— Хорошо, давай тогда я и платье отнесу.
Украдкой глянув на закрытую дверь, я послушно кивнула и, встав с кресла, повернулась к брату спиной, ожидая своего вызволения из ласкового плена. Шелк мягкой волной упал к моим ногам, но, не дав мне замерзнуть, Гани тут же накинул на меня еще теплый пиджак, что даже с учетом не слишком высокого роста и небольшого размаха плеч брата оказался мне заметно велик.
— Я быстро, туда и обратно. Могу прихватить с кухни что-то вкусное, ты ведь еще не завтракала.
— Да, пожалуйста.
Ганим ободряюще улыбнулся и, подхватив платье, вышел из лаборатории, оставив меня одну. Завернувшись посильнее в твид, я вновь села на кресло и, подтянув к себе ноги, обняла колени. В пристройке было не слишком тепло, даже в летнюю пору. Ступни безнадежно мерзли, и я с упоением представляла, как вновь надену теплые носки из тонкой шерсти, чтобы без страха гулять по прохладному полу.
— Софи.
Этот голос не принадлежал брату. Сжавшись сильнее, я мысленно приготовилась бить или бежать, используя кресло как преграду, но Каин, мягкими шагами преодолев разделяющее нас расстояние, не попытался вновь обнять меня, и от него не почувствовалась какая-либо угроза. Тем не менее мне все еще было неловко смотреть ему в глаза, уткнувшись подбородком в собственные руки, я не поднимала взгляд от пола.
— Чего тебе?
В два шага оказавшись передо мной, Каин занял место брата и, присев, заглянул-таки мне в глаза. Прятаться больше не было смысла, но мой откровенный внешний вид и внутреннее смятение вызвали волну дурноты.
— Твой ответ был чуть ли не более страстным, чем самый поцелуй.
— Уйди, пожалуйста, хватит говорить об этом. Ты сам всё разрушил, всё вышло бы иначе, если бы ты тогда помог мне, если бы приложил больше усилий и спас…
— Я знаю, знаю, но понял это только теперь. Извини.
Он сказал это так просто и весомо, что я не нашла в своей голове ответ, продолжая растерянно смотреть в лицо мужчины. Мне казалось, он должен был совершить новую попытку получить желаемое или надавить, чтобы я оказалась в безвыходном положении, но этого не было. Каин не выглядел недовольным или злым, наоборот, в его взгляде я заметила тень тревоги. В затянувшемся молчании мне пришлось выдать хоть что-то.
— Я не прощу тебя за то, что случилось тогда.
— Хорошо.
— Но я могу забыть про поцелуй.
— Это было бы замечательно.
Вновь смутившись, я отвернулась, стараясь скрыть эмоции. Каин чуть улыбнулся, вроде бы радостно, но как-то вместе с этим горько, будто и правда жалел о своем прошлогоднем поступке и о сегодняшнем. Я ощутила, как он склонился над креслом и почти невесомо поцеловал меня в макушку, мимолетно коснувшись ладонью волос. Не дернувшись, но ожидая подвоха, я не помешала ему, еще через мгновение Каин направился к двери. За спиной раздался щелчок замка, и я снова оказалась в лаборатории одна, чувствуя, как щеки заливаются румянцем. С каких пор этот некромант уважает мои личные границы? Почему именно этот жест? Правильно ли я его поняла? Была ли тогда в зале последняя попытка вывести меня за рамки семьи, навязав роль не дочери, а любовницы?
Значит ли, что я теперь признана всеми Блэквудами?
Рука автоматически потянулась к кулону на шее, что негласно подсказывал мне верный ответ.
Конечно, признана, кто бы сомневался.
— Сэра, я принес пижаму и перекусить!
Ганим, сияя словно начищенная монета, вернулся с целой тарелкой фруктов, парой бутербродов с копченым мясом и лимонадом в кувшине. Отдав мне пижаму, он послушно дождался, пока я переоденусь, и сел в кресло, позволив мне традиционно уместиться рядом, сев на подлокотник и сложив ноги на колени брата.
— Так что все-таки случилось? Я же вижу, что ты сама не своя.
— Ничего, это неважно.
— Сэра, ты не доверяешь мне? Или думаешь, я теперь могу тебя за что-то осудить?
— Га-ани, это нечестный прием.
Не веря своим ушам, я устало застонала и соскользнула с подлокотника в само кресло, положив голову на высокую спинку. В прошлый раз я говорила ему эти слова, и он не смог промолчать, что незримо обязывало меня ответить так же честно. Ганим повернулся ко мне с абсолютно невинным выражением лица, но в его глазах я видела искреннее ехидство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я учусь у самых лучших.
— Ты жук, мой милый брат, вреднючий навозный жук.
Обняв меня за плечи свободной рукой, Гани осторожно завел прядь волос за ухо, машинально убирая локоны на одну сторону. Неожиданно я ощутила, как едва заметно брат напрягся, его пальцы сильнее сжали плечо.
— Сэра, твоя шея…
Новая волна стыда окатила меня таким жаром, что захотелось провалиться под землю вот прям здесь и сейчас. Робко сжавшись, и пряча взгляд, я припомнила, что Гани, пускай и младший, но все же взрослый мужчина, в гневе заломивший старшего брата за вред семье. Какой скандал будет, если он решит вступиться за меня, страшно только представить. Наш крохотный театр развалится, едва окрепнув, Аван встанет на сторону Каина, Ганим поссорится с ними обоими, а Гемере придется объяснять, почему подобные поползновения не являются инцестом.
Осторожно приподнявшись, я протянула руки и прижала голову брата к груди, молясь, чтобы он меня понял и выслушал.
— Это моя мимолетная глупость, мой милый брат. Ты лучше меня знаешь, что иногда мы бываем беспомощны перед своими чувствами.
— Но Софи…
— Я обещаю, что подобное не повторится, он тоже пообещал, и я искренне надеюсь, что ты меня поддержишь.
— Это нечестно, ты не оставляешь мне выбора.
— У нас есть дела поважнее, Ганим, и мне как никогда нужна твоя помощь сейчас. Мне совсем скоро придется уезжать, и все это забудется как сон в летнем саду.
Брат поднял голову и чуть раздраженно посмотрел на меня. Челюсть сжата, во взгляде читается неверие, а от прежнего флера романтизма и легкой меланхолии поэта словно не осталось и следа.
— Пожалуйста, Гани.
— Я послушаюсь только ради тебя и, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Конечно, спасибо-спасибо-спасибо, душа моя, ты не представляешь, насколько это сейчас важно.
Расцеловав щеки Ганима, я облегченно выдохнула и запустила пальцы в его кудрявую шевелюру. Румянец, проявившийся на светлой коже, вернул брату вид неловкого юноши, хоть он и все еще хмурил брови, стараясь скрыть смущение и цепляясь за остатки серьезного тона.
— Сэра, ты бываешь слишком легкомысленна.
— Я знаю, но давай простим мне этот порок или хотя бы на время забудем, я хочу нарисовать тебя карандашом. Твой образ сейчас просто загляденье, хочу отобразить его на бумаге.
Невесомо коснувшись края его пухлых губ, я постаралась отпечатать в памяти любимые черты, жалея, что не посвятила брату целую галерею портретов, с которых он мог так же тепло и открыто смотреть на прохожих своими темными, карими глазами в обрамлении пушистых ресниц.
— Ты такой красивый, это просто ужас. Как же мне будет тебя не хватать там у светлых.
— Ты хотя бы сможешь взять с собой рисунки, а у меня ни одного твоего изображения нет.
— Так и быть, сделаю парочку автопортретов, будешь пугать ими впечатлительных юнцов.
Дождавшись улыбки под кончиками пальцев, я быстро чмокнула Ганима в нос и потянулась за очередным блокнотом на забитой эскизами полке.
Предатель
В мой чемодан упаковано
Биение твоего сердца.
Звук его — ориентир,
Ведущий меня к Солнцу.
Слёзы на голой земле
Скроет моей тенью.
Я навек покидаю места,
Где остыло твоё дыханье.
Покидаю, любовь моя,
Чтобы найти тебя
В жизни, что после смерти.
Dead Man's Bones
Несмотря на поздний час, в замке еще продолжались гуляния по случаю зимнего солнцестояния, и народ кутил, с удовольствием разоряя королевские погреба и предрекая стране новый восход с сильным светлым наследником. Из коридоров угасающим эхом доносились чьи-то нетрезвые голоса, невнятно горланя песни и тосты под звяканье прихваченных с банкета бокалов. Стража, обычно хмурая и не терпящая шума, сейчас рассеянно провожала взглядом разбредавшихся гостей, лишь при моем появлении стараясь выпрямиться и дышать через раз, будто это помогло бы скрыть алкогольный душок. Не преминув воспользоваться случаем, я подошел к одному из охранников у королевской гостиной и строго глянул в разрез начищенного шлема.
