А теперь вот и сама Оленька в Тузпроме пропала, словно на небо вознеслась. Атомные ремонтники все сучат бельевые веревки, скоро истреплют их совсем, а Ланчикову никак не дождутся. Наконец, белобрысый громила возвращается за второй двадцатидолларовой бумажкой и все, как есть, без утайки, то есть раскрывая служебную тайну, сообщает господину Детскому:
— Ваша бухгалтерша покинула Тузпром в 16 часов 06 минут.
— Куда ж она подевалась? — удивился господин Мутрук.
Громила-охранник взял у Детского зеленую купюру, проверил ее на просвет и хотел, по запарке, дальше раскрыть служебную тайну — “Помчалась с коротышкой Фортепьяновым на блядки”, но вовремя спохватился, усмехнулся и сказал:
— Отправилась на юга.
13.
Золотистой бабочкой во тьме пыльцовского подсознания Ланчикова то улетала, то опять прилетала, а он все пытался ее удержать — но чем ее увлечь, каким небесным сачком поймать эту ветренницу? Как убедить ее, что у него не только эта штука, но и душа преогромных размеров, то есть, пространств… “Зачем же ты, куда же ты опять порхаешь, Оленька?” — все бормотал в полубессознательном бреду Венедикт Васильевич.
Венедект Васильевич застонал от ревности, которая, как песчаный вихрь по приволжской степи, вдруг засвистала, полетела, смела на своем смертельном пути всю его жизнь, и очнулся, открыл глаза. Он приподнял голову, огляделся и все никак не мог взять в толк, где же он оказался. Пол был паркетный, ламинированный, похоже, это склад. Двери закрыты неплотно, и в тонких полосках слабого света, исходящего из щелей дверного проема, Венедикт различил множество ящиков и банок, лежащих вокруг него на стеллажах. Руки у него были связаны за спиной, но пленник изловчился, уперся ноющей головой, а потом и плечом в стойку, встал на ноги и вышел из полутемного помещения. Он огляделся, обнаружил лестницу на верхний этаж, но не пошел по ней. Стараясь ступать неслышно, Венедикт осмотрел еще два помещения, подобных тому, в котором он пришел в себя, и заваленных всяким барахлом. Он изловчился, повернулся боком и подергал одну запертую дверь, потом другую, которая, судя по расположению, вела наружу.
— Очнулся, падаль! Долго же ты в отключке валялся. А ну, пошли, — услышал он голос сзади, обернулся, но увидел не милиционера, как ожидал увидеть, а какого-то парня в черной сорочке и черных джинсах.
В сопровождении чернорубашечника Венедикт Васильевич пошел вверх по лестнице, и, пока он поднимался, парень два раза ударил его по ягодицам. Эти боксерские удары только прогнали тяжелую, звенящую боль в затылке. Пыльцов оказался в просторном зале и тут сообразил, что попал на какую-то бандитскую хазу. Его похитители вероятнее всего обознались и приняли его за кого-то другого, поскольку при всем их с Оленькой нынешнем костромском благополучии для столичных бандитов они — мелкая сошка и никакого серьезного коммерческого интереса не представляют. Единственная мысль, которая по-настоящему беспокоила Пыльцова — может быть, это подонок Детский его сдал? Тогда, конечно, блатные попытаются получить с него за левые вексельные прокрутки. И тогда его положению, конечно, не позавидуешь. Но ничего, разберемся — ведь если откроются все карты, то и господину Детскому достанется сполна. Сейчас все выяснится.
За антикварным письменным столом в парчовом халате сидел курносый брюнет и что-то писал. Пыльцов тотчас признал в нем майора, остановившего милицейским жезлом его “Ауди” на Калужском шоссе. Человек отложил авторучку с золотым пером, поднял на него чистый, веселый взгляд немигающих голубых глаз и спросил:
— Ну, клоун, как самочувствие?
— Огромное спасибо, что голову не проломили, — удивился неожиданной заботе Венедикт Васильевич.
— Куда же ты, браток, так торопился, зачем правила дорожные нарушал?
— Никуда я не ехал, просто катался. Упарился, решил промчаться с ветерком.
— Откуда сам?
— Из Костромы.
— Угу, — довольно хмыкнул человек и продолжил расспрос, — Чем в Костроме кормишься?
— Магазинчик у меня небольшой — продуктами торгую.
— Где?
— На улице “Правды”, возле кинотеатра.
— Под кем стоишь, кому отстежку носишь?
— Под Колькой Жгутом, под кем же еще, — тут Венедикт Васильевич вздохнул с облегчением: “Похоже, пронесло”.
— Верно, Жгут за Костромой смотрит. Проверю, исправно ли ты ему платишь.
— Да у меня лавчонка маленькая, прибыли никакой, с оборота кручусь. Пока я тут в Москве прохлаждаюсь, у меня там мать за прилавком стоит, — тут же стал прибедняться Венедикт Васильевич.
— А сегодня откуда ехал?
— Из Тузпрома.
— Красавец! Так отвечать будешь, глядишь, до вечера доживешь, — человек в парчевом халате похвалил Венедикта Васильевича за искренность и продолжил допрос:
— А что в Тузпроме делал?
Пленник поежился и ответил:
— Ничего — бабу свою ждал.
— Чего ж не дождался? Почему бабу одну бросил?
— Да она там запропастилась куда-то. Вот я и решил — прокачусь чуток, а потом за ней вернусь.
Человек в халате глянул на стоящего за Венедиктом Васильевичем парня в черном, чуть кивнул ему головой и сказал:
— Слюнтяй, прочисти ему чердак.
Венедикт Васильевич тут же получил правильные удары под лопатку и в голову, которые оказались не в пример чувствительнее прошлых ударов по ягодицам. Пыльцов упал на бок, но не стал лежать, побарахтался, перевернулся на живот и, используя пуфик, опять встал на ноги. Он не хотел, чтобы его били лежачим.
— Так почему же ты, фраер, свою телку одну в Тузпроме бросил? — продолжил допрос сидевший за столом.
— Она там по костромским нашим заботам ходатайствует! Но тебе-то какой в этом интерес? — в сердцах воскликнул Венедикт Васильевич.
Сидевший открыл ящик стола, достал пистолет с лазерным прицелом, наставил красную точку на грудь Венедикта Васильевича и потребовал:
— Говори прямо — какие у твоей телки дела в Тузпроме! Мне с тобой валандаться некогда!
Венедикт Васильевич на этот раз испугался не на шутку и с обидой на Оленьку, из-за которой он, собственно, и попал в эту дурацкую передрягу, с горечью высказал свои ревнивые подозрения:
— Какие у телки могут быть дела — хромчит…
Венедикт Васильевич в очередной раз осознал, что как ни старайся, Оленьку ему не удержать. Хотя это обстоятельство нисколько не оправдывает его мстительного желания обзвонить все телефонные номера “досугов” из “эмкашки”. Все равно, боясь огорчить Оленьку, он никогда бы не набрал ни одного предосудительного номера. Однако как раз за это желание, за этот мыслительный грех он сейчас и поплатился, попав в лапы к этим негодяям.
— Ты дырочник? — спросил парень в парчовом халате.
— Кто? — не понял Венедикт Васильевич.
— Ты сутенер?
— Выходит, что да, — усмехнулся Венедикт Васильевич.
— Кого же твоя телка обслуживает в Тузпроме?
“Похоже, этот малый спрашивает о том, что уже сам знает. Причем, знает наверняка. Только откуда?!” — подумал Венедикт Васильевич. И ответил так, как оно есть на самом деле — или как он думал, что так оно есть:
— Фортепьянова, кого же еще.
— В Тузпроме начальников много, там есть, в какой кабинет зайти и у кого подработать. А твоя телка сразу до главного добралась. Выходит, сообразительная она у тебя, а ты, вроде, не очень доволен. Любишь ее?
— Люблю, как собака палку, — скривил рот Венедикт Васильевич.
— А за сколько она у него исполняет? — парень в парчевом халате не моргая, в упор глядел на пленника.
Венедикт Васильевич хотел было ответить уклончиво, но потом посмотрел на пистолет, вспомнил о стоящем сзади Слюнтяе и опять честно сказал:
— Не знаю. Как сами договорятся.
— А за сколько ты был бы доволен, чтобы она не продешевила?
— Она не за деньги, она за энергозачеты с Фортепьяновым интимничает.
— Вот это номер! Ты только посмотри, что этот пидор делает! Разбазаривает мои бабки! Кончать надо Фортепьянова, и чем скорее — тем лучше! — возмутился голубоглазый, вскочил и прошелся взад и вперед по залу.
— А ну развяжи ему руки!
Парень в черном прикиде достал нож, разрезал веревку, связывавшую кисти пленника.
— Дайте воды! — попросил Венедикт Васильевич.
— Сходи с ним в туалет, пусть попьет, — разрешил хозяин.
Как только Пыльцов в сопровождении пацана вернулся, допрос продолжился:
— И как, ты говоришь, тебя звать?
Пыльцов в туалете успел убедиться, что бумажник у него ошмонали. Но, наверное, не сам хозяин лазил по его карманам, а этот парень в черном.
— Венедикт.
— Зови меня Живчиком, — разрешил хозяин. — Что ж, Веня, колись дальше. Я тебя внимательно слушаю.
— Да уж все — до пупа раскололся.
— Может, тебя все-таки пристрелить? Зачем ты, падаль, со своей телкой попилил в Тузпром?
