— Эта чаша,— говорит доктор Колонас,— действительно минойская. Есть смысл тщательно обследовать подводную залежь, где она найдена.
6 января. Вечером мы пришли из Псиры в Ираклион, а утром вернулись назад. Сегодня день святой Эпифании. Мы хотим поглядеть на странную церемонию «морского причащения».
Каждый год 6 января на северном побережье Крита, а именно в Ираклионе, проводится торжественная церемония. Население выстраивается позади священников в расшитых золотом одеждах, и кортеж направляется в порт. На представительном седобородом священнослужителе — головной убор, усыпанный драгоценными камнями. Служки, подойдя к воде, бросают в набегающие волны освященный крест: знак союза критян со Средиземным морем. И тут же молодые люди из кортежа прыгают в воду, поднимая тучи брызг и пены...
Как и во многих подобных ритуалах, христианство — лишь оболочка. Подлинные традиции, «усвоенные» церковью, восходят к дохристовым временам. Пока идет церемония, я не могу отвести взгляда от величественных руин Кносса.
Там с XX по XV век до нашей эры билось сердце удивительной цивилизации: именно там сидели владыками минойские цари, неоспоримые властители Восточного Средиземноморья...
Меня вдруг охватывает неодолимое желание узнать нечто новое о минойской цивилизации. Я охвачен страстью. Это не костерок из сухотравья, а глубокий интерес к истории, который овладевает и разумом и сердцем. У меня создается впечатление, что едва изученная минойская культура зовет меня из глубины веков.
Увидев и сняв праздник в Ираклионе, я горю нетерпением вернуться к Псире. Да откроются нам сказочные сокровища минойской античности!
Похожие на гигантские обломки скал, разбросанные среди моря, греческие острова словно несут на себе зримые отпечатки мифов, которые околдовывали нас с детства. В одном мифе Тесей побеждает Минотавра, в другом — устремляется в полет Икар, чтобы погибнуть, когда солнце растопит воск на его крыльях. На этом острове нимфа-волшебница превращала людей в свиней, Лесбос еще слышит шепот Сафо, читающей свои стихи. Берега Итаки хранят привкус соли, которую рассыпал Улисс, не желая отправляться под стены Трои... Здесь нет безмолвных земель.
«Калипсо» стоит на якоре у острова Псира. Пока ныряльщики занимаются подготовкой к работе, я забираюсь в мини-подлодку — наше «подводное блюдце» — вместе с доктором Колонасом. Для греческих археологов подводные экскурсии — подлинное откровение: они не только восхищаются зрелищем придонных пейзажей, но и расширяют поле своих поисков... Конечно, они и раньше знали, что море прячет под своими волнами затонувшие суда, но не могли предполагать, какие богатства скрыты от их взоров и как их много.
Вот и доктор Колонас не ожидал увидеть столь грандиозный спектакль. Впрочем, я тоже! Ибо, двигаясь вдоль небольшого холма, мы наталкиваемся на настоящий обрыв из керамических изделий. Он тянется в длину на добрую сотню метров и образует на глубинах от 8 до 30 метров громадную наклонную стену, очертаниями напоминающую огромную раковину гребешка. На морском дне лежат сотни тысяч ваз, сосудов, кружек, кубков, чаш.
Стоит ли описывать возбуждение команды «Калипсо», когда мы с доктором Колонасом «приступаем к отчету». Археологические открытия такой важности случаются нечасто.
Весь этот «склад» керамики, несомненно, относится к минойскому периоду. Посуде три тысячи триста лет — за это время сменилось сто тридцать два поколения людей.
Однако почему примерно в 1450 году до нашей эры вдруг исчезла минойская цивилизация? Почему Критское царство, где процветали сельское хозяйство, промышленность (бронзовая), торговля и искусства, так внезапно ослабло, что через несколько лет микенцы превратили его в свою колонию? Здесь кроется тайна. Она завладела моим воображением с того мгновения, как я увидел Дию и Кносс, и не дает мне покоя с момента прихода на Псиру. Конечно, мое увлечение этой загадкой истории только-только возникло, а археологи пытаются разрешить ее уже не одно десятилетие...
Пришел мой черед нырять в сопровождении Ивана Джаколетто и Рэмона Колла. Мы идем вниз, рассекая прозрачную холодную воду, и вскоре оказываемся у «стены из минойской посуды». Как могло образоваться такое скопление глиняных изделий, большинство из которых выглядит целехонькими, несмотря на воздействие моря и времени?
Плавая взад и вперед вдоль огромной залежи, я замечаю, что десятки невысоких холмиков (они-то и придают всему комплексу вид раковины гребешка) похожи на следы коллективного кораблекрушения. Представьте себе стоящие на якоре суда — они жмутся бортами друг к другу, как сардины в банке, и доверху нагружены сосудами с маслом, вином, пряностями, зерном. И вдруг все эти суда разом идут на дно. Под воздействием воды и морских животных дерево разложилось, а сцементировавшийся груз сохранил очертания корпусов...
Соблазнительная гипотеза. Остается выяснить, почему десятки нагруженных судов затонули бок о бок в момент, когда стояли на якоре. Может, они стали жертвами военной акции? Но много ли вы знаете солдат, которые пускали бы на дно торговые суда, груженные отменным товаром?.. Может быть, здесь имело место самозатопление? Но зачем это «гражданским» судам?.. Каков же должен быть размах катастрофы, вызвавшей такие последствия? Трудно представить...
Единственное объяснение, которое приходит на ум,— катастрофическое наводнение: море сначала далеко отступает от береговой линии и суда ложатся на обнажившееся дно, а затем воды возвращаются гигантской пенящейся волной, которая затопляет все и вся.
Такого рода явления у японцев называются цунами. Может быть, Псира и большая часть Крита стали жертвами наводнения такого масштаба? Все это требует проверки.
...Я вместе с Рэмоном Коллом и Иваном Джаколетто продолжаю подводную экскурсию. Повсюду на залежи мы находим строительный камень. А в одном месте натыкаемся на превосходно сохранившиеся остатки стены. Что означает сие сооружение здесь, на дне? Может, это часть набережной или мола, к которому швартовались суда? Наше удивление растет с каждой минутой.
На борту «Калипсо» нас ждет добрая весть: доктор Лазарос Колонас добился у греческих властей разрешения поднять кое-что из керамики на поверхность. Я решил, что мы начнем с подъема спекшегося куска из ваз и кубков, которые лежат почти под килем нашего судна.
Группа ныряльщиков под руководством Альбера Фалько бросается в воду. Они без особого труда обнаруживают указанные мной сосуды: те соединены со стеной узенькой перемычкой. Находку обвязывают тросами, перемычку разрушают, и механик получает сигнал на включение подъемника.
Блок керамических сосудов показывается из моря и, истекая водой, приземляется на корму «Калипсо», где ждем мы с доктором Колонасом. Сырая груда сияет яркими красками: такова расцветка живых организмов, поселившихся на керамике. Но на воздухе и под лучами жаркого солнца эти удивительные краски (розовые и лилово-красные тона спорят с ярко-красными, коричневыми и зелеными) понемногу бледнеют, а затем гаснут навсегда.
Ныряльщики «Калипсо» небольшими группами показываются на поверхности с археологической добычей в руках. Мы извлекаем из огромной залежи Псиры всего несколько характерных образцов, но палуба вскоре оказывается заваленной находками. Удивительно богатое место. У нас нет ни разрешения, ни времени, ни средств для детального исследования этого археологического рая. Здесь хватит дел нескольким поколениям археологов... Сюда надо пригнать три-четыре «Калипсо», а для приема найденных предметов придется выстроить целый музей! В обозримом будущем такого не предвидится! В конце концов, эти кружки и чаши проспали тридцать пять веков под водами Эгейского моря; десять, двадцать и даже пятьдесят лет по сравнению с ними — сущий пустяк.
Вряд ли стоит описывать возбуждение, охватившее нас во время этой охоты за античными сокровищами. Самый беспокойный из всех нас, конечно, доктор Колонас. Деревянную палубу «Калипсо» устилает разнообразная керамическая посуда — кувшины, двуручные амфоры, кружки, чаши.
Доктор Колонас без труда определяет, что большинство их выполнено в минойском стиле. Размеры открытой нами залежи приводят его чуть ли не в исступленное состояние. Наш греческий коллега нырял всего один или два раза в жизни, и то как любитель. Но чтобы получить полное представление о богатстве залежи минойской керамики, обнаруженной «Калипсо», он решает спуститься под воду сам в сопровождении наших людей. Я нахожу, что столь мужественный поступок свидетельствует о редком профессиональном долге.
Зрелище красот подводного мира восхищает археолога, как, впрочем, любого, кому выпадает шанс увидеть их собственными глазами. Однако доктор Колонас обращает больше внимания не на фейерверк многоцветных рыбок и стайки барабулек, летящих на бреющем полете над дном, а на громадный холм из сосудов. Когда он поднимается на борт «Калипсо», он держит в руках корзину, полную археологических сокровищ. Среди них фигурирует странная чашечка — ручка у нее находится... внутри! Должен признаться, что этот сосуд, достойный красоваться на страницах «Каталога ненужных предметов», приводит всех нас в недоумение. Кому нужна ручка внутри чашки? Может быть, ее спрятали внутрь, чтобы она не отбилась при ударе? Абсурдное предположение...
