реальный мир.
– Как? – тихо спросил я.
– Ее величество, – ответил Ситх.
Я присвистнул. Создание прохода, ведущего из одного конкретного места в другое конкретное место, требовало такого огромного количества энергии, что даже чародеям Белого Совета редко удавалось это сделать, – я видел нечто подобное лишь раз в жизни, год назад, в Чичен-Ице.
– Она сама сделала это? Для меня?
– Конечно, – сказал Ситх. – По сути, на данный момент это единственный путь к Феерии или из нее.
Я удивленно заморгал:
– Ты имеешь в виду Зиму?
– Феерию, – с ударением произнес Ситх. – Всю.
Я поперхнулся:
– Стоп! Ты хочешь сказать, что вся Феерия заблокирована?
– Разумеется, – сказал Ситх. – До рассвета.
– Почему? – спросил я.
– Можно предположить, что это сделано, чтобы дать вам фору. – Ситх спокойно вышел сквозь дверной проем на тротуар. – Ваша машина, сэр Рыцарь.
Я шагнул через дверь, окунувшись прямо в чикагский воздух, и он ударил мне в лицо мириадами запахов, ощущений и звуков, которые были мне знакомы, как собственное дыхание. После холодной безжизненной тишины Арктис-Тора я ощутил себя на арене цирка в разгар представления. Слишком много звуков, запахов, чересчур много цвета и движения. Арктис-Тор пребывал в неподвижности, словно самая глубокая ночь полярной зимы. Чикаго, что ж… Чикаго был самим собой.
Я вдруг осознал, что часто-часто моргаю. Дом.
Знаю: это банально. Тем более что лишь хорошо воспитанный человек назвал бы Чикаго колоритным местом. Это логово преступности и коррупции. Но одновременно – памятник архитектуры и предприимчивости. Чикаго жесток и опасен, но служит эпицентром музыки и искусства. Хорошее, плохое, уродливое, утонченное, монстры и ангелы – все это здесь.
Запахи и звуки вызвали ментальную лавину воспоминаний, от интенсивности которых я задрожал. И почти не заметил автомобиль, остановившийся на обочине рядом со мной.
Это был древний катафалк – «кадиллак», выпущенный, похоже, сразу после Второй мировой, с задними крыльями-«плавниками». Он был выкрашен в густой темно-синий цвет с оттенками фиолетового пламени. Пьяно мотаясь влево и вправо по авеню, «кадиллак» резко вильнул в сторону бордюра, еще раз рванул вперед, взревев двигателем, и, затормозив, юзом проскользил к обочине, едва не задев цепную ограду, разминувшись с бетонным столбиком, может, на какой-нибудь дюйм.
– Что-нибудь еще нужно, сэр Рыцарь? – спросил Кот Ситх.
– Пока нет, – настороженно ответил я. – Эм… А кто за рулем этой штуки?
– Советую вам самому сесть за руль, – сказал Ситх с явным презрением и, взмахнув хвостом, исчез.
Двигатель взревел снова, машина задергалась, но не тронулась с места. Фары мигнули, дворники несколько раз проехались по стеклам, потом двигатель сбросил обороты, урча на холостых, а тормозные огни погасли.
Я настороженно подошел к автомобилю, перегнулся через цепь между столбиками бордюра и постучал в окошко с водительской стороны.
Ничего не произошло. Умеренно тонированные стекла не позволяли рассмотреть интерьер даже на хорошо освещенной улице. Я не смог никого увидеть в салоне автомобиля. Тогда я открыл дверцу.
– Трижды ура, ребята! – пропищал тонкий мультяшный голосок. – Гип-гип!
– Уррра! – пронзительно закричала дюжина таких же голосков.
– Гип-гип!
– Уррра!
– Гип-гип!
– Уррра!
Весь этот сумбур завершился прочувствованным хором:
– Эгей!!!
На водительском сиденье катафалка расположилась дюжина крошечных человекоподобных существ. Их лидер, самый крупный из всех, мог похвастать восемнадцатидюймовым ростом. Он выглядел как чрезвычайно спортивный молодой человек в уменьшенном масштабе. На нем были доспехи из кусочков всевозможного выброшенного на помойку барахла. Нагрудник состоял из куска алюминиевой банки – белой, с логотипом кока-колы. Щит в его левой руке – из того же материала; правда, на банке из-под колы красовались уже рождественские белые медведи. На поясе крепился кусок пластикового футляра для зубной щетки, со вставленным в него, если не ошибаюсь, зазубренным ножом для масла с ручкой, обмотанной изолентой и нитками. У него были фиолетовые волосы, чуть темнее лаванды, какой я ее помнил, – шелковистые, почти невесомые, они колыхались вокруг его головы, как повисшие пушинки одуванчика. На спине его росли крылья вроде стрекозиных, отчего она казалась покрытой перламутровым плащом.
Он стоял на вершине миниатюрной пирамиды, составленной из эльфов меньшего размера, держась руками за руль. Несколько утомленных человечков прислонились к ручке коробки передач, а еще с десяток находились внизу, кучей навалившись на педаль тормоза. Как и их вождь, они были облачены в доспехи из самых разных кусочков мусора.
Вожак лихо отсалютовал мне, сияя от счастья:
– Генерал-майор Тук-Тук из гвардии сэра Зимнего Рыцаря докладывает о готовности нести службу! Рад вас видеть, милорд!
Его крылья зажужжали, он вылетел из катафалка и начал выписывать круги прямо перед моим лицом:
– Оцените! У меня новые доспехи!
– Мы теперь Зимние, и все такое! – пропищал какой-то гвардеец помельче.
Он гордо потряс щитом, сделанным из куска пластикового контейнера, на котором сохранилось название дезодоранта «Зимняя свежесть».
– Даешь Зиму! – заорал Тук, ткнув кулаком вверх.
– Даешь пиццу! – откликнулись остальные.
Тук выписал круг и недовольно нахмурился, оглядывая свое войско:
– Нет, нет, нет! Мы же это репетировали!
– ДАЕШЬ ПИЦЦУ! – еще громче и уже более слаженно завопили бойцы.
Тук-Тук вздохнул и покачал головой:
– Вот почему все вы мелочь лопоухая, а я генерал-майор. Потому что вам медведь на ухо наступил.
Тук и компания были в некотором роде армией моих союзников. Я годами выстраивал отношения с маленьким народцем – в основном подкупая их пиццей. В результате информаторы и доносчики стали сначала бандой маленьких пройдох и попрошаек, а затем и летучим отрядом – тогда-то Туку и пришла в голову идея сделать из них настоящую армию. И они старались. Они действительно старались, но нелегко сколотить дисциплинированный военный отряд из братии, которая не способна сосредоточиться на любой задаче более чем на двадцать секунд. Дисциплина – штука скучная.
– Ребята, ребята, – сказал я, – кончайте галдеть и подвиньтесь. Я тороплюсь.
Маленький народец немедленно подчинился и всей толпой перебрался на пассажирское и заднее сиденья. Я тут же сел за руль и захлопнул за собой дверцу, затем пристегнулся, и мы влились в редкий поток машин. Большой «кадиллак» двигался с довольным урчанием; мощности в нем было гораздо больше, чем в автомобилях, к которым я привык. Моей последней машиной был старинный «фольксваген-жук» с двигателем размером не больше колоды карт.
– Тук, ты что, вырос? – спросил я.
– Да, – с отвращением ответил он. – Даже несмотря на то, что я стою с грузом на голове целых двадцать минут каждый день. И в стиральную машину залезал. Дважды! И хоть бы что!
– А я считаю, ты круто выглядишь, – сказал я.
Он устроился по центру приборной панели, свесив ноги и болтая ими.
– Благодарю вас, милорд!
– Значит, пицца поступала по графику, пока я…
