— Можешь ничего не брать кроме теплой одежды, мы уходим прямо сейчас, Лили.
— Дедушка…
— Ни слова больше. Я не оставлю тебя здесь.
— Послушай прошу, мне не нужно спасение, я говорила и гончим…
Крепче стиснув в руках внучку, я уткнулся в ее рыжие волосы и чуть не взвыл от ее слов.
— Ни за что на свете, Лили. Без тебя тоскует весь Кадат. Я схожу с ума, зная, что ты здесь, среди этих чудовищ.
— Они не чудовища.
— Они не приняли твоих детей, Аван и Каин едва преодолели путь.
Подняв голову, девушка со слезами на глазах взглянула на меня, ее голос дрожал.
— Но ведь преодолели, гончие предавали, что с ними теперь все хорошо.
— Хорошо, я постарался, чтобы они ни в чем не нуждались, но это не отменяет того, что твой муж достоин самой худшей казни, я не желаю, чтобы ты и мгновения дольше оставалась рядом с ним.
— Я не уйду, дедушка, а если ты посмеешь меня выкрасть, я сбегу сюда обратно.
— Лилит!
— Тише, прошу. Я верила, что мама их спасет, она не могла бы упустить такое. Наверняка готовилась заранее.
— Лили, о чем ты говоришь?
— Адам принял меня, но не детей, но это не конец. Я все еще могу все изменить, особенно если король будет другой.
Насторожившись, я почти потянулся проверить ее температуру и сознание. Может, внучка действительно больна? Поэтому несет такой откровенный бред.
— Это…
— Наследник, нам нужен новый король, которого я смогу вырастить сама и дать то мировоззрение, что нам нужно. Он сменит Адама и будет править Целестией став опорой и будущим для обеих стран.
Изящные, тонкие ладони поднялись к моему лицу и легли на щеки. Лили улыбнулась искренне, открыто, как когда-то, и впервые за нашу встречу я ей поверил, еще не до конца понимая, что она задумала.
— Мне не так много нужно, дедушка. Просто выслушай меня. Наследник должен родиться достаточно сильным и самое главное светлым, чтобы ни у кого не было и мысли о его праве на трон.
— Лилит, но откуда ты можешь знать, появится такое дитя или нет?
— Ты прав, не могу, но ты, мне кажется, сможешь.
Смущенно опустив взгляд, внучка взяла мою руку и приложила к своему едва выпирающему животу, и только сейчас я почувствовал второе сердцебиение. Опустившись на колени, я в смятении протянул вторую ладонь и постарался прислушаться к ощущениям.
— Ты правда хочешь пойти на это?
— Да, я не сдамся так просто.
Тяжело вздохнув, я прикусил губу в раздумье. Оставлять здесь Лили одну было страшно, и я с ужасом представлял, как дорого может стоить мое решение, но она действительно была упряма в своем стремлении. Смогу ли я удержать ее в Кадате против воли? Не возненавидит ли она меня за это? Не навредит ли себе попытками сбежать?
— Но как же старшие?
— Я заберу их, как только будет возможность, и надеюсь, смогу навещать, пока Авель растет.
— Поклянись, что как только почувствуешь для себя опасность, вернешься с гончими в Кадат.
— Клянусь, но ты в ответ клянись, что не поднимешь руку на Адама и не станешь ему мстить.
— Лили, это не честно, он заслуживает наказания.
— Он нам нужен, как минимум пока Авель не подрастет, я не смогу бороться за престол с ребенком на руках.
Я шел на сделку с совестью, со своей внутренней местью и в очередной раз поддался на уговоры внучки. Скрепя сердце, вымученно поклялся не трогать Адама, пока не вырастет правнук, и мысленно потянулся к собственному дару.
Авель пока слишком слаб и едва ли мог стать защитой для матери в будущем, но в моих руках была возможность все изменить. Я часто забирал чужую магию, освобождая людей от этого тяжкого бремени и давая им жить в ладу с собой, но сейчас впервые отдавал часть собственного дара, желая поделиться искрой.
Крохотный золотой осколок жег руки, сверху от Лилит послышался тихий вздох. Если бы я мог, я бы отдал всю свою силу ей, лишь бы она была в безопасности, но такое уже невозможно.
— Надеюсь, ты будешь благоразумнее, чем твой отец.
Искра вспыхнула последний раз, прежде чем раствориться в чужом теле. Тонкая невесомая нить, что связывала меня и внучку, стала крепче, почти такая же должна была появиться и с Авелем после его рождения. Чем дальше родство, тем слабее я ощущал эту магию, размывалась часть моей крови, и если рождение внучки я смог ощутить, пусть и слабо, то правнуки были словно чужими людьми, пусть и близкими моему сердцу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо, дедушка.
— Не за что, надеюсь, я не буду жалеть об этом.
Спустя еще один долгий путь по Целестии я смог вернуться в любимый мной Кадат, но то и дело чувствовал нарастающую тревожность. Уходя из светлой столицы, я встретился с доверенными мне людьми и распорядился усилить присмотр за Лили, несмотря на все ее заверения о том, что Адам и пальцем к ней не притронется во время беременности. Верные гончие, что не первый год мелькали при дворе, отнеслись к ситуации серьезно, это внушало некоторое доверие и уверенность, но не освобождало от навязчивого желания взять все под собственный контроль. Стараясь отвлечься от панических идей о краже внучки из Санктума, я погрузился в работу, лишь изредка припоминая, что стоило бы навестить Гекату в ее деревне. Она могла бы рассказать мне больше, объяснить ситуацию и дать совет, но я никак не решался отправиться к ней, то ли все еще обижаясь на нее, то ли стыдясь за то, что пошел на поводу у Лилит. Я не знал, что ей сказать, не знал, как посмотреть в глаза, и чувствовал, что она прекрасно осведомлена о моем смятении, со стороны наблюдая за тем, как я мечусь по собственной клетке в сознании и думаю, как правильно поступить. Иногда даже казалось, что внучка выросла такой упрямой как раз из-за дара матери, по Гете сразу видно ее отношение к любому делу, и если она уверена, что у тебя не получится, то лишь по взгляду, мимолетному движению губ или прищуру можно было заметить ее мнение. Я никогда не думал, что это недостаток, что ей стоит носить маску непроницаемого безразличия ко всему происходящему, но надо признаться, сейчас я не желал к ней ехать как раз из-за этой маленькой черты. Не хотел увидеть в родных глазах хотя бы тень осуждения, ибо это означало бы крах любых надежд в Целестии.
С подобными мыслями я провел около полугода после встречи с Лилит. Аван и Каин подрастали и уже готовились к встрече с остальными детьми для первичного обучения.
Я в очередной раз закончил служение в Храме и, оставшись наедине с Элеем, прошел к черному алтарю, прикоснувшись к его гладкой поверхности. Тревога последних месяцев сегодня особенно сильно жгла сердце, не давая сосредоточиться ни на чем и гоняя меня словно охотник добычу.
Позади послышался шорох монашеской робы, и чужая рука чуть коснулась плеча.
— Господин, вы сегодня особенно задумчивы.
— Можешь обойтись без формальностей, мы все равно здесь одни.
Элеос, едва вздохнув, встал рядом, обеспокоенно заглядывая в мое лицо.
— Что ж… тогда расскажи, что случилось?
— Я не знаю, Элей, оттого и страшусь. У меня весьма дурные предчувствия.
Мой помощник на миг замолк и, явно что-то подсчитав в уме, открыл было рот, но высказать свою догадку не решился. Отвернувшись, поджал губы, стараясь скрыть тот факт, что вообще хотел что-то сказать. И правильно, озвучь он мысль, мелькавшую в моем сознании, и я бы не сдержался. Поднял бы голос, наговорил бы ерунды или ушел куда глаза глядят, пока нервозность не пройдет, тем самым оскорбив невинного и близкого мне друга.
— Может быть, тебе стоит отдохнуть, Ньярл?
— Не могу, уже пытался и не раз, да толку ноль. Я отвлекаюсь, злюсь, все валится из рук.
Элей, протянув ладонь к алтарю, коснулся кончиками пальцев прохладного камня, не раз умытого в чужой крови. Кажется, он захотел мне что-то предложить, но разговор наш вдруг прервали крики птиц, разнесшиеся под крышей Храма. Крохотные бойницы, спрятанные там, почти не пропускали звуки улиц, но надрывный ор ворон послышался так четко, будто мы стояли среди стаи.
