— Слушайте, я буду с вами откровенен: учитывая полную анемию, вес и давление пациентки, я мог бы немедленно забрать ее в больницу, но как только я об этом заговорил, она впала в такое отчаяние… У меня нет истории болезни, понимаете? Мне неизвестны ни ее прошлое, ни анамнез, и я не хочу форсировать события, но как только ей станет лучше, она должна будет немедленно пройти обследование, это совершенно необходимо.
Филибер в отчаянии заломил руки.
— Но главное для нее сейчас — набраться сил. Вы должны силой заставлять ее есть и спать, иначе… Так, я даю ей больничный на десять дней. Вот рецепты на долипран и витамин С, но повторяю: никакие лекарства не заменят хорошего антрекота с кровью, тарелки спагетти, свежих овощей и фруктов, понимаете?
— Да.
— У нее есть родственники в Париже?
— Не знаю. А почему у нее такая высокая температура?
— Тяжелый грипп. Наберитесь терпения… Следите, чтобы она не потела, берегите ее от сквозняков и заставьте вылежаться дня три-четыре…
— Хорошо…
— Что-то у вас очень встревоженный вид: я, конечно, сгустил краски… хотя… не так уж и сильно… Вы справитесь?
— Да.
— Скажите-ка, это ваша квартира?
— Э-э-э… да…
— И сколько тут квадратных метров?
— Триста — или чуть больше…
— Ну-ну! — присвистнул врач. — Возможно, я покажусь вам бестактным, но скажите, чем вы занимаетесь в этой жизни?
— Спасаюсь от всемирного потопа.
— Что-что?..
— Да нет, ничего. Сколько я вам должен, доктор?
24
— Камилла, вы спите?
— Нет.
— У меня для вас сюрприз…
Он открыл дверь и вошел, толкая перед собой искусственный камин.
— Я подумал, это доставит вам удовольствие…
— О… Как это мило, но я ведь тут не останусь… Завтра вернусь к себе…
— Нет.
— Как это нет?
— Вы подниметесь в свою комнату, когда потеплеет, а пока останетесь здесь и будете отдыхать, так велел доктор. А он дал вам бюллетень на десять дней…
— Так надолго?
— Вот именно…
— Я должна его отослать…
— Простите?
— Бюллетень…
— Я схожу за конвертом.
— Нет, но… Я не хочу оставаться здесь так надолго, я… Я не хочу.
— Предпочитаете, чтобы вас забрали в больницу?
— Не шутите с этим…
— Я не шучу, Камилла.
Она заплакала.
— Вы им не позволите, правда?
— Помните войну в Вандее?
— Ну-у… Не так чтобы очень… Нет…
— Я принесу вам книги… Не забывайте: вы в доме Марке де ла Дурбельеров, и синих здесь не боятся!
— Синих?
— Республиканцев. Они хотят упрятать вас в общественное заведение, не так ли?
— Куда же еще…
— Значит, вам нечего опасаться. Я буду поливать санитаров кипящим маслом с верхней ступеньки лестницы!
— Вы совсем чокнутый…
— Все мы таковы, разве нет? Зачем вы побрили голову?
— Потому что у меня больше не было сил мыться на лестнице…
— Помните, что я рассказывал вам о Диане де Пуатье?
— Да.
— Так вот, я кое-что откопал в своей библиотеке, подождите, я сейчас…
Он вернулся с потрепанным томиком карманного формата, присел на край кровати, откашлялся и начал читать:
— Весь двор — само собой разумеется, за исключением госпожи д’Этамп (я сейчас объясню почему) — находил ее восхитительно красивой. Копировали ее походку, манеру держаться, прически. Именно она установила каноны красоты, к которым сто лет подряд яростно пытались приблизиться все женщины. Считаем до трех!
Белые: кожа, зубы, руки.
Черные: глаза, ресницы, веки.
Красные: губы, щеки, ногти.
Длинные: тело, волосы, руки.
Короткие: зубы, уши, ступни.
Узкие: рот, талия, щиколотки.
Пышные: плечи, ляжки, бедра.
Маленькие: соски, нос, голова.
Красиво сказано, не правда ли?
— И вы находите, что я на нее похожа?
— Да, по некоторым критериям…
Он покраснел, как помидор.
— Не… не по всем, конечно, но вы… видите ли… все дело в том, как вы держитесь, вы так изящны…
— Это вы меня раздели?
Очки упали ему на колени, он начал заикаться, как безумный:
— Я… я… Ну да… я… Очень цццеломудренно, кля… клянусь вам… сссна… чала… я… я… нак… на… накрыл вас простыней, я…
Она протянула ему очки.
— Эй, не сходите с ума! Я просто спросила… Э-э-э… Он тоже участвовал в процедуре — тот, другой?
— К… Кто т… тот?
— Повар?
— Нет. Конечно, нет, о чем вы говорите…
— И то слава богу… Оооо… Как болит голова…
— Я сбегаю в аптеку… Вам нужно что-нибудь еще?
— Нет. Спасибо.
— Очень хорошо. Да, вот еще что… У нас нет телефона… Но, если вы хотите кого-нибудь предупредить, у Франка есть сотовый и…
— Спасибо, не беспокойтесь. У меня тоже есть сотовый… Только нужно забрать зарядное устройство из моей комнаты…
— Я схожу, если хотите…
— Нет-нет, мне не к спеху…
— Хорошо.
— Филибер…
— Да?
— Спасибо.
— Ну что вы…
Он стоял перед ней — длиннорукий, в слишком коротких брюках и слишком узком пиджаке.
— Впервые за долгое время обо мне так заботятся…
— Перестаньте…
— Но это правда… Я имела в виду… заботятся, ничего не ожидая взамен… Потому что вы… Вы ведь ничего не ждете, я не ошиблась?
— Нет, да что вы… что вы сссе… себе вообразили?! — вознегодовал Филибер.
Но она уже закрыла глаза.
— Ничего я не вообразила. Просто констатирую факт: мне нечего вам предложить.
25
Она потеряла счет времени. Какой сегодня день? Суббота? Воскресенье? Так крепко и так сладко она не спала очень много лет.
Филибер пришел предложить ей супу.
— Я встану. Пойду с вами на кухню…
— Уверены?!
— Ну конечно! Я же не сахарная!
— Ладно. Но в кухне слишком холодно, подождите меня в маленькой голубой гостиной…
— Где…
— Ах да, конечно… Какой же я глупец! Сегодня она пуста, и ее трудно назвать голубой… Это та комната, что смотрит на входную дверь…
— Та, где стоит диванчик?
— Ну, диванчик — это громко сказано… Франк нашел его однажды вечером на тротуаре и затащил наверх с помощью приятеля… Он ужасно уродливый, зато очень удобный, не могу не признать…
— Скажите, Филибер, что это за квартира? Кто здесь хозяин? И почему вы живете словно сквоттер?[13]
— Простите, но я не понял…
— Такое впечатление, что вы разбили походный лагерь.
— А, это мерзкая история с наследством… Такие случаются сплошь и рядом… Даже в лучших семьях, знаете ли…
Он выглядел искренне огорченным и раздосадованным.
— Это квартира моей бабушки по материнской линии, она умерла в прошлом году, и отец попросил меня поселиться здесь, пока не улажены формальности с наследством, чтобы эти, как вы их там назвали, не заняли ее самовольно.
— Сквоттеры?
— Вот-вот — сквоттеры! Это не какие-нибудь парни-наркоманы с булавкой в ноздре, а люди, которые одеты куда лучше, зато ведут себя не слишком элегантно… Я говорю о моих кузенах…
— Они претендуют на эту квартиру?
— Думаю, бедолаги даже успели потратить деньги, которые собирались выручить за нее! Итак, у нотариуса собрался семейный совет. В результате меня назначили консьержем, сторожем и ночным портье. Ну, вначале они, конечно, предприняли несколько попыток устрашения… Много мебели испарилось, я не раз общался с судебными исполнителями, но теперь все как будто наладилось. Теперь делом занимаются семейный поверенный и адвокаты…
— И надолго вы здесь?
— Не знаю.
— И ваши родители не возражают против того, что вы пускаете сюда незнакомых людей — вроде повара и меня?
— Думаю, о вас им знать не обязательно… Что до Франка, они были даже рады… Им известно, какой я недотепа… И потом, они вряд ли ясно представляют себе, кто он такой… К счастью! Полагают, что я встретил его в приходской церкви!
Он засмеялся.
— Вы им солгали?
— Скажем так: я был… по меньшей мере уклончив…
Она так исхудала, что могла бы заправить рубашку в джинсы не расстегивая их.
Она стала похожа на призрак и состроила себе рожу в зеркале, чтобы убедиться в обратном, обмотала вокруг шеи шелковый шарф, надела куртку и отправилась в путешествие по немыслимому османновскому лабиринту.
В конце концов она отыскала жуткий продавленный диванчик и, обойдя комнату по кругу, увидела в окно заиндевевшие деревья на Марсовом поле.
А когда она обернулась, спокойно, с еще затуманенной головой, держа руки в карманах, то вздрогнула и невольно по-идиотски вскрикнула.
Прямо за ее спиной стоял одетый с ног до головы в черное верзила в сапогах и мотоциклетном шлеме.
— Э-э-э, здравствуйте… — проблеяла она.
Он не ответил, повернулся и вышел в коридор.