— Тревога! Хватайте его! — уже орали с двери.
Бежать! Можешь плакать или огорчаться Себастьян, но снова бежать!
Путь на кухню через барную стойку и узкую нишу, за спиной треньканье взведенных арбалетов — нет! Он замечает задранное, закопченное угарами оконце во двор и больше не раздумывая, несется к единственному спасению.
Под ногами летят стулья и переворачиваются столы. Сердечко Себастьяна калатается неистово в груди, словно бубен — звонко и учащено.
— Стреляйте! Да стреляйте же, а то уйдет!
Жу-у-уг! Жу-у-уг! — жужжат болты над головой и у самого носа. Со стен слетают горшки и банки. Беглец не замечает ничего, с губ слетает силовое заклятье, тараном уничтожающее оконце с рамой и пока тлеют края, Себастьян ныряет в образовавшийся свободный квадрат. Сумка цепляется в полете за подгоревшие рамы и полет полуэльфа завершается крутым виражом в бочки и сваленные у стены трактира доски. Он слышит отчетливый хруст костей, чудом избегает переломов, но голова гудит и катится кругом. Его окатывает с ног до головы холодной, застоявшейся водой. Он сплевывает и пытается подвестись на ноги. Гул голосов, как из толщи воды. Перед глазами густая пелена, он отмахивается и карабкается в сторону.
Железная хватка сковывает ноги, затем с треском его подводят на ноги, он вырывается, звонкий удар, снова Себастьяна отправляют на ошметки дерева и в лужу. Он фыркает и ругается. Звон отступает, и ясность скачками возвращается к нему. Голоса обретают четкость и осмысленность.
— Дерьмо собачье! Выродок!
— Ставь засранца на ноги, живо!
— Виктор, утихомирься!
— Ваша светлость, так он чуть не убил Бобра…
— Да не сунься! Несите двуручник, живо! Мотайте ему руки и к бочке! Голову ублюдка на бочку, сейчас будет ему и суд да наказание! — властно повелел чужой голос и Себастьян с ужасом начал понимать, что это голос вельможи, графа. Рот попытался выдавить из себя слова оправдания и прощения, но грубые руки опять, в который раз за долгую жизнь, скручивали его, завязывали кляпом рот и силой тянули на середину двора.
А во дворе Лисьего луга уже стоит неимоверный шум и гам, собралась вся деревня и постояльцы-гости. По узкоколейке напирал конный отряд, но на него сейчас вряд ли кто соизволил обратить внимание. Все сосредоточились на Себастьяне, событие дня и года.
— Магика поймали!..
— Колдуна остроухого!
— Лесного упыря, Аллон пресвятой!
— Голову с плеч ему!
— Шо ж такое… ах, эльфы опять-то бунтуют!
— Гады проклятущие!
Народ накручивался и ярился. Полукровку готовы были разорвать и голыми руками.
— Виктор, ставь оцепление, не лови гав!
— Слушаю, ваша светлость! — бряцанье лат. — А ну разойдись, да поживее! Разойдись! Кругом стали!
Селяне загомонили сердито, из толпы донеся тоненький от переживания голосок трактирщика Тушона.
— А платить, кто будет за погром?
Виктор помрачнел, с полуоборота поискал наглеца.
— Аллон заплатит!
По рядам прошелся смешок.
— Тушон, скряга, открыл харчевню для выблюдков!
— А то ты не заходишь? Мимо проходишь, да? Может, скажешь, носом воротишь от жаркого моего и пивка? — завелся в ответ Тушон.
— А нехай, служивые на заднем дворике глянут… мож там целая рота таких… — тычок в пленника, — в бочках сидят — мечи и луки свои готовят!
И снова зашумела разноголосая толпа, пока не пришлось вмешаться его светлости графу.
— Тихо! Хватит дурь всякую молоть! Проверим… — скосил на коленопреклонного Себастьяна и добавил: — один он тут ошивался, нет больше никого.
— Значит, судить его! Пускай не шляются!..
— Руби!
— Руби!
— Сэм, давай! — махнул перчаткой вельможа, брезгливо отворачиваясь.
Себастьян заколотил ногами, в последний свой час, стараясь избавиться от крепких хваток двоих молодцов, когда на лицо упала тень охранника с двуручником в руках. Смерившись с точностью удара, воин размахнулся, напружинился и хакнув, вложил в удар всю свою силу…
Виу-у-у-у!
Обоюдоострое лезвие клинка обхватила поблескивающая мифрилом цепь, а звенья вцепились в полотно клинка магическими зубьями, бешеная мощь рванула металл на себя, и утробно заревев, палач-охранник взвыл, пошатнулся назад и с громким лязгом рухнул на песок двора. Подымая вокруг клубы пыли. По рядам затаилась тишина, обрываемая карканьем и взмывами собак. Стук приближающего отряда настигал, но новые события перед трактиром приворожили толпу и участников.
С легким шорохом на землю приземлился юноша, а за ним следом через забор уже карабкались две девчонки — спутницы. В грязных, побитых дорогой одежонках. Лица, перепачканные и отрешенные, словно не родные, не человеческие. Граф бессвязно распахнул рот и тут же его озадачено захлопнул. Чудеса продолжались!
— Отпустите его, он свой!
Тихое шушуканье и перешептывание прокатилось по людской массе.
Свой? Как это свой? Кто это свой? Это тот с острыми ушами и эльфийской магией в арсенале?
— Он нас спас, он от эльфов нам помог сбежать…
— А вы собственно кто?
— Как это кто?! — ошарашилась взбешенная до паралича Ирвин Альвинская, она не понимала, что с пятнами грязи на лице и комками в волосах ее никто… НИКТО не мог и не пытался узнать. Узнать в ней дочерь герцога Альвинского.
Оливия старалась мужественно держаться за спинами ребят, но рот раскрывать, пока не спешила. Барона Хорвута могли не любить даже и здесь.
— Развяжите и отпустите его!
— Откуда вы, Аллон вас побери, взялись? Виктор, хватайте эту шпану и под замок! Откуда это у них оружие храмовников? — гримаса недоверия. — Ребятки, да вы случаем не храмовники? Не из храма Хизельмаш ученики?
Ах, ученики! — вспыхнула не на шутку Ирвин. Сейчас она им тут устроит!
— Убери, гад, руки! — Шост Брамт сбросил пальцы охранника с плеч Себастьяна и оттолкнул второго воина пинком, полукровка сдавлено замычал и задергался. Задергался и палач на земле, приходя в себя после жесткого приземления, двуручник лежал в пыли рядом от него, выпал от удара из рук. Кавалькада конников неспешно въезжала во двор, присматриваясь к царившей вокруг обстановке, именно благодаря кольцевой дороге, что вела вокруг огородов и полей, подмастерью удалось обогнать группу наездников, срезав путь через те самые хозяйства.
Вельможа важно заломил руки за ремень.
— Наверное, и вас вместе с ним следует хорошенько проучить? Виктор, вяжи всех!
Шост крутанулся на месте, и эмбраго снова засвистело в его ручонках.
— Пошевелитесь, убью!
— Ох, какие мы грозные!
— Ты где это, щенок, плеть храмовничью раздобыл?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
