Он и будет. Ваш ребенок родится весной. Идеальное время года для начала жизни.
Идет к двери. Кэтрин и Генри провожают его.
Генри. Спасибо, доктор Эмерих. Мы будем встречаться с вами регулярно, не правда ли?
Эмерих (протягивая руку). Конечно. Но не волнуйтесь. У нас в Швейцарии дети родятся довольно часто. До свидания, миссис Генри.
Кэтрин. До свидания, доктор. И спасибо. (Радостно.) О, я так рада, что у меня все в порядке... (Смотрит на Генри.) Милый, перестань возиться с этой дурацкой трубкой... (Неожиданно.) Ох! Ох!
Генри. Что случилось?
Кэтрин. Маленькая Кэтрин. Она пытается перевернуться. (Идет к нему.) Хочешь потрогать, где она?
Он осторожно кладет ей на живот руку.
Генри. Ого!.. Это больно?
Кэтрин. Нет, глупый! Это приятно чувствовать.
Генри снова начинает возиться с трубкой.
Генри. Между прочим... (Держа паспорта.) Мне сегодня вернули из полиции паспорта... Теперь мы можем пожениться.
Кэтрин. Нет.
Генри (усмехаясь). Я уверен, что это будет сочтено самым правильным актом... если только ты не сумасшедшая!
Кэтрин. Не такая сумасшедшая, как ты думаешь. Я не собираюсь прощать тебе «ловушку»... никогда! Но прежде всего, не собираюсь поражать весь кантон известием, что я не замужем.
Генри (протестуя). О...
Кэтрин. Куда бы мы ни пошли, это будет неудобно. Уже слишком заметно. Я не могу выходить замуж такой матроной.
Проходит перед ним, нарочито демонстрируя свою располневшую фигуру.
Генри. Ты была бы замечательной невестой.
Кэтрин. Мы поженимся, как только я снова похудею. И каждый скажет: «Какая красивая пара!» У нас на свадьбе будут флердоранжи, органная музыка... и кто-нибудь, чтобы присматривать за ребенком.
Глядя на Кэтрин, Генри смеется. Раздается стук в дверь.
Генри. Войдите!
Входит краснощекая пожилая леди с подносом в руках. На подносе пиво, вино и закуска. Это фрау Циммерман.
Кэтрин. О, как чудесно, фрау Циммерман! Я умираю с голоду...
Накрывая на стол, хозяйка смеется. Ее смех напоминает кудахтанье.
Фрау Циммерман. Послушайте-ка одну минутку! Когда мой сын сообщил мне о вашем приезде, он допустил одну ошибку. Он думал, что вы кузен и кузина! (Хохочет.) Вот пиво и претцели[38] для джентльмена и горячее вино и специи для мадам. (С сияющей улыбкой.) Всего хорошего, леди и джентльмен.
Они улыбаются ей. Хозяйка уходит.
Генри (потягивая пиво). Я думаю: может быть, мне жениться на фрау Циммерман.
Кэтрин. Она слишком хороша для тебя.
Генри (указывая на вино). Пей, пока горячее.
Кэтрин изучает себя в зеркале, висящем на стене. Потом садится за стол.
Кэтрин. Милый, я собираюсь остричь волосы... очень коротко.
Генри. Сейчас?
Кэтрин. О нет. Когда я снова похудею. Я опять буду худой, и у меня будут короткие волосы. Ты не собираешься запретить мне это, правда?
Генри. Можешь отрезать, если хочешь.
Нахмурив брови, Кэтрин смотрит на него.
Кэтрин. Ах так? Я думала, тебе нравится, что у меня длинные волосы!
Генри. Мне очень нравится, что они длинные.
Кэтрин. Но ты сказал, что ты предпочитаешь короткие.
Генри. Я не говорил.
Кэтрин (настойчиво). Ты намекнул на это.
Генри. Я ни на что не намекал. Я только стараюсь не спорить с тобой.
Кэтрин. Мне бы хотелось, чтобы ты не старался запутать меня... Я знаю, почему я тебе надоела... потому что я слишком люблю тебя.
Генри (громко). Ты с ума сошла!
Кэтрин. Не кричи на меня, пожалуйста!
Генри. Я не кричу. Я пытаюсь сказать тебе, что ты мне не надоела. Мне все надоело — кроме тебя.
Поверив в это, Кэтрин снова счастлива.
Кэтрин. О милый!.. (Подойдя, целует его.) Ты не должен обращать на меня внимания. Мы с тобой действительно одно целое, и у нас не должно быть недоразумений из-за пустяков.
Генри. Их и не будет.
Кэтрин. Но у других это случается... Они любят друг друга, но придираются по пустякам и ссорятся, а потом вдруг оказывается, что они уже не одно целое!
Генри. Мы не будем ссориться.
Кэтрин. Мы не должны делать этого потому, что нас только двое. Мы двое против всех в мире! И если между нами что-нибудь произойдет, мы пропали. Они проглотят нас!
Генри. Им не удастся, потому что ты очень храбрая. А с храбрыми никогда ничего не случается.
Кэтрин. Они, конечно, тоже умирают.
Генри (задумчиво). «Трус умирает тысячу раз, а храбрый — только один».
Кэтрин. Кто бы это ни написал, он, наверно, сам был трусом. Он хорошо знал трусов, но ничего не смыслил в храбрых. Храбрые умирают много тысяч раз, если они умны.
Генри (искренне). Ты говоришь авторитетно. Ты храбрая!
Кэтрин. Нет, совсем нет... Но как бы там ни было, я не намерена стричься, пока не родится маленькая Кэтрин и пока я снова не похудею. Тогда я остригусь и стану для тебя хорошенькой новой девушкой, и ты снова влюбишься в меня.
Генри (сажая ее к себе на колени). Я и так достаточно влюблен в тебя. Что ты еще хочешь от меня? Чтобы я совсем потерял голову?
Кэтрин. Да, чтобы ты совсем потерял голову.
Генри. Хорошо. Этого я и сам хочу.
Обнимает ее крепче. Так, обнявшись, они и сидят, освещенные лучами заходящего солнца, на фоне темнеющих вершин альпийских гор.
Мишень, укрепленная на дереве. В мишень впивается стрела. И хотя она не попадает в центр, все же это хороший выстрел.
Кэтрин. Ты хороший стрелок, милый!
Генри. Теперь попробуй ты, Кэт.
Показывает, как надо стрелять.
Генри, Разверни плечи параллельно мишени, оттяни стрелу и пускай ее... Так... хорошо... теперь давай посмотрим, как ты выстрелишь.
Она стреляет. Мимо.
Кэтрин. О, я никогда не научусь.
Генри. С тебя довольно?
Кэтрин. Я думаю, да. Давай пройдемся.
Прежде чем тронуться, Генри собирает и складывает лук, стрелы, мишень...
Они бредут по лесу, прогуливаясь, то молча, то разговаривая.
Кэтрин. Пойдем домой, ты выпьешь пива.
Генри. Хорошо.
Кэтрин. А я не буду пить. Доктор сказал, у меня довольно узкий таз и лучше, если маленькая Кэтрин будет небольшой.
Генри (встревоженный). А что еще он сказал?
Кэтрин. Ничего... Кроме того, что он очень доволен моим кровяным давлением.
Генри. А что он сказал о том, что у тебя слишком узкий таз?
Кэтрин. Он не сказал, что слишком узкий... Ничего. Совсем ничего... Но он сказал, что я не должна кататься на лыжах.
Генри. Совершенно верно.
Кэтрин. Я ответила, что мечтала походить на лыжах вместе с тобой. Тогда он сказал, что ходить-то можно, а вот падать нельзя.
Генри. Он великодушный шутник, правда?
Кэтрин. А ты знаешь что,
