концу века стал делиться почетом на местных танцах с более ситизированными формами, отчасти, как нам говорят, для того, чтобы чужаки тоже могли танцевать и участвовать в местных делах.
В Оверни и Лимузене в 1890-х годах "скрипки и духовые вытеснили волынку и простую песню". К концу века скрипку вытеснил аккордеон, "ставший отныне обязательным аккомпанементом на праздниках и танцах". Музыкальный репертуар неизбежно менялся, а дверь для городских влияний была открыта еще шире.
Под этим влиянием в 1880-х и последующих годах были созданы многочисленные сельские музыкальные общества, которые регулярно давали концерты и "семейные танцы", где молодежь знакомилась, ухаживала и танцевала, как когда-то на вечеринках. Для такой небольшой деревни, как Шанги в Роанне, не имевшей многих альтернатив, музыкальное общество, основанное в 1891 г. и просуществовавшее до 1930-х годов, было незаменимым помощником. Тем более что с уменьшением количества вейл, уменьшился и удобный обычай ухаживания парней и девушек в полях и на пастбищах, которые к 1900 г. все чаще огораживались. Одновременно с этим росло количество танцев. Официальные, организованные балы по случаю бракосочетания или пиршеств не могли сами по себе обеспечить достаточные социальные возможности после того, как исчезли вуали. Молодые люди стали устраивать неформальные танцы в каком-нибудь сарае или в задней комнате бистро. Они также организовывали танцевальные общества, которые, если судить по Пиренеям-Ориенталям, были главным занятием молодежи на многие километры вокруг. Там они играли настолько важную роль, что даже традиционная вражда отступала перед ними. В 1896 г. мэр города Байшас выразил свое восхищение тем, что молодежные группы, примирившиеся вокруг танцевального общества, отказались от потасовок, превративших общественные места в арену боевых действий. В 1900 г. молодежные группировки Серета подписали соглашение, которое было равносильно фор-мальному договору, регламентирующему деятельность танцевального общества (основанного в 1897 г.) и определяющему время выступления различных коллективов. Сере - районный город; Байшас, Туир и Бомпас - крупные рыночные города и административные центры своих кантонов. Но велосипед (и его предшественники) сделал их доступными для деревенских парней, и в течение десятилетия до 1914 года все больше и больше фермеров становились владельцами велосипедов.
В то же время появление новых танцев способствовало увеличению пропасти между поколениями. Накануне Первой мировой войны фольклорист из Лимузена отмечал, что бурре танцуют только зрелые люди, а молодежь относится к нему с пренебрежением. Это также способствовало увеличению пропасти между традиционными и урбанизированными элементами в сельской местности. Крестьяне, много танцевавшие на местных вечеринках и праздниках, чувствовали себя неловко, а зачастую и неуверенно перед новомодными (и все более многочисленными) городскими танцами.
В любом случае, к началу века многое из того, что было в танцах, исчезло. Когда-то танец примирял общественное и личное, обряд и рельеф, утверждение единства группы и выражение индивидуальности. Теперь же все публичные ритуальные аспекты танца стали терять свою силу, коллективный характер исчез, и спорт стал просто формой личного удовлетворения в компании.
Самое важное, пожалуй, то, что из танца исчезали функциональные аспекты. Люди танцевали во время определенных паломничеств, в определенных процессиях, в церкви или вне ее, как когда-то Давид танцевал перед Ковчегом. В 1890-х годах в Маноске все еще танцевали трипетты Прованса - своеобразную джигу, призванную изгнать падающую болезнь (mal caduc). Танцевали вокруг хлебной печи, вокруг очага, между виноградниками. Участники и наблюдатели понимали гомеопатические достоинства прыжков, направленных на то, чтобы урожай вырос высоким, мимики, имитирующей рабочие жесты: сев, жатву, давку винограда. В Сен-Марсель-д'Ардеш в день святого покровителя, в бесплодной середине января, жители деревни устанавливали мачту, увенчанную гроздью вечнозеленого дерева, и танцевали вокруг нее, припевая:.
Плантарен ла фригуло и джамай блан-бе арабара. Faren la farandoula et la mountagne flourira!
Потом появились удобрения, крысиный яд, агрономия, медицина и, конечно, школы, и эти танцы потеряли практический смысл: они стали просто шоу, развлечением. Местные танцы перестали выполнять какую-либо функцию, и от них стало легче отказаться, так как, лишившись своего функционального назначения или отказавшись от него, они стали плохо сравниваться со своими современными конкурентами. То, что было аксессуаром, просто танцем, сменилось первоначальной целью, которая постепенно забывалась. И на этом этапе городские танцы были явно лучше. Они всегда были "лучше" и желаннее, но при этом были относительно недоступны. Когда же все получили доступ к инструментам, играющим их музыку, и к паркетным полам, облегчающим шаги, все согласились, что это прогресс - особенно девушки!
С прекращением большинства праздников на четыре, а часто и на пять лет во время войны 1914 г. молодежь перестала изучать традиционные танцы, которые еще сохранялись. Ветераны возвращались в свои деревни, привозя новые "американские" танцы, которые вскоре становились новым увлечением молодежи. Среди пожилых людей традиционные танцы еще сохранялись, но они уже были старыми, как и польки и ма-зурки." Перестав быть общественным ритуалом, танцы превратились в простое развлечение.
Глава 27. БУМАГА, КОТОРАЯ ГОВОРИТ
Я люблю баллады в печати, в жизни, ибо тогда мы уверены, что они правдивы. -SHAKESPEARE
Мы переходим к очевидному вопросу, затрагивающему популярную культуру, и одному из
самый сложный, несмотря на все внимание к нему: когда и как читательская материя повлияла на простого человека. Печатный станок стоит у входа в современный мир, как драконы охраняют врата храма. Но кто во Франции XIX века имел доступ к храму печатного станка? Ответ: на удивление многим, ведь для того чтобы пользоваться его продукцией, не обязательно читать. Однако книгопечатание было искусством городского масштаба, оно распространяло тексты, образы, идеи, сформулированные городскими умами. Как и печатные песни, они часто становились популярными в смысле их признания. При этом они не обязательно были таковыми по рождению.
Книги - явные представители печатной культуры и самые очевидные обитатели города. В эпоху Реставрации книги можно было купить в универсальных магазинах, у бакалейщика, у торговцев старой одеждой и секонд-хендом.
Мебельщики, все они часто продавали буквари, календари, альманахи и молитвенники, а некоторые из них также давали их взаймы". Публичных библиотек было мало, и они мало использовались. Когда при Реставрации префект Ниевра взял ключи от библиотеки в Невере, он хранил их у себя в течение года, и даже после этого его попросили вернуть их только потому, что "появился второй желающий". Когда и где библиотеки стали посещаться, как, например, в Лилле, они оставались уделом культурных людей и местных ученых, своего рода святилищем, где на блузы и сабо смотрели с опаской". Читальные залы, работающие на прибыль, были еще более недоступны не только с точки зрения стоимости, но и чисто
