– Мартин, тебя терзают сомнения? – спросил Фелтраур.
– Я прошу каждого из вас называть меня Дэнэдом. Я уже объяснил почему.
– Будь по-твоему, – решил Озуард.
– Только что я задавался вопросом, могу ли я сказать, что Дэнэд тоже из Нет-Мира.
– Хорошо, что ты сообщил это, – удовлетворился ответом на свой вопрос Фелтраур. – Но что заставило Дэнэда вернуться в Нет-Мир?
– Насколько мне известно, у него остались друзья и дела в Дорлифе, – подхватил мысль Озуард.
– Так случилось, что Дэнэда пленил корявырь. Чтобы не угодить в Выпитое Озеро, он воспользовался Слезой Шороша, и оба они оказались в Нет-Мире. Корявырь убил бы его, но поблизости случайно оказался я. Я погнался за ней и настиг её. Мы дрались.
– За ней? Я не ослышался? Ты сказал, что погнался за ней? – всполошился Эвнар.
– Да, но я не сразу понял, что это была женщина-корявырь. Я вообще ничего не знал о корявырях, пока Дэнэд не растолковал мне, что к чему.
– Остановись, пленник, – снова перебил его Эвнар. – Уж не та ли это женщина-корявырь, что была сражена стрелой одного из нас?
– Это она.
– Но ты, защищая её, едва не убил моего воина. Ты дрался с ней в Нет-Мире, чтобы защищать её у Выпитого Озера? Ты запутался, пленник. (В душе Эвнар ликовал. С тех пор как корявыри убили его брата, Лавуана, он жаждал смерти каждого из них.) Может быть, ты просто вошёл с ней в тайный сговор? – спросил он, но это больше походило не на вопрос, а на предположение, в котором не слышалось ни капли сомнения.
– Там, у Выпитого Озера, я защищал себя, как и защищал себя от неё в Нет-Мире, – возразил Дэниел и мысленно посетовал: «Зачем такая правда, которая вредит тебе».
– Ты вернулся из Нет-Мира вместе с ней? – спросил Ретовал.
– Нет.
– Мало ли, что он скажет! – отрезал Эвнар. – Он был с ней в Нет-Мире (он сам проговорился об этом), был с ней в Выпитом Озере (и этого он не отрицает). Странное совпадение. И можем ли мы считать это совпадением?
– Есть свидетель, что я вернулся не с ней.
– Назови его имя, – сказал Озуард.
– Мэтэм.
– Мэтэм? Лучший друг Дэнэда?
– Да. Они дружили с раннего детства, – подтвердил Дэниел и тут же пожалел о том, что сболтнул лишнее.
– Как хорошо ты осведомлён, – заметил Эвнар. – Должно быть, ты задал много вопросов Дэнэду и Мэтэму. Первого ты убил, когда насытился знанием, которое дало тебе возможность выдавать себя за его друга. Что ты сотворил со вторым? Где он? Ответь прямо: зачем ты явился в незнакомый тебе Мир из своего Мира?
– Это ложь! Я не убивал Дэнэда. Я стал его другом и другом его друзей. Я пришёл завершить то, что не успел сделать Дэнэд.
– Ты говоришь о неудачном походе? – спросил Озуард, пытаясь уяснить для себя, так ли хорошо осведомлён пленник, как показалось Эвнару.
– И о неудачном походе тоже.
Получив столь однозначный ответ, он сказал себе: «Он и в самом деле или друг Дэнэда, или приспешник Повелителя Выпитого Озера, сумевший втереться в доверие к Дэнэду и его друзьям.
– Кто ещё может подтвердить, что ты друг, а не враг? – спросил он.
– Малам, Семимес, Гройорг, Савасард.
– Савасард? – переспросил Ретовал.
– Савасард.
– Друзья мои и ты, Дэнэд, думаю, нам следует прервать расследование. Мы должны выслушать свидетелей. Дэнэд, мы вызовем тебя, когда ты нам понадобишься. И помни: ты не вправе покидать Палерард.
* * *
Дэниел вошёл в комнату, назначенную для человека с белой повязкой на руке и… замер на месте, словно не зная, куда ступить. Так – неожиданно, безотчётно – проявилось в нём непонимание, охватившее его разум и чувства. Какой шаг он должен сделать?.. в какую сторону?.. чтобы одержать победу всего лишь над одним корявырем, над корявырем, которого видят в нём эти четверо? От кого можно ждать помощи?.. На помощь мог бы рассчитывать Дэнэд, тот Дэнэд, у которого глаза цвета нынешнего неба над Дорлифом. Но этот Дэнэд, глаз которого заволокла тьма…
Синева, окутанная дымкой, приятно влекла взор. Она будто окружала пространство комнаты. И в этой синеве прямо напротив двери словно застыло округлое зеркальное полотно. Пол был застлан сочно-зелёным ковром. У стены слева – кровать. У правой стены под окном – столик, покрашенный в голубой в дымке, и два плетёных густо-зелёных кресла. На столе – белый кувшин с водой и белая кружка. Слева от двери – небольшой шкаф синего цвета в дымке, как и внутренняя сторона двери.
Дэниел подошёл к зеркалу… извлёк изнутри себя взор, ту волну взора, что связана с мыслью и чувством, и направил его внутрь отражающего полотна… увидел лицо Мартина (оно уже смазалось в его памяти) и вспомнил… и подумал: „Если бы только можно было воспользоваться бирюзовой точкой в твоём корявом глазу (сейчас я назвал бы её бирюзовой Слезинкой Шороша). Я верю, Слезинка, Ты помогла бы мне. Но чтобы принять от Тебя помощь, надо быть в Дорлифе, а клюв ферлинга – под надёжной охраной. Как бы мне хотелось сейчас оставить в дураках этих… премудрых лесовиков и удрать отсюда. Я бы поселился у Сэмюеля и бродил, бродил, бродил по лесу, пока бы не прошла боль воспоминаний…
В дверь постучались… и вслед за безответным стуком в комнату вошли Лэоэли и Эстеан.
– Лэоэли! – чувство переполнило звуки, произнесённые Дэниелом.
– Здравствуй, Мартин, – сказала Лэоэли (спокойной радостью было овеяно её приветствие).
– Так это он? – спросила её Эстеан.
– Да, это Мартин.
– Ты, оказывается, у нас Мартин из Нет-Мира? – с усмешкой сказала Эстеан и, оставшись без ответа (Дэниел, казалось, не слышал этих слов), поддела его: – А смотришь на Лэоэли своим человечьим глазом так, словно ты тот, кем назвался мне.
– Эстеан, стыдись своих слов.
Только теперь Дэниел опомнился и смекнул, что его взыгравшее чувство выдаёт Дэниела в нём.
– Эстеан, Лэоэли, садитесь в кресла. Я немного не в себе, простите.
– Мы видим, – заметила Эстеан не без ехидства.
– Я хотел сказать, что нахожусь под расследованием, и это отнимает меня у яви, – сказал он, оправдываясь.
– Это и есть явь, – возразила Эстеан. – Не будь расследования, тебя не было бы в этой комнате.
– В чём тебя обвиняют, Мартин? – спросила Лэоэли.
– В чём обвиняют? Похоже, они принимают меня за кого-то вроде того парня, что „помнил, да забыл“, – сказал Дэниел и вдруг повернулся к гостям спиной и закрыл лицо руками. „Идиот! Проболтался! – подумал он. – Спокойно, спокойно. О нём мне мог сказать кто угодно, тот же Семимес.“
– С тобой что-то не так, Мартин? – заволновалась Лэоэли, поднялась со стула и коснулась его плеча рукой.
„Кажется, она ничего не заметила“, – мысленно успокоил себя Дэниел и соврал:
– Пустяки, глаз побаливает.
– Тебе надо показаться Фэлэфи.
– Для начала мне бы выбраться из гостеприимного Палерарда.
– Не забывай, что я палерардка, или ты забыл, что я здесь, любезный Мартин? Или Дэнэд? Как прикажешь тебя называть?
– Как хочешь.
– Я ухожу отсюда, Лэоэли, – порывисто сказала Эстеан и шагнула к двери: обида наполнила её до краёв.
– Я тоже иду. Увидимся, Мартин.
– Счастлив снова видеть тебя, – прошептал он тихо-тихо… потому что хотел, очень хотел, чтобы она услышала его, и надеялся, что не услышит.
Лэоэли остановилась.
– Что ты сказал… Мартин? Ты что-то прошептал сейчас.
– Это не я прошептал.
– Кто же тогда?
– Не знаю.
– Не надо так шутить, – сказала Лэоэли и вышла. И оставила после себя тень тихой грусти.
Эстеан быстрым шагом направилась к озеру… села на скамейку. Щёки её горели, грудь вздымалась, не от ходьбы – от прилива чувств. Подошла Лэоэли и присела рядом.
– Эстеан, дорогая, зачем ты поддеваешь его? Он и так страдает… из-за своей наружности. К чему эти нелепые намёки: Мартин или Дэнэд?
– Ты согласна называть его Дэнэдом?
Лэоэли потупила взор. Затем ответила:
– Для меня существует лишь один Дэнэд, и я с ним не рассталась, и не знаю, расстанусь ли когда-нибудь.
– Прости, Лэоэли… Ты не поверишь, но, когда я рядом с ним, с этим парнем, у меня такое чувство, что это Дэнэд. Я понимаю несуразность своих слов, своих чувств, но ничего не могу поделать с собой.
– Эстеан, ты просто была неравнодушна к Дэнэду. Прости.
– Дэнэд предпочёл тебя… и этот… Ты заметила, как он смотрит на тебя?
– Глупости, – сказала Лэоэли… и припомнила его шёпот: „Счастлив снова видеть тебя“, и добавила: – Мне всё равно, как он смотрит.
– Знаешь, что он сказал про камни?
– Про камни?
– Про воспоминания, связанные с камнями.
