если я выйду за тебя замуж, я стану американкой, и, когда бы я ни вышла замуж, по американским законам маленькая Кэтрин все равно будет считаться законным ребенком.
Генри. Где это ты выискала?
Кэтрин. У фрау Циммерман есть нью-йоркский «Уорлд альманах»... Я очень рада, что я буду американкой. И мы поедем в Америку, правда, милый?.. Я хочу увидеть Ниагарский водопад.
Генри. Я повезу тебя туда в наш медовый месяц.
Кэтрин. Я хотела посмотреть что-то еще, но не могу вспомнить, что именно.
Генри. Большой Каньон?
Кэтрин. Нет. Но я посмотрела бы и это.
Генри. Что же еще?
Кэтрин. Золотые ворота, вот что я хотела посмотреть. Где они находятся?
Генри. В Сан-Франциско.
Кэтрин. Тогда давай поедем туда.
Генри (обнимая ее рукой). Я повезу тебя повсюду и покажу тебе все. Ты даже не знаешь, как я схожу с ума по тебе... Разве у нас не прекрасная жизнь?
Кэтрин. Мне хорошо, но иногда я думаю, что ты, пожалуй, какой-то неспокойный.
Генри. Нет... Иногда я думаю о фронте... но долго я ни о чем не думаю... только о нас.
Кэтрин (уверенно). Но ты все же думаешь... время от времени... о майоре Ринальди... разве нет?
Генри (грустно размышляя). Да... но не очень часто. Я не хочу думать о войне. Я покончил с ней.
Кэтрин (целует его руку). Это хорошо. Я рада.
С минуту идут молча.
Кэтрин. О чем ты думаешь сейчас?
Генри. Я думаю о виски.
Кэтрин. Виски?!.. Какое виски?
Генри. Я думал, как оно хорошо.
Кэтрин (делает гримасу). Хорошо... Позабудем о пиве и достанем тебе виски.
Вечер. Падает снег. Панорама швейцарской деревни.
Канун Нового года. Звонят церковные колокола...
...Спальня в отеле Циммерман.
Генри и Кэтрин играют в шахматы. В камине догорает огонь.
Генри (небрежно, передвигая фигуру). Вот так!.. Шах и мат.
Кэтрин (возбужденно, передвигая фигуру). Мне все равно. Я беру твою королеву.
Генри (терпеливо). Дорогая, игра окончена. Это мат.
Кэтрин. Но почему? У меня же больше этих дурацких фигур, чем у тебя... (Поднимается.) О, я бы предпочитала, чтобы ты любил играть в карты. Это гораздо веселее.
Часы начинают отбивать полночь. Генри смотрит на свои ручные часы. Наступает Новый год.
Кэтрин. С Новым годом, дорогой! Желаю счастья.
Генри (обнимает ее). Всем нам троим!
Кэтрин. Это тысяча девятьсот восемнадцатый...
Целуются. Бьют последние удары, и часы замолкают.
Кэтрин. Ты не возражаешь, если мы останемся в одиночестве в новогоднюю ночь?.. Только с тобой...
Генри. Я никогда не чувствую одиночества, когда мы вместе.
Кэтрин. Но иногда мужчине хочется побыть одному.
Генри. Я думаю, что иногда и девушке тоже хочется побыть одной. Но если люди любят, они ревнуют друг друга к этому.
Кэтрин (немножко задетая). У меня никогда не бывает желания побыть одной, без тебя.
Генри. У меня тоже. Раньше моя жизнь была заполнена массой разнообразных вещей. А теперь, если тебя нет со мною рядом, я чувствую себя одиноким в мире.
Кэтрин. Но теперь тебе скучно со мной. Я стала похожа на бочку.
Генри. Нет, не похожа. Ты стала красивее, чем когда-либо.
Кэтрин. Все равно... завтра ты спустишься в город и найдешь себе какого-нибудь молодого, веселого партнера.
Генри. Я сказал тебе, что не хочу быть с кем-нибудь еще.
Кэтрин. Нет, ты будешь! А я собираюсь начать Новый год приобретением для маленькой Кэтрин ее первого гардероба. И сделаю это завтра же. Я выясню, что для этого необходимо.
Генри. Ты должна знать. Ты же была медицинской сестрой.
Кэтрин. Но солдаты в госпитале так редко обзаводились детьми.
Генри. Я же обзавелся.
Смеясь, она запускает в него подушкой.
День. Бильярдная в отеле.
На бильярде играют Генри и какой-то глубокий старик. Это граф Греффи, древний, но элегантный итальянец.
Возле бильярда в ведерке со льдом бутылка вина. Генри наблюдает, как Греффи забивает шар. Потом берет свой стакан и прихлебывает вино.
Греффи. Вчера в мой театральный бинокль я наблюдал за вами и за вашей очаровательной леди... Это была милая картина! Я не понимаю, как вы находите время для старого человека.
Генри. Вы совеем не кажетесь старым, граф Греффи.
Греффи кладет на полку забитый им шар.
Греффи. Состарилось только мое тело. Иногда я боюсь, что у меня отломится палец, как кончик мелка... а дух не стареет и мудрости не прибавляется.
Генри. Вы мудры.
Греффи. Нет. Это большое заблуждение говорить о мудрости стариков. Старики не мудры, они только осторожны.
Генри. Быть может, в этом и состоит мудрость.
Греффи. Это малопривлекательная мудрость. Что вы в жизни цените больше всего?
Генри. Любимого человека.
Греффи. Вы цените жизнь?
Генри. Да.
Греффи. Я тоже. Потому что это все, что у меня осталось... Вы верующий?
Генри. Иногда... по ночам.
Улыбаясь, Греффи поднимает стакан.
Греффи. Я думал, что с возрастом стану более набожным, но этого как-то не случилось. Очень жаль!
Генри. Вы хотели бы жить после смерти?
Греффи. Это зависит от того, как жить... Эта жизнь очень приятна. Я хотел бы жить вечно. И мне это почти удалось.
Смущенно улыбаясь, Генри пьет. Греффи кладет на полку еще один забитый шар.
Греффи. Мы не поговорили о войне... Как вы думаете, кто ее выиграет?
Генри. Мне было бы интереснее узнать, что думаете об этом вы?
Греффи. Я думаю, ее выиграют итальянцы.
Генри. Почему?
Греффи. Они более молодая нация.
Генри. Разве молодые нации всегда выигрывают войну?
Греффи. Они способны на это в течение известного периода.
Генри. А потом?
Греффи. Они стареют... Поскольку в это дело впутали вашу страну, я предполагаю, теперь и вам скоро придется принять в ней участие.
Генри. Я уже побывал на ней.
Греффи. О? Я не знал. Вы говорите об этом без энтузиазма.
Генри. Я не люблю эпитетов, связанных с войной: верность, слава, самопожертвование. То, что я видел, было далеко от славы. И самопожертвование было больше похоже на чикагские бойни... с той лишь разницей, что в Чикаго мясо не предается погребению.
Греффи снова бьет. И снова шар в лузе.
Греффи. Да, старые люди черпают в войне тему для дискуссий, а молодые находят смерть. Но я боюсь, что война — один из необходимых атрибутов нашей цивилизации.
Генри. Не моей цивилизации.
Греффи. А какой цивилизации вы придерживаетесь?
Генри. Остаться в живых. И кого-нибудь любить.
Греффи. Как было бы приятно, если бы жизнь заключалась только в этом.
Генри. А почему бы нет?
Греффи. Потому что, куда бы ни
