Это действительно была Мина.
Она была одна.
– Боже! – шептал Жюстен.
Он хотел к ней броситься.
– Вы хотите убить ее? – спросил Сальватор, удерживая его.
В кустах произошло движение, обратившее на себя внимание Мины.
Она остановилась, глядя с беспокойством.
– Это я, мадемуазель, – сказал Сальватор, – не бойтесь.
И, раздвигая ветви, он вышел к Мине.
– А, это вы! – сказала Мина. – Как рада я вас видеть.
– Я тоже, тем более, что привез вам кое-какие известия.
– От Жюстена?
– От Жюстена, его матери, сестры и господина Мюллера.
– Как я неблагодарна! Я помню только о нем. Скажите же скорей, что сделали вы со вчерашней ночи. Расскажите все, все подробно!
– Прежде всего я скажу вам, что отыскал ваши часы.
– О, как это хорошо!
– Потом я отправился к вашему семейству, чтобы уверить Жюстена в вашей неизменной любви.
– О, как вы добры!.. Скажите, это его обрадовало?
– Можете ли вы спрашивать! Он чуть не сошел с ума от восторга!
– Благодарю! Душевно благодарю! Вы сказали ему, где я?
– Да.
– Что же он?..
– Вы понимаете, конечно, что он стал просить меня, чтобы я взял его с собою. Но вы поймете также, что моей первой мыслью было отказать ему.
– О, нет, господин Сальватор, этого я не понимаю.
– Но ведь это было только моей первой мыслью.
– А второю? – спросила Мина нерешительно.
– Вторая была противоположна первой.
– Следовательно? – спросила Мина в сильном волнении.
– Следовательно, взяв с него обещание быть благоразумным…
– Ну?
– Я решился привести сюда Жюстена.
– Когда же вы его приведете?
– В один из этих вечеров.
– В один из вечеров! – сказала девушка, вздыхая. – И он согласился ждать?
– Нет. Он пожелал идти сейчас же… Вы это тоже понимаете.
– О, конечно, я это понимаю: я сделала бы то же самое на его месте.
– Но моей первой мыслью было опять-таки отказать ему, – сказал, смеясь, Сальватор.
– А ваша вторая мысль – какой была ваша вторая мысль?
– Вторая… привести вам его нынче же.
– Так что?.. – спросила девушка, сильно дрожа.
– Так что я его привел.
– Господин Сальватор, мне показалось, будто кто-то разговаривал в кустах. Вероятно, говорили вы с Жюстеном, не правда ли?
– Да, сударыня, он хотел броситься к вам, но я удержал его.
– Если бы я увидела его неожиданно, я умерла бы от радости.
– Вы слышите, Жюстен? – спросил Сальватор.
– Слышу, слышу! – вскричал молодой человек, выбегая из кустов.
Сальватор посторонился, чтобы дать место своему приятелю. Молодые люди бросились друг другу в объятья, сливая в долгом поцелуе два имени: Жюстена и Мины.
Потом две руки протянулись к Сальватору, и два голоса, дрожавшие от радостных слез, прошептали разом:
– Благослови вас Бог!
Сальватор посмотрел на них своим мягким и одновременно мужественным взглядом, затем, пожимая руку Жюстену и целуя Мину в лоб, сказал:
– Теперь вы под покровительством благости Господа и пусть Тот, который привел меня сюда, завершит это дело общим благополучием. Я уверен, что вы оба будете спасены и счастливы…
– Вы уходите, Сальватор? – спросил Жюстен.
– Жюстен, – ответил Сальватор, – вы знаете, что я встретил Мину случайно; вы знаете, что не ее искал я, когда пришел в этот парк. Позвольте мне заняться моим делом и будьте счастливы: счастье есть гимн Всеблагому Богу!.. Я скоро возвращусь.
И молодой человек, простясь с ними, скрылся на повороте в аллею, ведущую к замку. Не берусь передать пером, что влюбленные говорили друг другу в продолжение этого блаженного часа. Вообразите себе, что вы приложили ухо к дверям неба и прислушиваетесь к разговору ангелов.
III. Розыски
На другое утро, в восемь часов, Жюстен, по обыкновению, открыл двери класса, – но с таким счастливым выражением лица, что старшие из его учеников, привыкшие видеть это лицо постоянно печальным или просто серьезным, невольно спрашивали друг друга: «Что случилось с нашим учителем? Уж не получил ли он наследство с доходом в двадцать тысяч франков?» Почти в то же время Сальватор с озабоченным лицом входил на главную или, вернее, на единственную улицу деревни Вири. Он посматривал по сторонам и, увидев на пороге одного из домиков девушку с кружкой молока в руках, подошел к ней с таким явным намерением заговорить, что девушка остановилась.
– Сударыня, – сказал он, – будьте так добры, укажите мне дом здешнего мэра!
– Вы спрашиваете дом господина мэра, не так ли? – спросила девушка.
– Без сомнения.
– Видите ли, есть разница: дом господина мэра или ратуша, – сказала хорошенькая девушка с улыбкой, как будто просила извинения у молодого человека за урок топографии, который она ему давала.
– Это справедливо, – заметил Сальватор, – я должен был объясниться точнее. Я желаю говорить с господином мэром.
– В таком случае, войдите, сударь, – прибавила девушка, – так как вы стоите у его двери.
Войдя в дом первой, она показывала дорогу Сальватору.
При входе в столовую она встретила служанку, которой вручила небольшую кружку молока, служившую, по-видимому, завтраком мэра и его семейства, потом обратилась к Сальватору: – Не угодно ли вам следовать за мною?
Сальватор улыбнулся и последовал за прелестной девушкой. Они поднялись на второй этаж, девушка отворила дверь в небольшой кабинет, где за конторкой сидел человек, она сказала этому человеку:
– Папа, вот господин, который желает говорить с тобой.
И действительно, Сальватор в своем охотничьем костюме похож был на господина.
Мэр кивнул головой и продолжал писать, не взглянув на вошедшего; он боялся, может быть, потерять нить начатой фразы.
Случайно мэром Вири был в эту пору тот же самый человек, к которому обращался Жерар семь или восемь лет тому назад во время страшной катастрофы, жертвой которой он себя представлял.
Это был, как мы выше упомянули, добрый и достойный уважения мэр, полумещанин и полукрестьянин, человек честный и чистосердечный, каким Сальватор мог только желать найти его. Окончив свою фразу, он повернулся, отодвинул назад свою греческую феску, поднял очки на лоб и, посмотрев на молодого человека, стоявшего у дверей, спросил:
– Это вы хотите говорить со мной?
– Да, господин мэр, – ответил Сальватор.
– В таком случае потрудитесь сесть.
И он указал гостю на кресло, несколько напоминавшее мебель римского стиля.
Сальватор придвинул, насколько мог, это кресло к мэру.
После первых приветствий мэр спросил Сальватора:
– Что желаете вы, милостивый государь?
– Сведений, в которых вы имеете полное право отказать мне, господин мэр, – отвечал Сальватор, – но я все-таки надеюсь, что вы меня удовлетворите.
– Говорите, и если это не противоречит моим двойным обязанностям гражданина и мэра…
– Я думаю, что это будет так… Но прежде всего позвольте мне спросить у вас: сколько лет вы уже на этом посту?
– Четырнадцать, милостивый государь! – ответил мэр, приосаниваясь.
– Хорошо! – сказал Сальватор. – Итак, я желал бы знать имя человека, жившего в замке Вири в 1820 году.
– О! Собственником замка был тогда Жерар Тардье.
– Жерар Тардье! – повторил Сальватор, вспоминая крик, так часто вырывавшийся из груди Розы во время лихорадки: «О, не убивайте меня, госпожа Жерар».
– Честный, отличный человек, – продолжал мэр, – который, к нашему общему сожалению, оставил наш край вследствие ужасной катастрофы.
– Происшедший здесь?
– Да, именно здесь.
– В таком случае, господин мэр, я желал бы поговорить с вами именно об этом случае. Согласитесь ли вы рассказать мне его?
Те из наших читателей, которым случалось жить или которые и теперь живут в провинции, знают, с какой радостью хватается житель маленького городка за малейший случай, способный оживить хоть на несколько часов его однообразное существование; он не удивится, следовательно, лучу радости, блеснувшему в глазах мэра Вири, когда добряк почувствовал инстинктивно возможность развлечься интересной беседой с загадочным незнакомцем. Радость, блеснувшая на лице этого честного человека, была открытым упреком чересчур медленному течению времени и выражала явно насмешливую мысль: «Ты хоть и ползешь несносным черепашьим шагом, я все-таки назло тебе позабавлюсь».
Он рассказал Сальватору историю Жерара, Орсолы, Сарранти и двух детей со всеми мельчайшими подробностями; он ничего не пропустил, что только могло интересовать его слушателя и продлить рассказ. Он желал бы развить до бесконечности эпизоды этой кровавой драмы, чтобы удержать подольше такого интересного гостя. К сожалению, воображение мэра деревни Вири не отличалось изобретательностью: он рассказал только голые факты ужасной истории, уже известной нашим читателям.
Сверх того, он рассказал ее со своей точки зрения, так что героем этой драмы являлся Жерар, который в повествовании достойного мэра преобразился из убийцы в жертву. Мэр долго и печально описывал отчаяние этого самого Жерара. Потеря двоих детей, по словам мэра, была так ужасна для бывшего владельца замка, что он не мог вспоминать о ней без рыданий.
