Харысай сделался совершенно невыносим: выпрыгивал из загона, носился козлами по двору, раскидывал пуки заготовленного для него же сена, ломал забор, лупцуя его ногами.
Он попался на верёвку, когда обгладывал во дворе молодую ёлку. Натянув на длинные уши узду, Охотник укрыл конскую спину толстым одеялом, наверх кинул войлочную подушку и приладил седло. Подпруга пришлась Харысаю не по вкусу. Он недовольно прижимал уши и пихался мордой, пока Николас затягивал её потуже.
Сразу садиться в седло не хотелось. Жеребец, закусив удила, пытался таскать хозяина за собой по всему двору. Нужно дождаться Бельгейна. Пару советов от укротителя зловредных демонов явно не помешают.
Через пару дней тулпар немного успокоился и стал слушать хотя бы то, что говорил Николас. Команды, подаваемые от повода и от давления на бока, доходили туго, хотя в Дюарле встречались и более тяжёлые случаи, справлялся с которыми разве что Ноэль.
К началу второго месяца весны, цветовика, когда стало припекать солнце и растаял снег, из Полночьгорья вернулся отряд. Их перенесли назад гримтурсы. Тягости пути сильно сплотили враждовавшие народы. Вечером в городе устроили большой праздник в честь освободителей. Крепкий эль с охотой наливали как длиннобородым лапийцам, так и остроухим туатам.
Все были очень удивлены и обрадованы, увидев Николаса живым. Даже семьи погибших воинов не держали на него зла и кивали с пониманием.
Погонщики ещё вели табун ненниров по Полночьгорью. У Заледенелого моря оставили нескольких караульщиков на случай, если Мрак снова выползет из Нордхейма. Но пока всё затихло. Пускай мир продлится подольше, хотя бы до конца его жизни, а там разбираться будут другие.
На следующий день Охотник показал тулпара Бельгейну.
– Э, нет, – задумчиво протянул тот. – Я на него не сяду.
– Неужели он хуже ненниров? Шебутной, конечно, но бывают и горячее.
– Не в этом дело. Мои предки ловили и дрессировали ненниров многие века. Я знаю их повадки, любую пакость могу предсказать. Но этот… не конь даже. Он как твой меч. Тебе – верный друг, а другим и за рукоятку взять страшно.
Похоже, его наездником тоже должен быть Безликий. Сейчас скажет: «Отыщи меня, и я решу все проблемы!» Ладно, Николас же справился и с мечом, и даже с книгой. Харысай, к тому же, к нему благоволит и называет хозяином.
– Сесть поможешь? – спросил Охотник.
Бельгейн придержал коня, пока Николас переносил вес на спину Харысая. Тулпар послушно зашагал вокруг державшего его за верёвку туата.
– Я попробую рысь, – решил Охотник.
Неспешно перебирая ногами, конь перешёл на более быстрый аллюр. Движения лёгкие и гибкие – не трясло даже на скорости. Харысай набирал темп, пока не поскакал галопом. Бельгейн мелодично посвистывал, пытаясь успокоить, но вдруг упал. Верёвка обожгла ему руки.
– Держись! – запоздало предупредил туат, глядя на тулпара огромными от ужаса глазами.
Тряхнуло вперёд, Николас вывалился коню на шею. Харысай оттолкнулся от земли задними ногам и взмыл в небо, помогая себе невесть откуда взявшимися крыльями.
– Что ты творишь?! – закричал Николас.
– Тебя проверяю, – ехидно ответил жеребец, закладывая крутой вираж.
Едва не сорвавшись, Охотник сполз на конскую спину и обнял ногами его бока. Эх, казалось ведь, хуже Вестфольды уже не будет.
– Прежде, чем покориться, я должен проверить, достоин ли хозяин того, чтобы я носил его на своей спине, – сообщил Харысай.
Лучше бы он проверял Безликого!
– Ты что, прошёл пол Мунгарда, чтобы меня убить?
– Почему сразу убить? Ты же герой! Я это знаю, и ты это знаешь. Поэтому провала быть не может, – воодушевил его тулпар. – Держись крепче, я спускаюсь.
Харысай рухнул к земле так резко, что вышибло дух, в висках застучала кровь. Хорошо, что Николас не забыл надеть рубашку из перьев. Сейчас только она бы спасла его от падения.
Тулпар то поднимался так высоко, что от холода становилось больно дышать, то опускался так низко, что казалось, они разобьются, то поворачивал так круто, что Охотник едва не опрокидывался под лошадиное брюхо.
Прошёл час. Налетавшись вдоволь по безоблачному небу, Харысай опустился на пустынный берег и сложил крылья. Они словно приросли к его вороной шерсти, и теперь никто бы и не поверил в их существование. Николас спрыгнул на землю. Ноги гудели от напряжения.
Харысай широко раздувал тонкие ноздри. Охотник отвязал от узды верёвку и ослабил подпругу.
Прогулявшись по усеянному сосновыми иголками песку вдоль кромки прибоя, они взобрались на высокий утёс. Николас устроился на краю обрыва. Погода стояла тихая и безветренная. Заходящее солнце оставляло на воде жёлто-красную дорожку. Зыбким миражом на горизонте вырисовывался родной остров. Так близко и так недостижимо далеко.
Харысай сел по собачьи на задние ноги и уставился в пустоту.
– Скучаешь по дому? – поинтересовался Охотник.
– Иногда, – тихо ответил тулпар. – Но там не осталось никого, кто был мне дорог. Отец умер, хан Саргал тоже. Теперь ты мой хозяин, а значит мой дом рядом с тобой, хоть он и не похож на тот, где я родился и вырос. Но знаешь, снег – это тот же песок, только мягкий и холодный.
– А ты философ! – Николас усмехнулся и похлопал коня по шее.
========== Глава 44. Око бури ==========
1572 г. от заселения Мунгарда, Урсалия, Лапия
Зима пришла в Лапию поздно. Приближался Донайтайд, а снежные сугробы за Урсалией едва доходили до колена. Дни стояли тёплые, ясные и лишь ночью мороз крепчал. Табун ненниров переместился на восточное плато Полночьгорья, совсем рядом с городом. Рыба в поисках лучшей доли ушла далеко от берега на юг. В остальном всё было спокойно. Даже слишком. Как будто наступило затишье перед бурей.
Дни сделались совсем короткими, а темнело так быстро, что человеческий глаз едва успевал заметить, как закатывалось за горизонт холодное зимнее солнце. Тогда люди укладывали детей спать и рассказывали им чудесные в своей жуткой красоте сказки севера. Огоньки в окнах потухали один за другим, пока тьма не опускалась на город.
Было уже глубоко за полночь. Лишь в одном доме на отшибе горел свет. Дрова тихонько трещали в камине. Возле поленницы валялось несколько скомканных листов бумаги. Николас сидел за столом и сосредоточенно выводил пером один и тот же рисунок. Оценивая работу как неудачную, Охотник кидал её в сторону камина, не заботясь, попадёт ли в огонь. С помощью ветроплава получалась одна дрянь, даже пальцы не отказывались повиноваться и отображать на бумаге то, что хотелось увидеть.
Ладонь уже комкала очередной лист, как вдруг раздался громкий стук. На подоконнике сидел белый почтовый голубь и долбил клювом раму. Николас распахнул ставни, впуская морозный воздух с улицы. К ноге птицы крепился футляр. Охотник снял его и отпустил посланца.
В гостиной показался заспанный целитель. Приоткрыв один глаз, он недовольно покосился на Николаса.
– Снова бессонница? Может, настой красавки или маковое молоко?
Сорвав с футляра сургучную печать Компании «Норн», Охотник вынул и развернул бумагу. Глаза заскользили по строчкам, написанным настолько коряво, будто автор послания научился грамоте только вчера.
– Что с вами? – стоял над душой Эглаборг.
– Хандра. Может, нанять корабль до Леннокса, тайком пробраться домой и хоть одним глазком взглянуть на могилы родных?
– Вас же схватят! Мастер Пареда не одобрит!
После случая с Мраком Эглаборг стал шпионить за хозяином и докладывать обо всём Ноэлю. В ответ друг присылал письма со строгими внушениями. Мол, даже не вздумай рисковать, забудь, занимайся учениками, устраивай личную жизнь. Никаких опасных предприятий! Иногда целитель тоже опускался до угроз. Как будто Охотника связали по рукам и ногам. И кто? Лучшие друзья!
Эглаборг поднял со стола «неудачный» портрет. Казалось, изображённая на нём девочка вот-вот сойдёт с бумаги и устроится возле камина. Целитель перевёл взгляд на раскиданные на полу листы.
