Я вскочил с дивана. Теперь только бы не потерять нить рассуждений! Трясущейся рукой я налил стакан воды из графина, выпил и вновь уселся на диван.
Но если доктор пишет письмо, то убивал явно не он, а кто‑то другой. Видимо, его сообщник. Логично, ведь на доктора падет первое подозрение, если яд будет обнаружен. Доктор же тем временем, несомненно, создавал себе алиби. В письме же он еще раз напоминает убийце, что он у него в руках, чтобы тот не вздумал предать его и скрыться. Правда, непонятно, чего опасался доктор, имея на руках полное алиби. И что страшного в том, что убийца удерет? Не будет же он доносить сам на себя! Впрочем, неизвестно, какие там у них взаимоотношения. Может, доктор, если вообще это был доктор, по рукам и ногам опутан таинственными обязательствами… Но причем тут тогда разрушенная стена, пропавшая и вновь появившаяся книга, причем здесь призрак, наконец?
Я почувствовал, что голова моя начинает пухнуть от всех этих рассуждений. Холмс, может, и разъяснил бы что к чему, но его все не было и не было…
Часы на стене пробили половину шестого. В окно тоскливо барабанил осенний дождь. Где-то за шкафом грустно пел свою песню сверчок.
«Ничего, ничего, — сказал я сам себе. — Он обещал быть в шесть, значит, он будет в шесть».
Но понемногу беспокойство начало овладевать мною. Я вспомнил, каким необычайно серьезным тоном произнес вчера Холмс свои последние слова. Что‑то за этим крылось.
Стрелки медленно приближались к шести.
«Вот сейчас, — подумал я. — Сейчас откроется дверь…»
Но дверь не открывалась. Без трех минут шесть, без двух…
Мне послышался тихий шорох на лестнице. Словно кто‑то царапал ступени легкими коготками. Осторожно подойдя к двери, я немного постоял около, прислушиваясь, затем рывком распахнул ее. Никого. Никого…
Тишину разбил бой часов. Один удар, второй, третий. Четвертый, пятый. И, наконец, шестой. Долгое эхо.
Внутри у меня все похолодело. Деревянными шагами я подошел к столу, взял конверт и судорожными движениями распечатал. Из него выскользнул небольшой листок и упал на ковер. Я нагнулся, поднял его и прочитал:
Верлибр № 235Химере — химерья смерть
Гибель химеры произошла.Она любила высотуИСинее небо.Я ненавижу химерС раннего детства,А синее небо люблю гораздо больше, чемХимерКаких-то там.Она заслонила небоСвоимиуродливымиформами,Не идущими ни в какое сравнениеС моими.Я или она?Вопрос. Но тут взошла лунаИ осветила все онаСвоим сиянием оттуда,Где птицыЛетают.Произведя ряд замысловатых расчетовПри помощи имеющихся у меняМатематических таблиц,Я вычислил необходимую силуИ, ловко приложив ее,Скинул чудовище вниз.Гибель химеры свершилась!Хлоп.
Под этим неподражаемым произведением стоял размашистый автограф Холмса…
И тут — хлоп! — хлопнула входная дверь, и в комнату, запыхавшийся и мокрый, вбежал Шерлок Холмс. Увидев в моей руке верлибр, он просиял.
— Ну как, Ватсон? Я вижу, вы потрясены. Нет, не надо ничего говорить — все написано на вашем лице. Не правда ли, это великолепно?! Досадно, что я немного опоздал и не мог видеть, как вы наслаждаетесь моим шедевром! В самом деле, досадно! А я так спешил!
— Могли бы и не торопиться, — пробормотал я, сообразив, наконец, что к чему. — Мне и без вас тут…
— Вы хотите сказать, — перебил Холмс, — что истинной поэзией лучше наслаждаться в одиночестве? Хм… Да, наверное, в этом есть своя прелесть, не стану спорить… Но мы заболтались. Собирайтесь, Ватсон. Пора ехать.
— Надеюсь, не за пузырьками? — с испугом спросил я.
— Если бы! — мечтательно вздохнул Холмс. — Кстати, не забудьте взять зонт, на улице дождь.
Выйдя на улицу я обнаружил, что у подъезда стоит телега, а на ней покоится солидных размеров бочка. В телегу была впряжена тщедушная лошадка, с опаской косящаяся на громаду за своей спиной.
— Что это? — спросил я, раскрывая зонт: дождь лил, как из ведра.
— Верблюд, — сострил Холмс. — Забирайтесь наверх.
— На верблюда?
— На бочку, Ватсон! Какой вы, право, бестолковый. Да лезьте же, наконец!..
Я решил не задавать больше вопросов и, взяв зонт в зубы, полез на бочку. Она была мокрая и противная от дождя, а когда я влез наверх, то убедился, что она, вдобавок ко всему, еще и скользкая. Спереди взгромоздился Холмс с вожжами в руках. Он, как заправский извозчик, чмокнул губами, и наш странный экипаж тронулся.
Некоторое время я полулежал, обхватив мокрые бока бочки руками и ногами. Каждый ухаб, на котором подпрыгивала наша телега, выводил меня из равновесия. Зонт я выронил почти сразу, еще на Бейкер-стрит, и очень надеялся что его, может быть, подберет наш дворник. Вскоре, однако, я немного приспособился к такому способу передвижения и сел.
Холмсу же езда, казалось, вовсе не причиняет неудобств. Он устроился впереди меня, свесил ноги вниз и, не обращая внимания на дождь и удивленные взгляды редких прохожих, мурлыкал себе под нос какую‑то песенку.
— Далеко еще? — крикнул я.
— К утру доедем! — ответил Холмс и захохотал. — Это шутка, — добавил он минуты через две. — Вот мы уже и на месте. Добро пожаловать в отель «Нортумберленд»!
— Это похоже на отель, как корова на дирижабль, — с сомнением сказал я. — Мне не раз приходилось бывать в отелях. А это… Или вы опять острите?
— Ватсон! Мы просто подъехали со двора. Парадный вход с другой стороны. Понятно вам?
И Холмс очень ловко соскочил вниз, прямо в глубокую грязную лужу, окатив меня водой с ног до головы.
— Веселей, Ватсон! Сейчас мне понадобится ваша помощь! Слезайте.
Я с трудом слез вниз и несколько раз обошел вокруг телеги, разминая затекшие ноги. Меня чрезвычайно радовало, что кроме нас на заднем дворе никого не было — я чувствовал, что с минуты на минуту великий сыщик выкинет очередной номер.
— Ватсон! — позвал меня Холмс. — Видите эту затычку? Сейчас я поднимусь на крышу и скину вам шланг. Вы выбьете затычку и вставите шланг в отверстие. Все ясно?
И Холмс, не дожидаясь моего ответа, скрылся за маленькой дверью около мусорных баков.
Через пять минут великий сыщик свесил голову с крыши и, сбросив вниз свернутый в клубок шланг, заорал:
— Держите, Ватсон!
Поймав свисающий конец шланга, я подошел к бочке и вышиб из нее затычку. Из отверстия ударила струя воды. Я с трудом впихнул туда шланг и с надеждой посмотрел наверх.
— Отлично, Ватсон! А теперь я продемонстрирую вам одно интересное явление! Сейчас я создам разрежение на моем конце шланга, и атмосферное давление погонит воду вверх!
С этими словами Холмс сунул шланг в рот и исчез за краем крыши. Послышалось странное хлюпанье, бульканье, шланг сплющился и вновь принял прежнюю форму. Я понял, что Холмс пытается всосать воду наверх, но, как видно, безуспешно.
— Ну как? — крикнул я.
— Сойдите со шланга, Ватсон! — донеслось сверху.
— Да я и не думал на него вставать! — возмутился я, незаметно делая шаг в сторону.
С крыши опять свесилась голова Холмса. Убедившись, что я сказал чистую правду, мой друг исчез и через некоторое время вновь появился во дворе.
— Неудача, — сказал он, тяжело дыша. — Я не учел сопротивление шланга. Оно слишком велико. А может быть, упало давление. — Холмс посмотрел вверх. — Антиц-ц-циклон, — добавил он с чувством.
— Что будем делать? — поинтересовался я.
— А вот что, — сказал Холмс. — Я сброшу веревку, а вы привяжете ее к бочке, вот к этим проушинам. Потом крикните мне, и я втяну ее на крышу.
Мои приготовления заняли сравнительно немного времени. Не прошло и трех минут, как я крикнул: «Тяните!» и стал с интересом наблюдать за тем, как груз медленно поднимается вверх.
Я многое отдал бы за то, чтобы увидеть лицо отца криминалистики в тот момент, когда вместо ожидаемой бочки он получил прекрасную лошадь: с оглоблями, хомутом и даже вожжами. Прошло долгих десять минут с тех пор, как благородное животное благополучно достигло крыши, а Холмс все еще не подавал признаков жизни.
Наконец, его голова вновь показалась на фоне серого неба и мрачно осведомилась:
— Что это, Ватсон?
— Верблюд, — сказал я, невинно глядя наверх.
— Нет, я вас спрашиваю, что это значит?
— А, это… — я пожал плечами. — Это шутка. Это я так шучу. Ха-ха, — подумав, добавил я.
— Прекратите ваши идиотские шутки! Мне нужна бочка! Бочка! Ясно вам?!
— Ну-ну, не переживайте так. Бросайте веревку и получайте свою бочку.
На этот раз Холмс приступил к делу лишь после того, как убедился, что получит желаемое. Веревка натянулась, бочка дрогнула, и в этот момент мне показалось, что один из узлов вот‑вот развяжется.
— Подождите, Холмс! — заорал я, хватаясь за веревку. — Не тяните!
Последовал мощный рывок, и земля ушла у меня из под ног. Потеряв опору, я вместе с бочкой со всего размаха ударился о стену и завертелся, как рыба на крючке. Холмс, не услышав моего призыва — у него было свойство глохнуть, когда не надо, — продолжал свое дело с неиссякаемой энергией. Обмирая от ужаса, я попытался было крикнуть еще раз, но Холмс не слышал.
