покашливала. Глаза ее, тоже казавшиеся непомерно большими за толстыми стеклами очков, были пусты и недоуменны. Букварев склонил голову и почесывал пальцами лоб. Губин быстрыми шагами прошелся вдоль дороги взад и вперед, но никакого решения не принял, хотя и было видно, что он бодрится и не теряет надежды на успех затеянной экспедиции.
— За мной! — вдруг негромко вскрикнул Букварев, отступил к середине дороги и с разбегу перепрыгнул кювет.
— Ха-ха! — весело осклабился Губин. — А девочки-то как переправятся?
— Переноси на руках! — распорядился Букварев.
— Лови рюкзак! — зажегся идеей Губин и швырнул его другу.
— Ой, как интересно! — взвизгнула девчонка.
— Прошу, Аркадьевна! — Губин повернулся к Арке спиной.
Арка молча обхватила его шею. Губин, посмеиваясь, шагнул в кювет и поставил Арку на ноги уже на другой стороне. В этот же момент Букварев перемахнул на дорогу и подхватил на руки девчонку, глаза у которой снова отчаянно вспыхнули.
— Водная преграда форсирована без потерь! — победно вскрикнул Губин. Переправа оживила всех четверых.
— А теперь цепочкой за мной. Замыкает колонну Георгий. Если все будете послушны, через десять минут мы достигнем прекрасного уголка, — распорядился Букварев, затянул на плаще пояс и решительно зашагал по лесной колее. Он еще из машины приметил, что в полукилометре от шоссе высятся синие сосновые увалы. Там почва должна быть песчаной, место, наверное, сухое и красивое. Глядя туда, он вспомнил полюбившиеся ему Мокрецовские сопки, где проходил преддипломную практику.
…Идти было скользко, за мокрые кусты цепляться было неприятно, но все шли весело. Букварев, сам того не замечая, напевал какой-то бодрый марш, девчонка посмеивалась и ахала, сзади подавал смешные реплики Губин. Одна Арка шла с самым серьезным видом, будто выполняла служебные обязанности.
Вскоре дорога стала просторнее, исчезли лужи, под ногами захрустел песок, поросший редкой жестковатой травой. Перед путниками открылся широкий подъем с редкими бронзовоствольными соснами и стайками юного подроста. Земля была усыпана сухими шишками, ломкими веточками и кусочками коры. Здесь не осталось никаких следов дождя.
Безмолвные кроны сосен простреливались лучами невысокого солнца, поражала удивительная тишина; чистейший воздух, густо сдобренный ароматом смолы и хвои, был несказанно приятен.
Никому не хотелось говорить. Все остановились и зачарованно разглядывали красавец бор. Казалось, что каждая сосна на мгновение замерла в самой величественной позе и гордо, со снисходительной и доброй улыбкой разглядывала пришельцев. А снизу им улыбались и протягивали ветви с длинными иголками пушистые деревца подроста. Победными пиками вздымался ввысь верес-можжевельник. Непорочной белизной поражали островки жесткого мха.
— Ну, что я вам говорил! — тихо сказал Букварев, оглядываясь на спутников. — Пройдемте чуть подальше — еще лучше должны быть места.
— А ты кое-что понимаешь, старик, — искренне сказал Губин, и все двинулись дальше.
Минут через пять, поднимаясь по отлогому склону увала, они остановились перед мшистой впадиной, окаймленной молодым сосняком. Укромнее места нельзя было и вообразить. К тому же в самой середине впадины красовалось целое семейство алых, в белую крапинку мухоморов.
— Какая прелесть! — тихо ахнула девчонка, прижав ладони к груди. — Как жаль, что нет фотоаппарата!
Она даже запрыгала от восторга, приглашая спутников понять ее. Все заулыбались, глядя на нее, а Губин решительно сказал:
— Все! Лучше места не найти. Здесь первый привал. Давайте знакомиться.
Он первым сбежал по склону ложбинки вниз и расставил руки, приготовившись ловить дам. Но дамы спускались осторожно, бочком. Букварев тоже сошел спокойно. Все остановились, осмотрелись и почувствовали, что изрядно устали.
— Меня зовут Надя, — счастливым голосом, нараспев произнесла девчонка и подала Буквареву мягкую ладошку. И опять Букварев чуть не зажмурился под ее взглядом.
— Василий, — промямлил он, не зная, как лучше отрекомендовать себя.
— Василий Иванович, начальник отдела, — снисходительно подсказал Губин. — Не стесняйся, старик, своих титулов. Женщины любят начальников.
Букварев взглянул в лицо Нади и понял, что она почувствовала бестактность Губина и не одобряет его. Букварев легко вздохнул и отправился за дровишками для костра.
Пока Губин раздувал огонь, Арка, будто давно знакомая всем старая хозяйка, деловито раскладывала на газеты закуску, а Букварев все подносил и подносил сухие сосновые сучья и натаскал их столько, что костер мог бы гореть дня три. И с каждой новой охапкой он имел возможность взглянуть не только на кучу хвороста и костер, но и на Надю. И каждый раз отмечал едва заметную, но радостную перемену в ее лице, словно она поджидала его и хотела, чтобы он был рядом.
«С чего бы это? — удивлялся Букварев. — Спросить что ли, о чем-нибудь хочет? Или это обычное почтение начинающей самостоятельную жизнь девчонки к многоопытному технократу и начальнику? Или она боится дерзостей и пошлостей Губина? В любом случае я могу ей помочь…»
Внимание девчонки льстило ему. Он невольно думал о ней, и ему хотелось оттянуть момент, когда из губинского рюкзака придется извлекать бутылки. А извлекать их пришлось ему.
— Все, старик. Давай, начальник, командуй, — потирая руки, нетерпеливо настаивал Губин. — Душа просит. Дамы ждут.
С детства коновод и заводила Губин посмеивался над обычной нерешительностью Букварева. Но Губин знал и другое: если Букварев придет в настроение, как говорят, «заведется», то сделает все гораздо проворнее и лучше его. Вот хоть и сегодня. Ловко же вывел Василий Иванович всех на такое место. То куксился всю дорогу, то прыжки начал совершать через водные препятствия. Заметив, что друг настроен подходяще, Губин всегда уступал ему руководящую роль и, наблюдая за ним, поощрял, похваливал. Вот и сейчас Букварев лихо сковырнул жестяную закупорку с первой бутылки, хотя и вздохнул вначале.
…Арка и Губин в два голоса долго уговаривали Надю. Она увертывалась, прятала от стакана с водкой руки, морщилась, пищала и пригубила чуточку лишь после того, как упрашивать ее стал и Букварев. Глотнув, она замерла, прикрыв рот ладошкой и опустив глаза. Букварев даже обрадовался, когда Арка долила в тот же стакан и подала его ему.
Губин придумывал тосты за нечаянную и, конечно, не последнюю встречу, за дружбу между мужчинами и женщинами и еще за
