1918
ЕГИПЕТ
Как картинка из книжки старинной,Услаждавшей мои вечера,Изумрудные эти равниныИ раскидистых пальм веера.
И каналы, каналы, каналы.Что несутся вдоль глиняных стен,Орошая Дамьетские скалыРозоватыми брызгами пен.
И такие смешные верблюды,С телом рыб и с головками змей,Как огромные древние чудаИз глубин пышноцветных морей.
Вот каким ты увидишь ЕгипетВ час божественный трижды, когдаСолнцем день человеческий выпитИ, колдуя, струится вода.
К отдаленным платанам цветущимТы приходишь, как шел до тебяЗдесь мудрец, говоря с Присносущим,Птиц и звезды навек полюбя.
То вода ли шумит безмятежноМежду мельничных тяжких колес,Или Апис мычит белоснежный,Окровавленный цепью из роз?
Это взор благосклонный ИзидыИль мерцанье встающей луны?Но опомнись! Растут пирамидыПред тобою, черны и страшны.
На седые от мха их уступыНочевать прилетают орлы,А в глубинах покоятся трупы,Незнакомые с тленьем, средь мглы.
Сфинкс улегся на страже святыниИ с улыбкой глядит с высоты,Ожидая гостей из пустыни,О которых не ведаешь ты.
Но, Египта властитель единый,Уж колышется нильский разливНад чертогами Елефантины,Над садами Мемфиса и Фив.
Там, взглянув на пустынную реку,Ты воскликнешь: «Ведь это же сон!Не прикован я к нашему веку,Если вижу сквозь бездну времен.
Исполняя царевны веленья,Не при мне ли нагие рабыПо пустыням таскали каменья,Воздвигали вот эти столбы?
И столетья затем не при мне лиХороводы танцующих жрицКрокодилу хваления пели,Перед Ибисом падали ниц?
И, томясь по Антонии милом,Поднимая большие глаза,Клеопатра считала над НиломПробегающие паруса».
Но довольно! Ужели ты хочешьВечно жить средь минувших отрад?И не рад ты сегодняшней ночиИ сегодняшним травам не рад?
Не обломок старинного крипта,Под твоей зазвеневший ногой, —Есть другая душа у ЕгиптаИ торжественный праздник другой.
Точно дивная Фата-Моргана,Виден город, у ночи в плену,Над мечетью султана ГассанаМинарет протыкает луну.
На прохладных открытых террасахЧешут женщины золото кос,Угощают подруг темноглазыхИмбирем и вареньем из роз.
Шейхи молятся, строги и хмуры,И лежит перед ними Коран,Где персидские миниатюры —Словно бабочки сказочных стран.
А поэты скандируют строфы,Развалившись на мягкой софеПред кальяном и огненным кофеВечерами в прохладных кафе.
Здесь недаром страна сотворилаПоговорку, прошедшую мир:– Кто испробовал воду из Нила,Будет вечно стремиться в Каир.
Пусть хозяева здесь – англичане,Пьют вино и играют в футбол,И Хедива в высоком ДиванеУж не властен святой произвол!
Пусть! Но истинный царь над страноюНе араб и не белый, а тот,Кто с сохою или с бороноюЧерных буйволов в поле ведет.
Хоть ютится он в доме из ила,Умирает, как звери, в лесах,Он любимец священного НилаИ его современник – феллах.
Для него ежегодно разливыЭтих рыжих всклокоченных водЗатопляют богатые нивы,Где тройную он жатву берет.
И его ограждают порогиПолосой острогрудых камнейОт нежданной полночной тревоги.От коротких нубийских мечей.
А ведь знает и коршун бессонный:Вся страна – это только река.Окаймленная рамкой зеленойИ другой, золотой, из песка.
Если аист задумчивый близкоПоселится на поле твоем,Напиши по-английски запискуИ ему привяжи под крылом.
И весной на листе эвкалипта,Если аист вернется назад,Ты получишь привет из ЕгиптаОт веселых феллашских ребят.
1918
САХАРА
Все пустыни друг другу от века родны,Но Аравия, Сирия, Гоби —Это лишь затиханье сахарской волны,В сатанинской воспрянувшей злобе.
Плещет Красное море, Персидский залив,И глубоки снега на Памире,Но ее океана песчаный разливДо зеленой доходит Сибири.
Ни в дремучих лесах, ни в просторе морей —Ты в одной лишь пустыне на светеНе захочешь людей и не встретишь людей,А полюбишь лишь солнце да ветер.
Солнце клонит лицо с голубой вышины,И лицо это девственно юно,И, как струи пролитого солнца, ровныЗолотые песчаные дюны.
Всюду башни, дворцы из порфировых скал,Вкруг фонтаны и пальмы на страже,Это солнце на глади воздушных зеркалПишет кистью лучистой миражи.
Живописец небесный вечерней поройУ подножия скал и растенийНа песке, как на гладкой доске золотой,Расстилает лиловые тени.
И, небесный певец, лишь подаст оно знак,Прозвучат гармоничные звоны —Это лопнет налитый огнем известнякИ рассыплется пылью червленой.
Блещут скалы, темнеют под ними внизуДревних рек каменистые ложа.На покрытое волнами море в грозу,Ты промолвишь, Сахара похожа.
Но вглядись: эта вечная слава песка —Только горнего отсвет пожара.С небесами, где легкие спят облака,Бродят радуги, схожа Сахара.
Буйный ветер в пустыне второй властелин.Вот он мчится порывами, точноСредь высоких холмов и широких долинДорогой иноходец восточный.
И звенит и поет, поднимаясь, песок,Он узнал своего господина,Воздух меркнет, становится солнца зрачокКак гранатовая сердцевина.
И, чудовищных пальм вековые стволы,Вихри пыли взметнулись и пухнут,Выгибаясь, качаясь, проходят средь мглы.Тайно веришь – вовеки не рухнут.
Так и будут бродить до скончанья веков,Каждый час все грозней и грознее,Головой пропадая среди облаков,Эти страшные серые змеи.
Но мгновенье… отстанет и дрогнет однаИ осядет песчаная груда,Это значит – в пути спотыкнулась онаО ревущего в страхе верблюда.
И когда на проясневшей глади равнинВсе полягут, как новые горы,В Средиземное море уходит хамсинКровь дурманить и сеять раздоры.
И стоит караван, и его проводникВсюду посохом шарит в тревоге.Где-то около плещет знакомый родник,Но к нему он не знает дороги.
А в оазисе слышится ржанье коняИ под пальмами веянье нарда,Хоть редки острова в океане огня,Точно пятна на шкуре гепарда.
Но здесь часто звучит оглушительный вой,Блещут копья и веют бурнусы.Туарегов, что западной правят страной,На востоке не любят тиббусы.
И пока они бьются за пальмовый лес,За верблюда иль взоры рабыни,Их родную Тибести, Мурзук, ГадамесЗаметают пески из пустыни.
Потому что пустынные ветры гордыИ не знают преград своеволью,Рушат стены, сады засыпают, прудыОтравляют белеющей солью.
И, быть может, немного осталось веков,Как на мир наш, зеленый и старый,Дико ринутся хищные стаи песковИз пылающей юной Сахары.
Средиземное море засыпят они,И Париж, и Москву, и Афины,И мы будем в небесные верить огни,На верблюдах своих бедуины.
И когда наконец корабли марсианУ земного окажутся шара,То увидят сплошной золотой океанИ дадут ему имя: Сахара.
1918
СУДАН
Ах, наверно, сегодняшним утромСлишком громко звучат барабаны,Крокодильей обтянуты кожей,Слишком громко взывают колдуньиНа утесах Нубийского Нила,Потому что сжимается сердце,Лоб горяч и глаза потемнели,И в мечтах оживленная пристань.Голоса смуглолицых матросов,В пенных клочьях веселое море,А за морем ущелье Дар-Фура,Галереи – леса КордофанаИ великие воды Борну.
Города, озаренные солнцем,Словно клады в зеленых трущобах,А из них, как грозящие руки,Минареты возносятся к небу.А на тронах из кости слоновойВосседают, как древние бреды,Короли и владыки Судана;Рядом с каждым прикованный цепью,Лев прищурился, голову поднялИ с усов лижет кровь человечью,Рядом с каждым играет секиройТолстогубый, с лоснящейся кожей,Черный, словно душа властелина,В ярко-красной одежде палач.
Перед ними торговцы рабамиСвой товар горделиво проводят,Стонут люди в тяжких колодках,И белки их сверкают на солнце,Проезжают вожди из пустыни,В их тюрбанах жемчужные нити,Перья длинные страуса вьютсяНад затылком играющих коней,И надменно проходят французы,Гладко выбриты, в белой одежде,В их карманах бумаги с печатью,Их завидя, владыки СуданаПоднимаются с тронов своих.
А кругом на широких равнинах,Где трава укрывает жирафа,Садовод Всемогущего БогаВ серебрящейся мантии крыльевСотворил отражение рая:Он раскинул тенистые рощиПрихотливых мимоз и акаций,Рассадил по холмам баобабы,В галереях лесов, где прохладноИ светло, как в дорическом храме,Он провел многоводные рекиИ в могучем порыве восторгаСоздал тихое озеро Чад.
А потом, улыбнувшись, как мальчик,Что придумал забавную шутку,Он собрал здесь совсем небывалых,Удивительных птиц и животных.Краски взяв у пустынных закатов,Попугаям он перья раскрасил,Дал слону он клыки, что белееОблаков африканского неба,Льва одел золотою одеждойИ пятнистой одел леопарда,Сделал рог, как янтарь, носорогу,Дал газели девичьи глаза.
И ушел на далекие звезды —Может быть, их раскрашивать тоже.Бродят звери, как Бог им назначил,К водопою сбираются вместеИ не знают, что дивно-прекрасны,Что таких, как они, не отыщешь,И не знает об этом охотник,Что в пылающий полдень таитсяЗа кустом с ядовитой стрелоюИ кричит над поверженным зверем,Исполняя охотничью пляску,И уносит владыкам СуданаДорогую добычу свою.
Но роднят обитателей степиИногда луговые пожары.День, когда затмевается солнцеОт летящего по ветру пеплаИ невиданным зверем багровымНа равнинах шевелится пламя,Этот день – оглушительный праздник,Что приветливый Дьявол устроилДаме Смерти и Ужасу брату!В этот день не узнать человекаСредь толпы опаленных, ревущих,Всюду бьющих клыками, рогами,Сознающих одно лишь: огонь!
Вечер. Глаз различить не умеетЯрких нитей на поясе белом;Это знак, что должны мусульманеПред Аллахом свершить омовенье,Тот водой, кто в лесу над рекою,Тот песком, кто в безводной пустыне.И от голых песчаных утесовБеспокойного Красного моряДо зеленых валов многопенныхАтлантического океанаЛюди молятся. Тихо в Судане,И над ним, над огромным ребенком,Верю, верю, склоняется Бог.
1918
