Красную армию» указывалось: «Всем войсковым частям, учреждениям, управлениям и заведениям воспрещается по объявлении призыва принимать добровольцев из числа военнообязанных призываемых возрастов» (п. 7 Руководства)[232].
Таким образом, за годы Гражданской войны была сформирована нормативная база по приему и организации прохождения службы гражданами, поступавшими в РККА добровольно.
Если на начальном этапе строительства Красной армии (до середины 1918 г.) в законодательстве добровольцы особенно не выделялись, поскольку вербовка являлась единственным легальным способом комплектования вооруженных сил, то со второй половины 1918 г. потребовалось формирование особых правовых норм, выделявших добровольцев среди остальной красноармейской массы. К концу Гражданской войны развитие института добровольчества привело к его фактическому разделению на две категории – добровольцев-новобранцев и добровольцев-сверхсрочнослужащих. Последний тип добровольцев являлся совершенно новым явлением в комплектовании Красной армии и, с одной стороны, отражал нужду в прослойке профессиональных солдат и младшего командного состава, с другой – отвечал интересам некоторой части красноармейцев срочной службы, желавших связать свою дальнейшую судьбу с Красной армией. Эти изменения нашли свое отражение в нормативных документах, регулировавших комплектование РККА, а также в повседневной практике комплектования войск добровольцами, получившей свое дальнейшее развитие в период мирного строительства Красной армии.
Практики добровольного комплектования Красной армии в условиях обязательного призыва (июнь 1918–1922 г.)
Первые обязательные призывы, проводившиеся с середины 1918 г., носили сильный отпечаток добровольческих вербовок, их успех определялся уровнем поддержки населения, а средств принуждения к исполнению призыва советская власть еще почти не имела. Многое зависело от симпатий населения к советской власти: «Ведь на местах в это время никаких призывных списков не велось, никакой подготовки к призыву не проводилось. Просто говорилось – таким-то возрастам идти на войну. Каждый мог скрыть свой возраст, однако шел»[233].
Тем не менее с введением обязательного призыва приток обученного пополнения в действующую армию существенно вырос. Так, если в июле 1918 г. было отправлено 14,1 тыс. человек, то в августе – уже 46,9 тыс. человек, а в сентябре – 58,8 тыс. человек[234]. Аналогичным образом возрос объем готовых формирований, отправленных на фронт: если с 8 мая по 12 августа 1918 г. было отправлено с готовыми частями 40,7 тыс. человек, то с 13 августа по 31 октября – уже 121,8 тыс. человек[235]. Всего в 1918 г. было призвано 760 976 человек: 22 315 бывших офицеров, 128 168 бывших унтер-офицеров, 599 608 рабочих и крестьян[236].
Обязательная военная служба обеспечила быстрый прирост численности Красной армии. Это позволило руководству страны уже осенью 1918 г. смотреть на перспективы Красной армии с большим оптимизмом. 3 октября 1918 г. в письме Объединенному заседанию ВЦИК, Московского совета с представителями фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов В.И. Ленин выдвинул новую задачу: «Мы решили иметь армию в один миллион человек к весне, нам нужна теперь армия в три миллиона человек. Мы можем ее иметь. И мы будем ее иметь»[237]. И действительно, численности в 3 млн человек Красная армия достигла к концу 1919 г.[238] А к концу 1920 г. она составляла уже без малого 5,3 млн человек[239]. Последний возрастной призыв состоялся в марте 1920 г.: в Красную армию поступила молодежь 1901 года рождения общим числом в 256 тыс. человек[240]. Всего же за полтора года, с 11 сентября 1918 г. по 26 июня 1920 г., было осуществлено 27 обязательных призывов 3 866 009 граждан не только по возрастам, но и социально-классовым и профессиональным категориям (например, офицеры, врачи, юристы и т. п.)[241].
Поступление добровольцев в Красную армию в этот период продолжилось, но заняло особую нишу, соответствовавшую обстоятельствам и специфике гражданского противостояния. Поскольку моральное преимущество добровольца перед красноармейцем, призванным по мобилизации, было очевидно, то даже после введения призыва в среде военного руководства высказывались идеи интенсификации добровольческого движения путем широкой агитации в городе и деревне. Предлагалось предоставить добровольцам условия «несколько иного прохождения службы», например создание ударных полков и дивизий из добровольцев или иных особых формирований. Кроме того, можно было использовать «тысячи бойцов, проникнутых истинно революционным духом» для «цементирования боевой устойчивости» уже существующих частей[242]. На практике прижился именно второй подход. По данным одного из организаторов Красной армии, оперативного отдела Всероссийской коллегии по организации и формированию Красной армии Ф.П. Никонова, добровольцев часто использовали в качестве ударных пополнений коммунистическими и пролетарскими силами в тех частях войск, которые действовали на самых важных участках фронта. Создание ударных частей признавалось нецелесообразным, чтобы «не создавать розни между ударными частями и остальной массой красноармейцев»[243].
Приток добровольцев по регионам, местностям и даже социальным и национальным группам населения зависел от того, как быстро и при каких обстоятельствах эти сегменты российского общества втягивались в Гражданскую войну. Большевистское руководство вполне осознавало существенные социальные различия среди добровольцев. Не случайно в первой обобщающей ведомости учета добровольцев, составленной Всероссийской коллегией по организации и управлению Красной армией, добровольцы были представлены не в одной, а в нескольких категориях (записавшиеся на вербовочных пунктах, перешедшие из Красной гвардии, партизанских, партийных, заводских отрядов, влившиеся в Красную армию и «существовавшие обособленно»)[244].
Большой интерес с точки зрения составления просопографического портрета добровольцев первого периода Гражданской войны представляют данные инспекционных комиссий Высшей военной инспекции под руководством В.Г. Юдовского. В конце 1918 г. он проверял работу военкоматов в десяти уездах четырех центральных российских губерний (Московской, Тульской, Курской и Воронежской). Обследование добровольцев, предпринятое В.Г. Юдовским на достаточно обширном материале (всего было учтено 6634 человека[245]), вполне репрезентативно и уникально в своем роде, поскольку в ситуации несовершенной и фрагментарной источниковой базы по истории Красной армии первых месяцев ее существования показывает не только цифру добровольцев, но и широкий спектр их социально-демографических характеристик, позволяющих определить особенности этой категории военнослужащих. Подобных статистических исследований добровольчества в годы Гражданской войны не проводилось, а единственное научно организованное статистическое обследование РККА – перепись 28 августа 1920 г. – не выделяло добровольцев из массы военнослужащих. Поэтому исследование Юдовского заслуживает нескольких слов.
Было выявлено, что из добровольцев, учтенных уездными военкоматами перечисленных губерний, на весну и начало лета 1918 г., когда добровольчество было главным способом комплектования Красной армии, падало лишь 14,1 процента. Остальные же 85,9 процента добровольцев пришли в армию в период с июля по ноябрь 1918 г., то есть в то время, когда уже была введена обязательная военная служба. Это можно объяснить разворачиванием наступления советской власти в деревне и обострением классовой борьбы с лета 1918 г. (введение в мае 1918 г. продразверстки и формирование продотрядов). Хотя, по признанию самого Юдовского, добровольчество сильно уступало по масштабу обязательному призыву: «Число добровольцев по отношению к призванным
