могла скрыть могучего сложения. Не человек, а гора мускулов, причем физический труд к его мощи явно никакого отношения не имел. Наверняка своим телом этот риши занимался целенаправленно.
– Я – риши Беру.
Басовитый голос здоровяка гудел, словно колокол. Под густой спутанной бородой угадывалось твердое, как кирпич, лицо, а завитые мелкими кудрями волосы ничуть не смягчали внешность Мастера здравия.
– Что знаешь ты о природе тела и о том, на что оно способно? Сумеешь ли вывернуться из захвата взрослого мужчины?
Он обхватил себя обеими руками – в такой капкан врагу попасть не пожелаешь. Хорошо, если отделаешься только сломанными ребрами.
– Я занимался с хореографом. Он же был моим учителем фехтования.
Здоровяк помолчал, по примеру Мастера исцеления оглянувшись на других риши. Похоже, мой ответ заставил его задуматься, как и предыдущего экзаменатора.
– То есть… ты обучался искусству фехтования у постановщика театральных танцев?
– Ну да, – пожал плечами я.
– Покажи-ка, чему тебя выучили.
Подобной просьбы я не ожидал и потому замялся.
Мастер здравия развязал один из шнуров, придерживавших его мантию вместо пояса, и я вновь забеспокоился, что одежды спадут с его мощной фигуры прямо перед уважаемой комиссией. Слава богу, он не снял шнур совсем: придержав его, достал из складок мантии длинную деревяшку, выточенную наподобие меча. Выстругано учебное оружие было гладко, а острие предусмотрительно закруглено. Хорошая штука – о таких мечтает любой мальчишка, чтобы сразиться со сверстником.
Беру неожиданно швырнул меч в мою сторону, и я отточенным тренировками движением поймал его за рукоять. Разумеется, с умелым мастером фехтования я тогда сравниться не мог, однако занятия с Витумом позволили мне здорово развить и без того свойственную мальчишке реакцию.
Ощутив в руке привычную тяжесть оружия, я закрутился в заученных пируэтах.
– Достаточно! – махнул мне риши и протянул руку за мечом.
Я едва сдержал порыв швырнуть ему палку, как поступил он минутой раньше. Передумав, подошел к риши Беру, держа учебный меч на ладонях, и вручил его осторожно, словно настоящее оружие.
Похоже, риши оценил мой поступок и сел на место с удовлетворенным вздохом:
– Двигается скорее как танцор, а не фехтовальщик, и все же из него выйдет неплохой боец. Хотя мальчик слишком легок. До мужчины ему еще далеко. Сколько тебе лет?
Ответил я быстро и витиевато – сказалось театральное прошлое:
– Больше, чем кажется, и все же я моложе, чем ты можешь судить по моим речам. Гораздо ближе к восемнадцати, чем к десяти.
Риши Беру завращал глазами и фыркнул:
– Слишком умен! Наглость из него придется выбивать, а в целом мальчик мне понравился.
Жаль, не сказал, чем именно.
Даврам сделал несколько закорючек на пергаменте и глянул на лисичку:
– Мастер ремесел…
Та вскочила, словно по команде.
– Я – риши Бариа. – Взглянув на меня, она тепло улыбнулась. Ого, первый хороший признак с того времени, как я ступил на землю Ашрама! – Знакомы ли тебе малые плетения? Знаешь, как повелевать инструментами и формой вещей?
Мне вновь пришлось покачать головой. Холод охватил сердце ледяными щупальцами. Разумеется, мои ответы на вопросы двух предыдущих мастеров заставляли риши ждать от меня большего. Показал я себя пока явно недостаточно.
– Маграб в основном учил меня сворачивать грани восприятия и рассказывал об основных формулах плетения. Не мог успокоиться, пока я не создам двадцать…
– Сколько-сколько? – раздался новый голос из-за стола.
Говорил тот самый риши, что сидел на столешнице. Мантия его была без рукавов, и из нее высовывались тощие руки со слабыми мышцами. Похоже, одежду шили на заказ – из множества разноцветных лоскутов.
Лицо и голова мастера были чисто выбриты, лишь на самой макушке торчал пучок растрепанных черных волос. Какой-то одуванчик, честное слово. В отличие от остальных риши, этому я не дал бы больше двадцати пяти. Его карие глаза сияли пронзительным светом – мне до сих пор не по себе, когда случается вспомнить его взгляд. В зрачках одуванчика металось опасное яркое пламя.
– Я еще не закончила с мальчиком, – возмущенно произнесла риши Бариа.
Сидящий на столе небрежно отмахнулся:
– Закончишь после того, как я удовлетворю свое любопытство. Ведь мальчишка желает стать плетущим? Так дайте же мне с ним поговорить! – Одуванчик выпрямился и картинно выпятил грудь. – Я – Мастер плетений.
Он сделал долгий и шумный выдох, ненароком брызнув слюной. Двусмысленный получился звук – такие в приличном обществе издавать обычно не принято.
Внезапно пропотев, я переступил с ноги на ногу. Дыхание мое участилось.
– Двадцать, риши.
– Да нет, не может быть! – Он погрозил мне пальцем: – Рано, рановато… Признаю – ты умный мальчик. Двадцать граней ты сумеешь сложить лишь после занятий со мной. Значит, говоришь – двадцать, а?
Я кивнул.
– Хм… Для парнишки твоего возраста – весьма впечатляюще. Историю огня знаешь?
Я зашевелил губами, однако риши меня перебил:
– Нет-нет, не лги. Об этом пока не будем. А что насчет камня? Слышал ли ты хоть что-нибудь о том, как появились стихии? Постиг ли ты историю хотя бы одного человека так, что знаешь ее не хуже своей? Нет? Вот видишь… Уж слишком ты скор. Скор, горяч, несдержан. Тебя легко вывести из себя.
– Черт, да какое отношение это имеет к плетениям? – не выдержал я, и эхо моего голоса заметалось по комнате.
Проклятье… Неужто я повысил голос на риши?
Одуванчик хмыкнул, обнажив белоснежные ровные зубы – их явно поправили с помощью магии. Поправить бы еще эту самодовольную улыбку на его физиономии… Признаюсь, у меня зачесались кулаки, и я покрепче вцепился в посох.
Одуванчик, заметив мою реакцию, бросил:
– А я что говорю? Повлиять на тебя несложно. Ну правда, мальчик. – Он закачался на столе.
– Вряд ли твое поведение оправданно, Мастер плетений, – зыркнул на него Даврам. – Ты настраиваешь ребенка против нас.
– Со всем уважением, риши, однако насчет «ребенка» ты ошибаешься. Знаю,