«Ну хоть так», — подумала я с облегчением.
Семейные ужины — наилучший вариант, хотя бы из соображений безопасности. А вот Макс как раз наоборот любил мужские шумные компании — такие вели себя под конец как свиньи, но зато оставляли самые щедрые чаевые. Ну, конечно, что ему — его-то тискать никто не норовит.
— Ну что тебе сказал Петрушка? — поджидал меня Макс у дверей в VIP-зал, а сам сиял почище здешних люстр.
— Сказал, что важные мужики любят красивых официанток, поэтому он и ставит тебя.
— А?
Ну и лицо у него сделалось!
Глава 12-1
— Ну что? — Вероника повернулась влево, вправо.
— Супер, — одобрил Шаламов.
Выглядела она, конечно, потрясающе. Ещё бы — полдня в салоне провела. Причёска такая, что представить невозможно, как её вообще соорудили. А платье из тяжёлого синего шёлка, заказанное по случаю, обошлось Нике во столько, что на эти деньги можно было бы безбедно жить целый месяц. Словно дразня, он поймал её за талию, запустил руку под подол.
— Ты что? Перестань! — заохала она. — Помнёшь ведь! И папа уже вот-вот заедет.
— Ладно, раз папа, потерпим. Не будем шокировать старика, — насмешничал он, убирая руки. Потом слегка ослабил узел на галстуке. — Такое ощущение, что мы на приём к губернатору идём.
— Зря ты так, — улыбнулась Вероника. — Тебе очень к лицу строгий костюм. Ты такой элегантный и даже выглядишь в нём взрослее.
Спустя минут пять и правда за ними заехал водитель Гайдамака. Сам Гайдамак уже ждал их на месте, сообщил тот.
— Там, понимаешь, будут папины друзья, они нас просто не поняли бы, если б мы их пригласили в «Пекинскую утку». Но папа сказал, что в другой раз обязательно туда сходим, чисто семьёй, раз тебе там так нравится. Ты не сильно расстроен? Обещаю, в «Касабланке» тебе тоже понравится.
Он взглянул на неё, удивлённо выгнув бровь. С «Пекинской уткой» он вообще-то пошутил тогда. По большому счёту ему абсолютно всё равно, где они будут отмечать помолвку, и где свадьбу будут праздновать — тоже без разницы.
В дверях «Касабланки» их встречал не только швейцар, но и сам хозяин, точнее, его сын. Шаламов даже слегка растерялся — с такой помпой и почестями его ещё нигде не привечали.
— Пётр Аркадьевич, — с любезной улыбкой протянул ему руку сын хозяина.
— Эдуард Алексеевич, — представился он полностью, наверное, впервые, и пожал руку, которая оказалась вялой и слегка влажной.
— Пройдёмте в VIP-зал. Он весь в вашем распоряжении.
Они прошествовали по красной дорожке с выбитыми по краям узорами мимо большого, ярко освещённого зала, откуда доносились негромкая музыка и приглушенные голоса. Потом Пётр Аркадьевич распахнул перед ними массивные деревянные двери, инкрустированные перламутром.
— Прошу. — Он даже слегка поклонился при этом. Шаламову стало совсем не по себе. Ну уж это-то зачем?
За круглым столом их уже поджидали Гайдамак, мать с отцом и две незнакомые супружеские пары довольно преклонного возраста. Зал тонул в мягком полумраке, лишь над их столом горела, переливаясь искрами, хрустальная люстра.
Официант, стройный, симпатичный блондин, подвёл их к столу, отодвинул кресло для Вероники. Шаламов быстренько уселся сам. Не хватало ещё, чтоб за ним парень ухаживал. Гайдамак представил своим гостям Шаламова. Женщины поглядывали на него с затаённым любопытством, мужчины пытались скрыть недоумение.
— Мы только что пришли, — сообщила мать. Вид у неё был как у выпускницы перед балом, уже хлебнувшей немного вина для смелости.
— Я уже тут выбрал кое-какую закуску, но посмотрите сами, что ещё заказать. Здесь, кстати, отменная кухня. И с напитками давайте определимся. Что касается меня, то я буду виски. — Он протянул Шаламову и Веронике кожаные папки.
— Я тоже, — довольно крякнул отец.
— И я, пожалуй, с вами, — подал голос сначала один гость, затем и второй кивнул.
— Ну и я тогда, как все, — пожал плечами Шаламов.
Что-нибудь крепкое определённо сейчас не помешает. Вся эта помпезность и чужие препарирующие взгляды изрядно его нервировали, хотя Вероника, судя по всему, чувствовала себя вполне комфортно. Ну да, она же тут уже бывала, людей этих важных знает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Молодой человек, — обратилась она к официанту, тот неслышно скользнул к ней и слегка наклонился, обратившись в слух. — Рукколу с тигровыми креветками, шейкой "Коппа" и клубникой. Только, прошу, без горчицы. Ну и… фуа-гра под луковым джемом, но без вишни. Кто-нибудь ещё выбрал? Нет?
Шаламов снова поразился Никиной метаморфозе. Разговаривала с официантом она как царица, не меньше. И ведь вежливо — тут не придерёшься, а всё равно звучало настолько свысока, что Шаламов напрягся ещё больше. От того, что она стала сразу какой-то чужой, и вообще от тона её высокомерного. Но парень, на лице которого так и застыла благостная улыбка, видать, давно привык к такому обращению. Он быстро записал заказ, быстро зачитал вслух и так же быстро ушелестел из зала.
И минуты не прошло, как он вернулся, а следом за ним проскользнула в зал ещё одна официантка с металлическим круглым подносом в руках. Она подошла к столу и стала выставлять блюда.
— Карпаччо из сига под икорным соусом… — произнесла она.
Этот голос с лёгкой, еле уловимой хрипотцой будто пронзил насквозь. Шаламов оцепенел. Горло тотчас перехватил острый спазм так, что, кажется, в глазах потемнело. Он оторвался от меню, посмотрел на девушку. И задохнулся… Это она, господи… Она! Сердце сжалось в тугой болезненный узел, перестало биться на бесконечно долгий миг, а потом неистово замолотило, словно ошалев.
— Овощное ассорти, — продолжала она выставлять тарелки с закусками, — говяжий язык с кедровыми орешками под брусничным сорбен…
Она, ничего не ведая, подняла глаза и напоролась на его взгляд. Лицо её на мгновение исказилось, губы дёрнулись и застыли точно в безмолвном восклицании.
Шаламов, не отрывая глаз, судорожно сглотнул, пытаясь наконец вдохнуть.
— Эш… — еле слышно выдохнула она.
У него же все слова застряли в горле.
Потом блондинистый официант подтолкнул Эм, даже, кажется, несколько раз — Шаламов лишь краем глаза его уловил, потому что видел лишь её. Эм, вздрогнув, извинилась и поспешно ушла.
— Эдик… Эдик, — как сквозь толщу воды доносился до него голос Вероники. — Эдик. — Она трясла его за локоть, постепенно возвращая к реальности. — Что с тобой?
Но он не мог вымолвить ни слова, лишь ошарашенно смотрел на дверь, за которой только что скрылась Эм. Тиски, сжавшие горло, никак не отпускали. Каждый вдох давался с большим трудом и болью. Он снова нервно сглотнул, потянулся за водой и заметил, как дрожит рука. Ощущение было такое, словно сквозь него прошёл разряд тока миллиампер этак в сто.
— Эдик, кто это?
Шаламов не отвечал, в два глотка осушив стакан, он снова потянулся за графином.
— Позвольте, — опередил его услужливый официант и наполнил стакан водой.
Отец кашлянул, переглянулся с матерью. На обоих лица не было. Друзья Гайдамака с неприязненным удивлением уставились на Шаламова.
— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь произошло? — хмуро спросил Гайдамак.
— Это… это Эмилия, да? Так, кажется, её зовут? — отец повернулся к матери. Она сначала потрясла головой, потом наоборот закивала. — Соседка наша бывшая и дочь директора школы, в которой одно время учился Эдька.
— Мы просто слышали, — оправилась от потрясения мать и тоже решила немного прояснить ситуацию, раз уж сын вдруг онемел, — что их семья переехала в Германию. Вот мы и удивились. Очень.
— Да уж, — крякнул отец. — Не понимаю, что она здесь делает.
— Ну, разные могут быть ситуации, — легко, даже почти весело сказала Вероника. — Вот у нас знакомые тоже переехали в Германию сразу, как перестройка началась. Писали, что шикарно устроились. Деньги лопатой гребут. А оказалось, они там вообще самую чёрную работу выполняли. Потом и вовсе вернулись домой, не солоно хлебавши. Да, папа? Я о Кулевичах.
