В самом деле, Рим за весь II век до н. э. породил сравнительно мало действительно одаренных полководцев. В первой половине столетия римляне одержали три выдающиеся победы – при Киноскефалах, при Магнезии и при Пидне. В первой из этих битв решающую роль сыграли этолийцы, победой во второй римляне отчасти обязаны Эвмену II, царю Пергама, сражавшемуся на стороне Рима. По поводу сражения при Пидне нам достоверно известно немногое. Вполне вероятно, что македонский царь сам своими действиями подарил римлянам победу, однако малые потери римской армии даже при таком развитии событий указывают на достаточно грамотное руководство [79] . Вторая половина столетия была особенно богата бездарными полководцами при почти полном отсутствии сколь-нибудь одаренных. Сципион Младший, покоритель Карфагена и Нумансии, был хотя бы неплохим организатором, а Метеллу, воевавшему против Югурты, де-факто принадлежит победа в этой войне, хотя на последних ее этапах командование и было передано Марию. Сам Марий был не только великим военным реформатором, но и неплохим тактиком и, если судить на основании его действий против кимвров и тевтонов, весьма недурным стратегом. Хотя сохранившиеся сведения неполны, они все же позволяют характеризовать Мария как мастера оборонительных сражений и отметить, что он скорее предпочитал вынудить неприятеля атаковать, чем наступать самому. Во время Союзнической войны на вызов, брошенный ему командующим армией италиков, Марий ответил: «Если ты действительно великий полководец, приди и заставь меня сражаться» [80] .
Переходя к I веку до н. э., я должен признать, что вторым по своему дарованию римским военачальником после Сципиона Африканского был Корнелий Сулла, первый большой мастер новой легионной тактики. Во время Союзнической войны он одерживал победы там, где многие куда как более опытные полководцы до него терпели поражения. При Херонеях в Греции как командир он проявил себя с наилучшей стороны. Трудно оценить, насколько велики его заслуги в том развитии, которое получила римская тактика в этот период, однако такое совпадение по времени вряд ли было случайным, и, вполне возможно, именно Сулла был действительным автором многих нововведений, придавших обычной римской тактике на поле боя одновременно дополнительную гибкость и устойчивость. Полководцем он был, кажется, столь же хладнокровным, как и политиком. Серторий, отложившийся от метрополии и долгое время независимо правивший в Испании, был учеником Мария. Он удачно соединил в своих войсках преимущества стандартной римской тактики с местными, сугубо испанскими, достижениями в области военного дела. Серторий стал, если можно так выразиться, своего рода учителем для молодого и способного римского военачальника – Гнея Помпея. Он сумел соединить в своей армии лучшие качества римских легионов с эффективностью испанских подразделений, отлично приспособленных к действиям на местности [81] . Но еще при жизни Суллы в римской армии произошли изменения, имевшие очень далекоидущие последствия. Я имею в виду не столько собственно боевые качества римской армии, сколько характер взаимоотношений, установившихся с этого времени между армией и ее полководцем.
На изменение характера этих взаимоотношений повлияло множество различных факторов. Легионеры, которые сделали военное дело своей профессией, в большей степени теперь полагались на своих полководцев, а не на сенат, рассчитывая получить земельные участки и денежное вознаграждение, полагавшееся им, когда они оставляли службу в легионе и выходили в отставку по выслуге лет. Множество войн, которыми наполнена римская история в годы, последовавшие за диктатурой Суллы и Союзнической войной, заставляли привлекать к службе военачальников, сделавших себе имя и, самое главное, пользовавшихся популярностью у солдат. Армия, с которой Сулла сражался против Митридата, стала, по существу, уже его собственной армией, готовой идти за своим генералом против кого угодно, даже против собственного правительства. Каковы бы ни были замыслы Суллы в отношении сената, его диктатура создала для Рима опаснейший прецедент и указала путь к власти для амбициозных военачальников – Sulla potuit, ego non potero? [82] («Сулла смог, разве я не смогу?» – Пер. ). Но в этой лекции мы не станем подробно рассматривать влияние, которое оказал Сулла на армию и государство. Полководец нового типа был вынужден заботиться главным образом об интересах своих легионеров, иначе мог лишиться их преданности, а вместе с ней и своей власти. Сохранилась надпись, относящаяся ко времени Союзнической войны, свидетельствующая о награждении Помпеем Страбоном испанской кавалерии, служившей ему. Забота Цезаря об интересах Цизальпинской Галлии объяснялась тем, что она служила ему постоянным источником новых рекрутов. Если раньше полководец назначался лишь на одну кампанию, то теперь он сохранял свой пост в течение многих лет, зачастую оставаясь вместе со своими войсками в одном и том же регионе. Его военная репутация отныне определяла и его политический вес. Целое поколение полководцев республики теперь полностью посвящало себя военной службе и проводило все время в действующей армии, в то время как их гражданские и политические интересы отстаивали в Риме их доверенные лица.
Эти полководцы были вынуждены теперь постоянно искать применение своим преданным армиям, поскольку лишь войны оправдывали содержание этих армий и поддерживали в них дисциплину. Каждый из военачальников собирал вокруг себя многих молодых и талантливых офицеров. Лукулл, к примеру, служил у Суллы во время войны с Митридатом, и продолжение этой войны перешло к нему впоследствии как бы по наследству. В промежутке времени между диктатурой Суллы и началом гражданских войн лучшим полководцем Рима считался Помпей. Многим людям незнатного происхождения он даровал свое покровительство и старался продвигать на важные должности людей, лично ему преданных. К примеру, Луций Афраний, человек, не имевший никаких политических дарований, стремился получить должность легата у Помпея, а впоследствии при его поддержке получил консульство в 60 году до н. э. Недавно было высказано предположение, что тот же небезызвестный Тит Лабиен начинал свою службу у Помпея и лишь затем перешел к Цезарю. Сын Красса служил у Цезаря во время Галльской войны, хотя впоследствии очень не вовремя присоединился к своему отцу в его неудачном походе против парфян, ставшем последним для них обоих. Мало того, образовалась целая группа солдат и офицеров, целиком обязанных своим положением Цезарю и чьи карьеры напрямую зависели от его успехов как полководца и политика. Влияние процессов, происходивших в самом римском обществе, сказалось и на армии. В частности, получила широкое распространение практика приема на военную службу не по заслугам, а по рекомендации. Так, Квинт Туллий Цицерон, младший брат Марка Туллия Цицерона, служил легатом у Цезаря во время Галльской кампании, и лишь потому, что Цезарь не мог недооценивать остроту языка и силы политического влияния великого оратора. Единственным значительным полководцем того времени, игнорировавшим эту практику, был, пожалуй, Лукулл. Будучи блестящим полководцем и организатором, он тем не менее не создал своей, преданной только ему армии и всегда сохранял преданность римскому Сенату. Многие солдаты расформированной армии Лукулла влились в ряды легионов Помпея [83] .
В последние годы существования республики талантливые офицеры были вынуждены выбирать между службой у Помпея и службой Цезарю. Причем, если в прежние времена мы видим немало примеров перехода на службу от одного полководца к другому, теперь таких прецедентов практически не случается. То же можно сказать и о солдатах и центурионах, причем от последних в огромной степени зависела эффективность действий всей армии.
В тот момент, когда гражданская война все-таки началась, Помпей пользовался значительно большей поддержкой как у населения, так и в армейской среде. Однако после неожиданного и молниеносного вторжения Цезаря в Италию симпатии многих легионеров и центурионов быстро перешли на его сторону [84] . Талант Цезаря вполне мог компенсировать некоторые недостатки его офицеров, Помпея же и его соратников сдерживали недостатки собственной армии. Помпей также испытывал известные затруднения оттого, что, сражаясь на стороне сената, он был вынужден многие посты доверить ставленникам сенатской партии, способностям которых он не мог вполне доверять. К их числу относился и Луций Домиций Агенобарб, о чьей упрямой глупости, приведшей к самым тяжелым последствиям, я расскажу позже. Цезарь же, с другой стороны, не всегда мог сохранить верность своих лучших офицеров, таких как Требоний или Децим Брут. Впрочем, к тому моменту он уже одержал победу. Большую опасность таила в себе его неспособность удержать в самый критический момент гражданской войны Лабиена – способнейшего из своих легатов.
