Спуск до перевала и с перевала прошел нормально. И вот здесь, когда казалось, что все трудности позади, Победа напомнила о себе. Самый молодой участник нашей команды — Леня Орловский, спустившийся с перевала первым,— шел передо мной, отвязавшись от веревки. Снег был раскисший, то и дело проваливался под ногами. На мгновение я задумался, глядя под ноги, а когда поднял голову, Лени уже не было видно, впереди зияла черная дыра. Сбросив рюкзаки, мы с Олегом по-пластунски подползли к дыре. Выяснили, что Леня жив и что он по горло в воде. Сначала вытащили рюкзак, а потом, опустив два конца веревки, начали подъем потерпевшего. Вытащили Леню целым и невредимым, только очень напуганным и мокрым. Остальные проявили максимум осторожности, и, наконец все собрались на теплых скалах в безопасном месте. Вот теперь можно было подвести итоги.
...Команда «Буревестника» в составе десяти человек полностью взошла на вершину. Это большой успех. А у нас взошли все семнадцать человек. Такого еще в истории покорения Победы не было...
Тянь-Шань — Москва
Владимир Пучков, кандидат технических наук, заслуженный мастер спорта СССР, восходитель на Эверест
Морабеза острова Сан-Висенти
Остров появился сразу и неожиданно. Как я ни вглядывался в темно-синюю гладь Атлантики, изрезанную белой, едва различимой сеткой волн, как ни предвкушал возникновения внизу архипелага — Республики Острова Зеленого Мыса,— все равно появление суши застало меня врасплох. Волны океана сменились бетонной полосой, и самолет покатился среди красно-рыжих, совершенно лишенных растительности остроконечных скал острова Сан-Висенти. На этом острове мне предстояло проработать врачом несколько лет.
Аэропорт расположен в тринадцати километрах от города. Ровная прямая дорога бежит по пустынной местности, и вдруг с подъема открывается бухта Порту-Гранди. Пирс, стоящие в гавани суда, элеватор, аккуратные кварталы невысоких серо-белых домиков — это город-порт Минделу, который зеленомысцы называют «сердцем» страны.
В последние годы советские врачи оказывают весомую помощь молодой республике в развитии практического здравоохранения. Нам, вновь прибывшей группе, предстояло влиться в интернациональный коллектив регионального госпиталя Минделу. Помимо национальных медиков и советских специалистов, здесь работали представители Кубы, Португалии, Швеции, Голландии, Бразилии. Республика Острова Зеленого Мыса еще испытывает недостаток в специалистах-медиках. Подготовка их за рубежом занимает немало времени, и, что греха таить, дипломированный специалист не всегда возвращается на родину.
Минделу и Сан-Висенти... Для островитян эти слова — почти синонимы, хотя первое обозначает город, а второе остров. Вся жизнь Сао-Сента (так местные жители называют свой остров) сосредоточена в его столице, поэтому в народном сознании эти географические термины сливаются. Да и как иначе, если на острове, кроме Минделу, всего лишь две-три крохотные рыбацкие деревушки, и больше никаких очагов цивилизации.
Вплоть до конца XVIII века остров пустовал. Никто даже не пытался заселить этот бедный растительностью и водой клочок суши. А в середине XIX столетия Сан-Висенти ожил. В удобной естественной бухте Порту-Гранди начали строить огромные хранилища каменного угля, и Минделу стал одним из самых посещаемых портов западной Африки. Сотни судов ежегодно бросали якоря в удобной бухте. Возможность получить работу в оживленном порту манила жителей соседних островов. Население города быстро росло. Докатился сюда и научно-технический прогресс: на Сао-Сенте построили станцию подводного телеграфа, соединившего Европу с Бразилией.
Со временем Минделу превратился в культурный центр архипелага. Первый лицей на Островах Зеленого Мыса был торжественно открыт в 1917 году, а преподаватели и лицеисты составили основное ядро творческой интеллигенции.
Язык, на котором говорят зеленомысцы,— креольский, выросший на основе португальского языка. Архипелаг широко раскинулся в океане, у каждого острова были свои особенности в истории, поэтому диалект Санту-Антана отличается от диалекта Боавишты, а жители Сантьягу не всегда поймут фразеологизмы жителей острова Сал. Диалект обитателей Минделу благодаря многолетнему общению в прошлом с тысячами британских моряков и служащих британских угольных компаний впитал в себя определенный словарный запас английского языка. Конечно, живая разговорная речь изменила в отдельных случаях фонетику, исказила морфологию, но смысл легко улавливается. «Бай»,— говорит при прощании минделец, мальчик у него — «бойс», окурок — «лефт».
Зеленомысский карнавал, во многом напоминающий бразильский, отличается большей сдержанностью, глубиной сюжетов и отчетливой исторической конкретностью. Страницы истории архипелага буквально оживают перед зрителями карнавала.
Вот «чиновник» с миской и ложкой «угощает» публику кукурузной похлебкой, на спине у актера — надпись, конкретизирующая сюжет: «Голод 40-х годов». Тогда по причине засухи и отсутствия морских коммуникаций, нарушенных второй мировой войной, погибли десятки тысяч зеленомысцев.
Вот парни весело толкают ветхий «рено» двадцатых годов — один из первых автомобилей, появившихся на Сан-Висенти. Однако вместо номера спереди и сзади огромными буквами начертано неожиданное — «Обкатка».
Добродушная ирония, безобидная шутка, желание окрасить человеческие отношения в юмористические тона, незлобивое лукавство характеризуются на архипелаге одним креольским словом — «морабеза». Каждый зеленомысец уверен — и жители Сан-Висенти не исключение,— что истинная морабеза отличает только уроженцев его родного острова.
Однажды я обратился к рентгенотехнику Жозе с просьбой одолжить мне отвертку. Жозе степенно, долго роется в ящиках. Наконец интересуется, зачем же она мне понадобилась.
— Починить магнитофон.
В глазах у рентгенотехника появляется неподдельное уважение.
— Доктор — большой специалист по радиотехнике, магнитофонам?
Несколько смутившись, отвечаю: нет, конечно, просто хотел бы открыть крышку, взглянуть.
Веселые искорки вспыхивают в глазах Жозе.
— А магнитофон большой? Я показываю размеры.
— Ого! — Продолжая улыбаться, Жозе протягивает мне отвертку.— Могу ли я надеяться, что доктор подарит мне маленький магнитофон, который обязательно останется после этого удачного ремонта?
Мы дружно смеемся.
В окне одной лавки в Минделу я видел следующее объявление: «Товары в кредит ДАЮ! Но лицам старше 100 лет и лишь в сопровождении собственных родителей».
Владелец «Народного бара», решив придать вес своему заведению и тем самым подняться в собственных глазах, укрепил над стойкой безапелляционное утверждение, выжженное на дощечке красного дерева: «Кто не курит, не пьет и ни разу в жизни не солгал — не сын почтенных родителей!»
Жители Минделу, как и все зеленомысцы, очень музыкальны. Один-два раза в неделю в одном из баров можно послушать игру небольшого любительского оркестрика: две, максимум три гитары, скрипка, иногда пианола или саксофон. Скромно и тихо расположившись в темном уголке, музыканты начинают играть плавную морну. Это медленная, лирическая песня, исполняемая обычно под аккомпанемент гитары. Морны — типичное явление зеленомысской культуры, только здесь, на архипелаге, их и можно услышать.
Внимательно и с чувством слушают посетители морну. Потом начинают подпевать. Один, второй, третий...
В песнях чаще звучит то, что волнует всех и знакомо каждому: нелегкая жизнь моряка, тяготы чужбины, разлука с любимой, отчим домом, друзьями. В прошлые времена нужда часто заставляла зеленомысцев эмигрировать в Европу или Америку. А там — изнурительная работа, вечный страх потерять ее, презрение к чужаку, постоянно читаемое в глазах окружающих...
Пожалуй, лучше всех выразил эти чувства известный зеленомысский поэт Эвженио Товареш в любимой всеми морне «Час прощания»:
И если сладок встречи день,
То горше нет часов прощанья,
Но кто не уезжает никуда,
Тот не узнает
Радость возвращенья...
Эти музыкально-поэтические вечера зовутся «Зеленомысская ночь». На них любят заходить иностранцы, гости Минделу, но больше всего сами жители Сан-Висенти.
За годы работы я познакомился и подружился со многими зеленомысцами, но чаще всего встречался с двумя молодыми жителями Минделу — Альфредо и Еурико. Несмотря на разницу в социальном положении — Альфредо — сын состоятельных родителей, изучавший право во Франции, а Еурико — механик,— многое сближало этих людей. И прежде всего сходство раздумий о судьбе своей родины.