прочь из этого хаоса через запасный выход, мимо Аниного отца, на парковку и в лес. Только там она остановилась и села, сжимая малышку в объятиях, чтобы та могла плакать и кричать, не видя того, что происходит в ледовом дворце. Главное – отгородить ее от кровавого зрелища и воспоминаний, Мая даже себе не позволяла думать о том, что Беньи мертв. Сейчас это было невозможно. «Спасти ребенка, спасти ребенка, спасти ребенка» – вот все, о чем она могла думать. Там могут быть другие вооруженные мужчины, они могут начать стрелять, а потому: спасти ребенка спасти ребенка спасти ребенка. Толпа вывалила на парковку. В последних отблесках угасающего дня грянули крики и вой сирен. Еще бы перестать дрожать, покрепче обнять девочку и своими объятиями прогнать ужас, отчаяние и этот жуткий мрак, который теперь останется с ними навсегда. Но Мая не знала, как это сделать, она еще недостаточно взрослая, недостаточно сильная. Она не могла дышать, хватала ртом воздух, пыталась не думать про кровь и смерть там, внутри, быть сильной ради Алисии. Но как? Где найти силы? Их совсем не осталось. Мая уже думала, что сейчас упадет без чувств на снег, когда ее вдруг обхватили крепкие руки. Мамины. Мира не бросилась в огонь, она бросилась к детям. Следом за ней прибежала Тесс, а потом другие женщины, они бежали со всех сторон, в красных и зеленых куртках, а кто-то даже в черных. Они сомкнулись стеной вокруг Алисии, окружили ее кольцом, в несколько рядов.
Ничего хуже девочке испытать не доведется. Но в эту страшную минуту, в самый ужасный миг в ее жизни, матери и старшие сестры со всего леса сбежались сюда, чтобы ее защитить.
Одолеть зло никому не под силу. Но если оно хоть пальцем тронет Алисию, ему придется иметь дело с каждой из них.
* * *
Люди бежали так, словно не понимали, что происходит. Адри Ович – так, как будто все уже знала.
Слова? Для этого нет слов.
Все – только шок.
Все – мрак.
Все – пустота.
Мы привыкли ко всякому насилию, но такого мы предвидеть не могли. Этого нам никогда не понять и никогда не пережить. Адри взяла на руки брата – какой же он был маленький в ее объятиях. Она вынесла его на улицу, и весь город перестал дышать. Черная дыра зазияла в каждом сердце.
Как завтра наступит утро? Как взойдет солнце? И ради чего?
* * *
Лев успел выйти из машины, и тут все замерло. Анин отец стоял один в проеме запасного выхода с ружьем в руках. Внутри все кричали. Когда Лев вошел и увидел кровь и тела на полу, он сразу понял, что произошло. Он увидел пистолет. Он мог бы забрать его – других улик, которые связывали бы произошедшее с его автосвалкой, не было. Но сейчас ему во многом предстояло раскаяться, а впереди ждало столько бессонных ночей, когда вновь и вновь перед глазами будет всплывать лицо Маттео. Иногда хорошие люди оказываются способны на великое зло, а плохие несут в себе свет. Поэтому, вместо того чтобы спасать себя, он повернулся и спас ближнего. Увидев бегущую к ним Ану, он схватил охотника:
– Твоя дочь?
Анин отец растерянно кивнул, как будто лишился чувств, но тело еще держалось, не успев среагировать. Лев бешено замахал ей, чтобы поторопилась, Ана побежала быстрее, перескочила через лужу крови. Она никогда не забудет этого и никогда себе не простит. Пусть Беньи мертв, пусть она так поступила ради живых, пусть даже он сам велел бы ей так поступить.
Ни Ана, ни ее отец толком не знали, кто такой Лев. Они кое-что слышали, как и все, но не больше того. Сейчас казалось, он один не испытывал шока, – слишком много он повидал в других, более отдаленных лесах.
– ТВОЯ МАШИНА? ГДЕ ТВОЯ МАШИНА, ДА? – крикнул он.
Только тут Ана поняла, что он задумал, чем она должна помочь и чем, если она ослушается, все это грозит кончиться для отца. Она схватила отца за руку, потащила за собой через всю парковку, как великовозрастного ребенка. Он плакал, она себе этого позволить не могла. Она села за руль, отец рядом, Лев поехал за ними. Они остановились в лесу, у озера, где никто не увидел бы их с дороги, Ана принесла из багажника инструменты, и вместе они проделали лунки во льду. Много лунок, далеко друг от друга. Потом разобрали ружье на части и утопили в разных местах.
Потом поехали домой к Аниному отцу, и, не спросив разрешения, Лев сразу прошел на кухню. Собаки с любопытством обнюхали его, но не накинулись. Лев пооткрывал все шкафчики и нашел бутылки, которые отец припрятал от дочери, чтобы та не вылила их содержимое.
– Выпьем, да? – сказал Лев и налил три стопки.
– Ты совсем охренел? Хочешь НАЖРАТЬСЯ, когда… – прошипела Ана, но Лев просто протянул ей стопку.
– Что скажет полиция? «Алиби», да? Нас там вообще не было. Мы были здесь, да? Мы были пьяны. Твой отец не может никого убить, когда пьяный, да? Алиби.
Признав его правоту, Ана и отец издали долгий безрадостный вздох. Деваться было некуда. Они выпили. Лев налил еще алиби. Они не разговаривали и скоро начали пить поодиночке: Лев – сидя на полу в прихожей, отец на стуле у камина, Ана на кухне. Она плакала, и плакала, и плакала. С тех пор она больше ни разу в жизни не напивалась.
Когда Ана вырастет, она станет спасать другие жизни, хотя до сих пор понятия не имела, чем будет заниматься. Она и сейчас этого еще не знала, но начало было положено, потому что она не смогла спасти Беньи. Она не сможет позволить себе пить. Она любит отца, но ей нельзя стать как он и в следующий раз, когда кто-то постучится в дверь среди бури, дремать на стуле у огня. В следующий раз, когда кто-то позовет на помощь. Когда, возможно, придется спасать мир.
* * *
«И все-таки, какое невероятное место», – однажды сказала Маина мама. А Петер ответил: «Невероятно то, что оно никуда не делось. Что здесь еще есть люди».
Мая навсегда запомнит, каким непостижимым казалось то, что после смерти Беньи взошло солнце. Что она жива. Что у нее хватает сил жить дальше. Зато она наконец смогла впервые, по-настоящему, понять своих родителей. Понять, как они плакали про себя, когда умер Исак.
