Но вот чего не могла понять Маргарита Павловна, так это того, как газета с названием "Милосердие" с завидной четкостью и регулярностью, причем тайно, попадает ей не стол. Она вспомнила, что видела эту же газету в приемной префекта и даже у некоторых чиновников из мэрии.
В это утро, прикрыв дверь в свой кабинет и сев за стол, она вновь под рукой увидела свежий номер "Милосердия". Перевернула газету, отпечатанную на одном листочке, но цифры, обозначающей тираж, в выходных данных так и не нашла. Не указывала редакция, в какой типографии была отпечатана сея листовка, называемая газетой, отсутствовал лицензионный номер Комитета по печати.
"Очень странная газета, - в который раз подумала Маргарита Павловна. Конечно, если журналисты действительно проявляют бескорыстную заботу о нищих, то редакции нужно помочь. Но только, какая корысть может быть в помощи нищим?" Этого Маргарита Павловна понять не могла. Тем более что редактор никогда не изъявлял желания распределять гуманитарную помощь продукты, медикаменты, одежду.
Она ничего не понимала. Она сомневалась в существовании целого редакционного коллектива. Все статьи и заметки были написаны в одном стиле. А она знала, что не может быть двух одинаковых способов письма, так же как не может быть двух в точности похожих друг на друга людей.
Нет, конечно, она, не откладывая в долгий ящик, посетит и редактора, и сотрудников газеты, если таковые имеются. Только перед этим хорошо было бы справиться о личности самой Татьяны Сергеевны...
Ее рука непроизвольно потянулась к телефонному аппарату: * Приемная начальника отделения милиции... * Это Белякова из префектуры округа, а Бурдаков на месте? * Секундочку, сейчас соединю. * Здравствуй, Марго! услышала она знакомый ещё с первого курса института голос. * Привет, Миша. Ты не хочешь вспомнить давние времена и пригласить меня на свидание? * Марго-Марго, - с грустью воспоминаний ответил голос в трубке. - Ты издеваешься и, как прежде, насилуешь мое сердце. Да я прямо сейчас готов, как мальчишка, бежать к тебе или в Сокольники на наше место. * Миша, неужели это было так давно? * Вчера это было, Марго, ещё вчера... * Ладно, как-нибудь посидим в ресторанчике, выпьем по рюмочке коньяка и до мелочей покопаемся в былом. * Ну вот, сначала обнадежила, а потом сразу "как-нибудь", - обиделся начальник отделения милиции. * Я могу, Миша, и сегодня к тебе приехать. Но - по делу. * Ну вот, совсем осадила, - сказал он иронично и перешел, как ей и хотелось, на деловой тон. - Ты мне скажи, что за вопрос тебя волнует, мы его проработаем и, чтобы ты не теряла времени, скажем, когда приехать. А может быть, и сразу дадим исчерпывающую информацию. * Хорошо. Меня интересует редактор и сотрудники газеты "Милосердие". Кто такая Татьяна Сергеевна Афонина? И вообще как появилась эта газета? Каков тираж? Я бы не напрягала тебя и обратилась бы в Комитет по печати, но в выходных данных не видно, чтобы газета прошла соответствующую регистрацию. Ты сам-то слышал о такой газете? * Даже получаю, - последовал рассеянный ответ, - но, к сожалению, ни разу не читал. Об инвалидах что-нибудь? * Скорее всего, о бомжах и попрошайках, которых у тебя в районе развелось видимо-невидимо. * Ну вот, Марго, начали за здравие, а кончили за упокой. Можно подумать, что ты в другом округе работаешь. Ты что, позвонила, чтобы с меня стружку снимать?
Она уловила в его голосе знакомые нотки строптивости и неповиновения, те черты его характера, которые были ей так знакомы с беззаботной юности, когда они любили друг друга, но и не уступали при ссорах ни в чем. Тогда он, как и сейчас, вставал в позу непокорности и отчуждения. Она поспешила его успокоить: * Нет, Миша. Никто с тебя стружку снимать не собирается. Но меня действительно интересует количество бомжей и нищих в нашем районе, а также личность редактора газеты "Милосердие". * Заказ принят, - сказал он холодно. - Можете, Маргарита Павловна, подъезжать через пару часиков, все данные возьмете у дежурного... * Миша... - с укоризной в голосе сказала она, как и раньше, когда в её планы не входили ссоры, и когда она была им неправильно понята. * Ну, о чем разговор, заходи, конечно, ко мне. Кофейку попьем. Я действительно пустил нищенский вопрос на самотек. Просветим друг друга в том, что нам известно.
Он смягчился и говорил уже с ней прежним добрым голосом. И ей было приятно вспомнить свой роман с Мишкой Бурдаковым, который длился на протяжении трех курсов в Юридическом институте, где они учились. Возможно, они б несли свою любовь и дальше, но Мишка перешел на заочное отделение и устроился младшим опером в отделение милиции. У него совершенно не стало свободного времени, и потому их встречи и набеги в Сокольники становились все более редкими. А потом Мишку направили за девяносто километров в подмосковный городок, где он, студент-заочник, не имеющий диплома, был утвержден в должности начальника отдела по борьбе с бандитизмом. Она же успешно сдала выпускные экзамены и получила должность юриста-эксперта на заводе шампанских вин. И они полностью потеряли друг друга из поля зрения.
Когда же её, Маргариту Белякову, пригласили работать в префектуру, она уже оставила должность юрисконсульта в крупном министерстве. Работа юриста в течение пятнадцати лет приелась, и ей захотелось попробовать себя на новом месте. И когда в префектуре она в новой должности пришла на совещание руководителей округа, увидела его, Мишку Бурдакова, в ранге начальника управления. И, честно говоря, в тот вечер, до конца совещания была рассеянной и отрешенной, забыв, по какому случаю находится в огромном зале, где все с деловыми лицами слушают доклады, о чем-то спорят, выражают свое доверие и недоверие. Их взгляды несколько раз встречались, и она точно могла сказать, что в его сердце возник тот же самый переполох, который не позволял ни ей, ни ему вникнуть в ход проходившего совещания.
После окончания совещания они долго держали друг друга за руки и поедали глазами. Но смогли произнести только дежурные фразы. Его ожидала оперативная машина, и они договорились оставить основную беседу "кто и как" на потом. Но этого самого "потом" так больше и не представилось. То ли он не хотел звонить, то ли действительно был слишком занят.
...Она надела пальто, бросила взгляд в окно - тучи со всех сторон набегали на Москву. Подняла воротник, готовая к неожиданностям, и покинула кабинет. Она ехала на свидание. И пусть кто-то считает, что оно деловое.
ГЛАВА 6. ЮРАЙТ
Кнорус остановил машину рядом с подъездом дома, где снимал квартиру Юрайт. * Мне утром на объект? - спросил Юрайт. * Сначала зайдешь к Афинской, а она уже скажет, на какой объект тебе потом придется идти, - с нескрываемым презрением ответил Кнорус и, не дожидаясь, когда Юрайт закроет заднюю дверь, рванул с места.
Если бы Юрайта поставили перед выбором - снова оказаться там, в таджикской долине, где они попали под минометный обстрел, или же быть похищенным и упрятанным в застенки Яхтсмена, он десять раз подряд выбирал бы первое.
Нет, его мучили вовсе не побои и зуботычины, которые регулярно на протяжении пяти суток отвешивали ребятки Яхтсмена. Его угнетало то унижение, с каким к его персоне подходили все сотрудники конкурирующей фирмы. Он, конечно, понимал, что Яхтсмен - это не Афинская, и что в этой "конторе" буквально к каждому нищему относятся даже не с презрением, а с отвращением, хотя именно бомжи, какими бы они ни были униженными, поили и кормили быков Яхтсмена и самого хозяина.
Так вот, на Юрайте как на нищем и тем более нищем из вражеского клана отыгрались сполна. Разве что не опустили, да из параши жрать не заставили.
Когда его вывели в холл, и он увидел Кноруса, то облегченно вздохнул. Но в машине по дороге домой ему пришлось получить от Кноруса и его братков ещё одну порцию унижения. Когда он начал благодарить за освобождение, ему в трех словах дали понять, что выручали они далеко не Юрайта-человека, а рабочего-нищего, которых в конторе очень много.
И только когда они уже подъезжали к дому, и Кнорус поинтересовался их отношениями с Агатой, Юрайт понял, на чем основываются нелюбовь и недовольство Кноруса. Оказывается, он его ревнует. Ревнует крепко. К Агате. Девочке-скрипачке.
Юрайт не стал, да уже и не было времени объяснять Кнорусу, что никаких чувств, кроме дружеских, он к Агате не испытывает. Да и не поверил бы Кнорус. Информация, которой накачивала его Ассоль, для него была более достоверной.
Юрайт понимал, что своим освобождением из застенков он прежде всего обязан госпоже Афинской, которая уважала его, рядового линейного нищего, за профессионализм и изобретательность. Но будь на её месте Кнорус, то он палец о палец бы не ударил, чтобы что-то сделать не только для Юрайта, а вообще для какого-нибудь нищего из штата госпожи Афинской. По своим взглядам на нищенский бизнес, по своему отношению к рабочей силе Кнорус практически ничем не отличался от Яхтсмена. Разве что поумнее да похитрее был в делах.
